Олег Татарченков - Высоко над уровнем моря
Наш взводный, качнувшись к самому лицу Булгакова, что-то сказал ему. В ответ мы услышали:
— Не п…ди! У тебя самый полный взвод! Не криви морду: через час сменю!
Наш старшой, слушавший Булгакова выпрямившись насколько это позволял низкий свод пещеры, повел плечами, словно в ознобе. Присел, перевязал шнурок на «берце» и только после этого повернулся к нам:
— Взвод… На выход, взвод! На выход, кому сказал!!! Живо!
— Ты на яйца шерстяные носки надел? — повернулся ко мне Грач.
— Из дома еще не прислали.
— Мне тоже. Значит, будем морозить.
— Могут еще отстрелить.
— Братан! — шутливо скривил физиономию Вовка, — Если отстрелят — зарежь дружеской рукой: я не переживу, да и моя Валька тоже.
— Она-то переживет. Немного лишь поплачет — ей ничего не значит.
— Поэт…твою мать…
— Не я — Лермонтов.
Черт его знает, почему мы острили. Наверное, чтобы поднять друг у друга боевой дух. Лезть наружу совсем не хотелось. Мы с завистью смотрели на второй взвод, остававшийся на месте. Его ребята прятали глаза. На их месте я бы тоже прятал. А внутри… Внутри все бы ликовалоб спасибо Тебе, Господи, не нас, пронесло!
…-Кончай п…ж! — прикрикнул на нас Орлов, сам явно не спешивший сунуться из холодной, но безопасной пещеры в снежную болтанку, напичканную к тому жу еще и свинцом, — На выход, кому сказал!
Мы тоже в свою очередь матюгнулись и двинулись к выходу. Взводный тормознул меня, Грачева и Костенко, державшегося все время рядом с нами, у самого порога:
— Протасов, Грачев, у вас пулемет один остался?
— Так точно. Второй, «духовский», на ваших же глазах, товарищ старший…
…-Это я так уточнить… — неожиданно тихим голосом сказал Орлов, — В общем так… Мужики, берите своих вторых номеров, гранатомет, пять выстрелов к нему и дуйте в боевое охранение. Надо, мужики, иначе — проморгаем…
«Мужики»… Мне вдруг стало так хреново, как не было уже давно. «Мужиками», ласково, по — свойски, Орлов называл своих солдат только тогда, когда им нужно было выполнить приказ любой ценой. А какая еще «любая цена» может быть для солдата — только его жизнь…
«Мужики»… Ко мне взводный так ни разу не обращался, по этой причине я еще и топтал матушку — планету. Троих ребят, которым он отдавал приказ с «мужиками», потом мы отправляли «грузом двести».
Я сжал зубы до скрежета, чтобы они не стали выбивать предательскую дробь, когда придется отвечать лейтенанту на какой — нибудь вопрос. Хотя, к черту, какой еще может быть вопрос, как не «Задача ясна?»
Опустил голову, чтобы взводный не прочел в глазах страх. Страх, который парализует волю и вытаскивает из глубин подсознания шкурный вопль: «А почему я?!!!»
— Мужики, Саломатин все покажет… Он здесь все окрестности уже излазил. Нужно сесть в боевое охранение на тропе напротив двуглавой скалы, в метрах пятнадцати — двадцати перед нашими позициями. По этой тропе наверняка пойдут основные силы противника. Снизу подъем крутой, поэтому большую часть пути до рубежа атаки они протопают цепочкой. Только в метрах тридцати перед вами скат становится более ровным, на нем и будут «духи» разворачиваться перед броском…
Мы слушали напряженно, стараясь запомнить каждое слово командира — от этого зависела наша жизнь и выполнение задачи. Впрочем, сейчас это было одно и то же: если мы их проморгаем, нас без особого шума вырежут, а роте — трандец.
— Перед нами наверняка превосходящие силы противника, — говорил нам Орлов, — поэтому рукопашной мы можем не выдержать. Тем более у них был более короткий переход, чем у нас и они меньше устали. Поэтому мы должны их валить на дистанции. Все! Задача ясна? Возьмите радиостанцию — Саломатин будет держать связь…
…-Саломатин! — обратился командир взвода к невысокому разведчику, сидящему на корточках у входа в пещеру. — Давай, покажешь все тут…
Тот нехотя выпрямился, повернул к лейтенанту свое скуластое, типичное среди сибиряков лицо. Нехотя кивнул головой — ему тоже не хотелось умирать.
В метрах двадцати ниже верхушки хребта, где собирался занять оборону наш взвод, мы обнаружили обложенные камнями стрелковые ячейки: так называемые «эспээсы» — стационарные пункты стрельбы. Судя по всему, сделаны они были давно и «духами».
От кого они собирались обороняться? С этого направления мы на хребет никогда не выходили. Значит, от своих «товарищей по джихаду»? В этой драке «духов» с «шурави» мог сломить ногу сам черт: моджахеды воевали не только с нами, но и между собой.
Группировка Ахмад Шаха Масуда, «Пандшерского льва» (Пандшер на дари означает ущелье «Пяти львов»), которую советские войска пытались разгромить в ходе нескольких серьезных операций, но так и не разгромили, состоят из этнических таджиков. Занявшие ущелье Пандшер, эти моджахеды давили на мозоль не только советским войскам и правительству официального Кабула, но и другим «духам» — хеккматияровцам.
Последние комплектовались из пуштунов, коренной народности Афганистана, относящейся к другой ветви ислама. Эти две группировки любили друг друга не больше, чем «Большого Северного Брата», а возможно и меньше. Поэтому им ничего не мешало в промежутках между нападениями на советские колонны и посты воевать друг с другом.
Пуштуны — национальное большинство, относятся к таджикам и узбекам, в большей части эмигрировавших в Афганистан в тридцатые годы из советской Средней Азии, как к неприятному, но неизбежному соседству: морщатся, но терпят, время от времени устраивая междуусобные стычки. Наши советники, разбирающиеся в этих азиатских тонкостях, не упускают такой возможности: пуштунов рекрутируют для диверсионных операций против ахмадшаховцев, а советские таджики воюют с хеккматияровцами. Вот такой интернационал, без знания которого здесь не выживешь, и который знать приходится даже простому солдату…
Я с Костенко, РПГ-7 и выстрелами к нему занимаем правый от тропы «эспээс». Грач со своим «вторым номером» устраивается на левом фланге.
Странно, никак не могу вспомнить, как зовут грачевского «второго номера». Наверное, никто в роте не сможет ответить на этот вопрос. Тихий и безотказный парнишка из-под Костромы всегда терялся на фоне могучей фигуры Грача, маячил за его спиной на вторых ролях, поэтому всегда и всюду его звали просто «Вторым номером».
Минуты через две, после того, как я со своим героическим хохлом обосновался в «эспээсе» (расстелили на снег «духовскую» курпачу, чтобы не отморозить свое мужское достоинство, разделили сектора наблюдения и стрельбы, разложили под руками гранаты), приполз Саломатин с радиостанцией.
Завязанный по самые глаза маскхалат, облепленный к тому же снегом, шерстяная маска на лице и торчащая за спиной армейская рация с кривой, покачивающейся над головой антенной, придавали разведчику сходство с инопланетянином.
— Место найдется? — сипло спросил он нас.
Ячейка была рассчитана на двоих, третий бы просто помешал бы в бою. Поэтому я отрицательно качаю головой, хотя отлично понимаю разведчика: сидеть одному в «эспээсе» среди круговерти бурана и ждать «духов», которые появиться в любую минуту перед самым носом — не очень приятное занятие. Если замерзнешь, вспомнят о тебе только после боя. Да и вспомнят ли…
Разведчик помолчал. Я ему сочувствовал изо всех сил, но чем мог помочь?!
— Ладно, — глухо пробормотал он наконец из-под завязанного под носом капюшона, — Тут в десяти шагах еще один «эспээс» есть. Туда поползу. Только сначала вот что… Нужно на тропе растяжки поставить. Иначе проморгаем «духов». Вырежут, к чертям…
— Ни проволоки, ни колышков нет, — заметил я, — На чем ставить будем?
Идея мне понравилась.
— Проволока у меня есть, — ответил Саломатин, имени которого я так и не узнал, — А вместо колышек можно шомпола использовать. Сколько у вас гранат?
— Две «Ф-1», три «РГД -5» и столько же «РГН».
— У меня одни «эргэошки» — сказал разведчик, — Восемь штук. Замотался таскать. На растяжки их, конечно, поставить можно, но возиться долго придется: противовесы нужны. Так что будем их в бою использовать — я поделюсь вами. А ставить на растяжки ваши «лимонки» и «эргэдэшки» будем. Лады?
— Лады.
Пока ставили растяжки, я даже перестал обращать внимание на пролетающие над головой время от времени «духовские» «эрэсы».
Что для нормального человека нетипично: характерный свист пролетающего реактивного снаряда, разрывающегося через доли секунд в метрах тридцати выше тебя, сильно давит на нервы и прибавляет седых волос на башке. Умом ты, конечно, понимаешь, что осколками тебя не заденет — находишься в мертвой зоне. Но мозги мозгами, а нервная система давать отбой все равно не желает: вдруг какой — нибудь «дух», стоящий у реактивной установки, собьет на своей «шайтан — трубе» прицел?
![Тамара Малышева - Будь моим одиночесвтом [СИ]](/uploads/posts/books/5239/5239.jpg)