Олег Рябов - Четыре с лишним года. Военный дневник
В общем, так воевать можно, только нас очень мало: все поехали на последний штурм Германии. А мы кочуем вдоль фронта, только переезжаем не как в Латвии – налегке, а как цыгане: с собой кур, поросят возим. Когда вопрос решился, что мы остаёмся в обороне, Степанец (нач. базы) сказал Иванову (радиомастер): «Иванов, пойдем кур запасём себе на период обороны». Взяли мешок и пошли по курятникам (жителей в поселке нет), которые имеются при каждом доме. В первую очередь они стащили всех кур у ординарца комбата, а утром ему сочувствовали и сожалели, как же он теперь будет командира яйцами кормить. Утром они привели меня в наш курятник, а там штук 60 кур и 5 петухов. Повозочный Король кур наших кормит, яйца собирает, к обеду жарит, а когда надо, то приезжает, ловит их, кладет в мешки и в фургон немецкий с тормозами.
Мы уже 1500 лошадей отправили на родину и много хлеба. Теперь, кажется, вы кормите армию только в нашей «родной» Курляндии. Как хорошо, что мы оттуда уехали; правда, люди там остались целы, а нас хватило здесь только на 15 дней, но мы ещё мечтаем встретиться с союзниками и поменяться хотя бы часами.
2.05.45
Война постепенно заканчивается!
Наши к немцам в окопы ходят, уговаривают к нам идти, побеседуют друг с другом и расходятся. Вчера иду по улице, вижу два фургона – это фрицы к нам приехали насовсем, рады, смеются, я тоже им улыбаюсь. Сегодня они ходят по улице, беседуют с нашими солдатами – настоящий праздник.
Уже несколько дней нет стрельбы, тишина и покой. Только слева слышна далёкая канонада, это наступают войска 2-го Украинского фронта, и над головами проходят десятки пикирующих бомбардировщиков, но нас это уже не касается.
14.05.45
Всё! Конец 2-й части!
С 9 по 12 мая мы наступали, преследуя некапитулировавшие части фельдмаршала Шернера, но догнать их мы не смогли. 9 мая мы вошли в Чехословакию. О, если бы вы могли видеть, как Чехословакия встретила победителей. Это были цветы, цветы и улыбки. Мы проходили городами, посёлками, и тысячные толпы рукоплескали нам, засыпали нас цветами. Маленькие дети беспрерывно несли их и дарили каждому солдату.
Мы вспоминали Латвию и те взгляды, которые дарили нам латыши. Здесь совсем не то, совершенно ничего похожего, по-моему, за всю войну только здесь, далеко от Родины, так замечательно проходят дни. Мы за три дня прошагали около 150 километров, и я точно не знаю, где находимся: по-моему, в каких-то Силезских горах.
Небольшой немецкий посёлок, отцветают яблони, груши, земля побелела от цвета, шумят горные речки с холодной как лёд водой, а кругом возвышаются зелёные горы. Пытаюсь разговаривать по-немецки: настоящее время освоил, а прошедшее и будущее еще нет. Девушка одна, дочь нашей хозяйки, Эдит, меня обучает: сидим на крылечке и беседуем, а к вечеру голова пухнет от разговоров.
Вчера было воскресенье, и я уже с другой знакомой девушкой (зовут ее Анлиз) поехал кататься на велосипедах. Едем, смеёмся, я вопросы задаю, она отвечает, а дорога вниз идёт (кругом горы), так с ветерком километров шесть и пролетели. Она говорит: «Наиз», и когда обратно поехали, я и осрамился: она, девушка, маленькая, тоненькая, жмёт на педали, колёса крутятся и пёстренькое платьице все дальше и дальше от меня, я жму на педали – колеса не крутятся. Жара, ноги отваливаются. Слез с велосипеда, да и вёз его почти всю дорогу: чтоб на велосипед ещё в этих горах сесть – никогда! Вот на машинах здесь ещё ездить можно: пищит, трещит, а всё-таки в гору влезает.
Недавно был в немецком городе, нетронутом войной и русскими солдатами. Хорошо, сколько зелени, сколько цветов, и на публику поглядеть приятно – какие костюмы. Даже в посёлке, очень маленьком, где мы живём, ежедневно метут улицы, и каждый вечер их поливают.
Я приеду домой, и всё будет не так; но здесь всё чужое, и в душу заползает тоска. Пора домой! Однако войну мы кончали последними и, вероятно, последними поедем домой. Те, кто остался в Курляндии, наверное, уже уехали на родину.
19.07.45
Таська, во имя Родины я объезжаю Европу.
Чехословакия завалена абрикосами. Столица Словакии – Братислава заплёвана косточками. Абрикосы продают на рынках, в магазинах, на улицах. А мне хочется на Волгу, пусть без абрикосов и без персиков.
Я осмотрел столицу Моравии – Брно, где купался в одном из красивейших бассейнов Чехословакии. Потом загорал на солнышке на берегу голубого Дуная, где лежал и смотрел на красивую Вену и на взорванные мосты и понял, что лучше, чем на Оке, пляжей, кажется, в Европе нет.
Я любовался красивыми памятниками и дворцами. Вена цела, но если присмотреться, то многие здания стоят без стекол и в трещинах, как после землетрясения. Знаменитый собор Святого Стефана, былое украшение Вены, стоит с выбитыми стеклами, весь покрыт пылью окрестных разбитых кварталов, и когда смотришь на него, то в душе всё замирает от прелести, былой прелести. Знаменитая Опера зияет пустыми впадинами окон, внутри всё выгорело.
А какие висели мосты над Дунаем: четыре лежат в воде, один цел, он похож на Крымский мост в Москве, правда, в несколько раз больше. Но хороша только Вена, а об Австрии рассказывать больно-то нечего. Это не «маленькая красивая Латвия» (так ее называли латыши), похожая на Германию.
Относительно людей – не поймёшь, самые разнотипные: и тонкие немки, и здоровенные чешки, и австрийки всех мастей и пород. А вот русскую женщину во всей Европе узнаешь сразу по ее бюсту. Как много ещё наших девушек мыкается здесь, по городам и посёлкам.
Сейчас живу в курортном городке Баден: красиво, всё красиво, но я всё бы отдал, чтоб прекратить осмотр Европы. С каким бы удовольствием я уехал бы в грязные, захудалые родные города. Не дай Бог, во имя Родины осматривать еще Болгарию.
5.08.45
На протяжении четырех лет Миколка в каждом письме задавал вопрос: «Когда же конец?» И вот теперь мы произносим ту же фразу: «Когда же конец?»
Глупо писать, что на войне было лучше, но ведь то была война. Четыре года живя в лесу, я был свободен. А вот в условиях города жить в казарме, не имея местных знакомых, – ужасно.
Сегодня воскресенье, выходной, но куда пойдёшь? В город? Что там делать, не зная языка? Я часто бываю в Вене, изъездил ее и на машинах, и на метро, и на трамваях, но это все по делам, а гулять туда ехать уже не хочется, там усугубляется чувство подавленности. Сейчас лето, город полон народа, все красиво одеты, а ты даже поговорить ни с кем не можешь: смотришь, как дурак, и все. А смотреть ох как надоело.
Я всегда вам писал о людях и об их жизни. Из Австрии я еще, кажется, об этом ничего не писал. Недавно на Южном вокзале Вены стою на площадке вагона (возвращался в Баден) и разглядываю публику: вдоль поезда идет замечательно одетая девушка, по фигурке вижу, что русская (я не шучу, таких в Германии и Австрии нет). Точно, подходит и говорит: «Разрешите». Я сказал ей, что заранее понял, что она русская, и объяснил, почему. Часа полтора не было паровоза, полтора часа мы с ней ходили по перрону и болтали. Она, конечно, военная, они все здесь разоделись в трофеи, вид подходящий стал. Но я хочу сказать другое: вот она, грамотная, даже очень, рассказала мне, почему здесь жарко, почему в Чехословакии холоднее, какие горы кругом, какие хребты, где проходят и много чего другого.
А потом, когда ехал в поезде и стоял у окна, глядя на страшные разрушения, которые произвели американские бомбёжки, ко мне подошла скромно одетая девушка (в этом отношении вы вне сравнений, я до конца жизни буду помнить зиму 45-го года и Марину Алексееву в заплатанных валенках), мы разговорились: она чешка, окончила 10-летнюю среднюю школу, жила всегда в Австрии, хотела учиться в университете – помешала война, пришлось работать. Сейчас хочет уехать в Прагу, где есть дядя. Она считает, что здесь люди жить нормально уже никогда не будут. Разговаривали по-немецки; говорить трудно, но мы говорили. И вот параллель: в этой чешке было что-то женственное, мягкое, даже немецкий язык, наполовину мне непонятный, было приятно слушать. А в той русской чего-то женского уже нет!
Помните, Симонов в пьесе «Так и будет» устами полковника сказал, что хорош тот человек, который не видел войны. Это он ответил девушке, которая жалела, что не видела войны.
Писать перестал всем. Написал Орловой, думал увидеться с ней здесь, но ответа нет.
19.08.45
«Война» продолжается!
Едим австрийский виноград. Здесь всё засажено виноградом, это хлеб австрийцев. Виноградники тянутся на десятки километров вдоль всех шоссе. А каких только нет сортов: и белый, и жёлтый, и чёрный, и фиолетовый, в Крыму таких нет. Но знаете: ни виноград, ни абрикосы, ни персики удовольствия не дают; наслаждаться ими приятно только в соответствующей обстановке, при полной свободе. Когда-то на яхтах, в походах, мы с удовольствием ели зелёные кислые яблочки.
Люди едут домой в отпуска, но лично меня это не интересует: единственная мысль – совсем домой. Выходит, к фрицевским огурчикам я опоздал, ну засолите – всё равно приеду. Скоро осень, а ведь я весной всё побросал: и шинель, и плащ-палатку, в общем, к отъезду подготовился полностью. Когда в резерве нас возили по городам Германии, у меня был только небольшой чемоданчик, костюм гражданский и тот домой отослал, а друзья здесь в выходные дни в гражданском ходят. Все мои ценности – это бинокль, двое часов да куча открыток.
