Андрей Ефремов - Кавказ в воде
Над телом, видно, поработали и мелкие грызуны, следов крупных хищников не было — вероятно их отпугивал запах рассыпанных рядом автоматных гильз. С противным жужжанием роились мухи, приторно-сладковато пахло смертью. Из-за реки, с той стороны, куда ушли милиционеры, судя по звуку километрах в двух от берега, с гор, донеслись звуки скоротечного боя: автоматные очереди, и раза два-три ухнули гранаты — значит, можно надеяться, здесь пока всё будет спокойно.
Капитан с замкомвзвода закончили прикрывать неизвестного ветками, прибежал Коломейко:
— Товарищ капитан, нашли! — солдат подал командиру найденный документ, — там ещё шприцы валяются!
Командир принял офицерскую книжку:
— Кирилл Алексеевич Денисов… Красноярск… звание — капитан… — положил документ в карман, отцепил фляжку и, выливая воду на землю, произнёс, — мы вернёмся за тобой, Кирилл…
* * *Вечером, после ужина, Филиппов, сидя на своей кровати, в который уже раз внимательно перечитывал строчки письма матери:
«Здравствуй, Юрочка! Ты, наверное, забыл, что у твоего братишки сегодня день рождения, а у меня позавчера было? Вчера купила игрушки, вручила Егорке досрочно, это вроде как сама себя поздравила. Доволе-ен! После работы накупила фруктов, соки, торт, посидели втроём: я, Егорка и Катя. Поздравили меня и Егорку. Катя сейчас в третий класс переходит, учится хорошо. Говорит что Егорку в армию «работать» не отпустит, смешная такая. В мыслях ты был с нами в этот день, говорили о тебе, вспоминали. Дурачилась, их развлекала. Настряпала много вкусненького, а то совсем дошли у меня: сильно похудели. Очень скучают по тебе. Егорка каждый день говорит себе: «Сколо блательник плиедет!».
Я как всегда пишу на работе, дома только сплю. Дачу совсем забросили, тебя же нету. Дома всё в порядке, чистота. Собачка наша растёт. Катя аж целует его: любит сильно. Приедешь, прививку надо будет собаке поставить.
А Егорка артист, когда бежит на кухню, он же всегда без трусиков, двадцать первый пальчик трясётся, а собачка за ним бегает и всё норовит куснуть. Егорка шмыг на табуретку, пальчиком грозит и кричит: низзя, низзя, фу! А щенок — гав-гав! Почему-то на Егорку только и лает, а так он молчун.
Недавно сидим на кухне с Катей, разговариваем, Егорка телевизор смотрит. Вдруг грозно поворачивается к Катюшке и кричит: заткнись! Катюшка: ой-ой-ой, не даёт телевизор смотреть! А Егорка: заткнись, казал! Во даёт, да? Так вот они и живут дружно, ладно.
Ну, пока, сынок. Очень скучаем по тебе! Сил нету, истосковались, дни считаем. Почему не пишешь? Как там у вас в Уссурийске? Говорят у вас прохладно, дожди идут. Ты одевайся потеплей, береги себя. Твоя мама».
Надо бы ответ написать. А то, в самом-то деле, давненько не писал.
«Здравствуй, моя дорогая мама! Извини что вовремя не поздравил тебя с Днём Рождения. Мама я тебя поздравляю с Днём Рождения Егорку и тебя! Самое главное желаю тебе крепкого здоровья щастья радости в личной жизни. Мама я тебя Люблю очень сильно! Хочу поцеловать тебя и твои добрые руки и каждый твой пальчик! Мама у меня всё отлично не беспокойся за меня. Мама мне писать даже нечего. Несмотря что я непишу вы сами мне пишите времени даже нету писать. Недавно пришли с полевого выхода. Мама я соскучился по твоим пирожкам, по систрёнке с братишкой. Выросли изменилися приеду не узнаю. Соскучился по Городу говорят изменился очень Город. А в Уссурийске всё нормально, ты не беспокойся. Командиры меня уважают, уже старшего сержанта присвоили и молодых солдат уму-разуму учу», — больше, уже минут двадцать, ничего толкового на ум не шло. Как много хочется сказать, но подходящих слов нет
Ладно, — Филиппов порылся в вещмешке, выудил блокнот с солдатским фольклором, раскрыл на нужной странице, продолжил выводить непослушными пальцами неказистые, но душевные, идущие от самого сердца неизвестного армейского дарования, строки:
«Дорогая милая Мама
Я пишу эти строки тебе
С Днём Рождения милая мама
От души поздравляю тебя.
Я желаю тебе в этот праздник
И во всей долгой жизни твоей
Будь здоровой, счастливой, красивой
Никогда никогда не болей
За меня будь спокойна ты тоже
Со мною всё хорошо,
Отслужу эти полгода
(над этой строчкой Филиппов крепко задумался: что-то долго — полгода то, — но решил — и так сойдёт),
И приеду скоро домой.
Не грусти моя мама не надо
Но прости есть солдатский закон.
И прости если где-то, когда-то
Я тебе как-нибудь нагрубил
У меня теперь сердце солдата
Но я ласку твою не забыл».
У солдата в жизни есть четыре основных радости — поспать, поесть, дембельский альбом и блокнот. Блокнот оформляется обстоятельно, красиво: на титульном листе сам хозяин или кто-то из «молодых» художников обязательно красочно нарисует войсковую эмблему и желательно с орлом. При желании рядом можно расположить обнажённую красотку. Девицы обычно присутствуют на большинстве страниц: некоторые из них бывают вооружены мечами или автоматами и в самых разнообразных позах; также присутствуют живописные пейзажи, изображения техники, вооружения, (на некоторых видах техники опять же присутствуют красотки). Снова эмблемы (бывают с красотками на огромных орлах и даже в строгих камуфляжных трусиках), стихи, как местных ротных авторов, так и неизвестных, тексты военных патриотических песен, лозунги и афоризмы. И, конечно же, адреса: домашние, подружек личных и по переписке — если есть, друзей, сослуживцев, и многое другое.
Перелистав и аккуратно уложив блокнот обратно, в вещмешок, Филиппов дописал: «Мама я сильно скучаю по всем вам. Вышли газеты», — поставил точку, стал думать дальше. Кто-то присел напротив — на соседнюю койку.
— Филиппов! — сержант попытался вскочить, это подошёл его взводный — Соловьёв — ох, и вредный мужик! — сиди, сиди, Филиппов. Письмо пишешь, — приятно улыбнулся, сквозь бороду блеснул золотой зуб, — шишку чешешь?
— Пишу, товарищ старший лейтенант.
— О чём пишешь, — проявил взводный простое человеческое участие, — про погоду?
— Да, муть всякую.
Зам был армянином по национальности, но почему-то, по слухам, при регистрации брака взял фамилию жены, наверное, комплексовал — другого объяснения этому явлению у солдатской братвы не было. Солдаты за глаза дали ему погремушку — Соловей. Соловей был ярым уставником, очень мстительным и любителем похвастаться. Сегодня лейтенант был слегка поддатым, и оттого несколько подобревшим. Ротного в палатке не было, а Соловью с кем-то лясы поточить надо: скучно.
— Правду говорят, что вы труп на ручье нашли? А то я командира то, ещё не видел.
— Так точно, товарищ старший лейтенант.
— И эту воду пили?
— Пили, — Филиппов непроизвольно скривился, но нашёл в себе силы подавить рвотный рефлекс. Изобразив лицо мученика, в надежде хоть на какое-то время откосить от службы, спросил, — что теперь будет? Может в госпиталь обратиться к врачам, анализы, то-сё?
— Да ни хрена вам не будет, человек — что крыса — всё переработает, не волнуйся. — Старлея понесло, по всему видно — мрачные мысли овладели им уже довольно давно, и засели в глубинах сознания крепко, — даже гены у человека и крысы на девяносто процентов схожи, а скелет — так вообще — один к одному: столько же косточек, разве что череп да ступни разные. Сам знаешь, крыса — она живучая. Так что ни хрена вам не будет.
— Поживём, увидим, — с надеждой в голосе произнес сержант.
— И вообще, мы же всё-таки спецназ, в условиях выживаемости должны с крыс пример брать и их же употреблять в пищу. Вот скажи мне, Филиппов, ты — разведчик?
— Разведчик, товарищ старший лейтенант.
— Да какой же ты разведчик?.. — Соловей привалился к спинке кровати, — вот я, например, к чехам пойду, так они меня за своего примут, я с ними и поговорить могу, выяснить что-нибудь ценное.
— Так точно, товарищ старший лейтенант, вы и к нам в Якутию пойдёте — там тоже из-за бороды боевиком сочтут, только ничего не выясните. А меня и тута за ногайца принимают! — парень не хотел обижать офицера, просто не подумав, ляпнул первое, что на ум пришло.
Но взводный не на шутку разобиделся, встал, вскочил и Филиппов.
— Силён ты байки травить… боевиком сочтут…
— Извините, товарищ старший лейтенант!
— Ты у меня, Филиппов, 31-го декабря на дембель уйдёшь!
Дембельнулся Филиппов одним из первых, буквально через три месяца — в начале октября.
Байка
«Раз споткнулся — споткнешься семь раз».
Чеченская пословица.Полевая мышь[24], обнаружив в мусорной яме кусочек чёрствого хлеба, бежала домой, в свою норку, где её с нетерпением ждали маленькие, недавно произведённые на свет, мышата. Не забывая время от времени посматривать на хмурое недоброжелательное небо, откуда в любой момент могла спикировать смерть в виде орла или какой-нибудь другой большой птицы, как капелька ртути катилась она по известной только ей дорожке. Причём не забывала по пути придерживаться скоплений больших камней: под ними и между ними в случае внезапной опасности можно найти надёжное прибежище.
