Олег Ермаков - Арифметика войны
И майор начал стаскивать туфли под молчаливыми взглядами находящихся в комнате. Тут же он подумал, что неплохо бы заменить носки, новые у него есть в чемодане.
Интересная мысль! АКС с пристегнутым рожком прямо сверху, под парой рубашек… По тугой смуглой щеке майора заструился ручеек… И он пошел к дастархану. Черт знает, кто они такие! Может, какое-то народное ополчение. И этот Гур – местный царек, не враждебный новой власти.Попутчик. Так что еще рано устраивать рубку.
Кардымов неловко опустился на колено, потом перевалился на бедро, убрав подальше ступни. Ковер был пушист. Под локтем у Справедливого Гура алела подушечка, вышитая золотыми нитками. Он чувствовал себя комфортно в этой «турецкой» позе. А Кардымов – нет.
Справедливый Гур отщипнул изумрудно-янтарную виноградину и отправил ее в рот. Кардымов разглядел на его пальцах перстеньки с черными, зелеными и неопределенного цвета каменьями. И в каменноугольной бороде – беломраморные прожилки. Гур был, оказывается, постарше майора. Но глаза у него горели молодо, да, именно горели, и вокруг зрачков мерцала золотая окалина.
И по глазам Гура Кардымов понял, что поступил правильно, разувшись. Интуиция опера! Кардымов тоже оторвал виноградину и бросил ее в рот, раздавил языком. Вкусно.
– И-и-и что же мушавер собирается строить в нашем вилайяте? – спросил Справедливый.
Кардымов на его кличку не повелся. Знал он серийного убийцу Дедюлю, Ален-Делона, насильника с лицом, как будто вывернутым наизнанку, знал Синеглазку, отменную стерву, воровку, педофила Дачника.
– Дома, – ответил деловито Кардымов. – Вам надо менять лачуги на современное жилье. Но главное все-таки – это вопрос о земле.
– И о воде, – добавил Справедливый Гур, оборачиваясь к охраннику; тот снял со стены и подал ему кинжал с резной рукоятью. Гур передал его Кардымову и предложил резать дыню.
Кинжал был тяжел, остро наточен, с драгоценными каменьями. Значит, оружие не бутафорское, отметил майор. Только он коснулся острием желтого тугого бока дыни, как та сразу раскрылась, ударив в лицо необыкновенным ароматом. Кардымов потянул носом. По лезвию струился тягучий сок. Он поймал изучающий взгляд Справедливого Гура.
– Старинная штука, – сказал Кардымов, переключая внимание Гура со своей персоны на кинжал. Но тот продолжал глядеть на него, не отводя глаз. И майору почудилось, что он, этот неведомый Гур, уже многое о нем знает.
Гур кивнул.
– Им перерезали источник жизни еще инглизам. И персам. Да что говорить! Не удивлюсь, если это тот самый кинжал, которым подлый ассасин прервал драгоценную жизнь самого Шихаб-ад-дина!
Кардымов уставился на рукоять в каменьях, пытаясь сообразить, вспомнить, кто такие эти персонажи местной истории: Ассасин и Шихаб. Но, увы, имя самого древнего царя из местных, которое запомнил Кардымов, было Аманулла-хан, провозгласивший независимость Афгана от Англии, а было это уже в двадцатом веке, явно позже персов и Ассасина с Шихабом. Кардымов откусил от солнечного ломтя.
– Мм, таких я еще не пробовал.
– Ты думаешь, разделить землю здесь будет так же легко, как разрезать дыню? – спросил Справедливый Гур.
– Ну, я-то сюда прибыл не за этим, – ответил Кардымов. – Но насчет земли скажу, что делить ее вам по справедливости придется. Это залог спокойствия и процветания. Азбучные истины. Афганистан может в довольстве жить. Здесь можно снимать по два-три урожая в год в некоторых районах, ну, провинциях. И чью же землю с большей охотой будет обрабатывать крестьянин? Свою или, прошу прощения, бая? Прописные истины. Еще римлянин Сенека призывал соотечественников отказаться от эксплуатации рабов, – блеснул знаниями Кардымов.
Справедливый Гур кивнул, оглаживая каменноугольную бороду.
– А чью землю обрабатывает ваш дехканин? – спросил он и, отщипнув еще одну виноградину, отправил ее в рот.
– Общественную и личную, – охотно ответил Кардымов.
– Зачем же? – спросил Справедливый Гур.
– Чего? – не понял Кардымов.
– Зачем же вы сами не отдадите дехканину всю землю, как учил Сенека?
– Ну, общественная, колхозная и есть его земля. А о земле вообще-то учил Ленин, а не Сенека.
Справедливый Гур поднял антрацитовые сросшиеся брови над тонкой переносицей.
– Тогда зачем ему еще и личная земля?
Кардымов вздохнул.
– Это называется подсобный участок. То есть таким образом он сам себе может подсобить на нем. Прибавка к зарплате никогда не помешает!
– Значит, на общественной земле он трудится как раб Сенеки, – заключил Справедливый Гур.
Кардымов достал платок и вытер обильную испарину. К таким дискуссиям их не готовили под Ташкентом.
– Могу сказать, что наш крестьянин не бедствует. У каждого есть телевизор, холодильник, автомобиль или мотоцикл, – Кардымов даже не поперхнулся. А может, он в это мгновение был совершенно убежден, что всё так и есть там, в его далекой Ярославии. – И я прибыл сюда…
– Да, да, строить дома, делить воду, резать по-новому землю. Зачем стараться? Здесь все поделено. А в Книге сказано, кому и чем заниматься.
– У нас есть поговорка, – не стушевался Кардымов, – на бога надейся, а сам не плошай. Книги пишут люди. А они могут ошибаться.
– Благородный Коран был не писан, а ниспослан, – сказал Справедливый Гур.
Кардымов с тоской посмотрел на окно с ярким небом, цвета чайного сервиза в серванте Фильченко, перевел взгляд на афганца и, пожав крутыми плечами, признался, что еще не успел эту вещь прочитать.
– И-и-и зря, – сказал Справедливый Гур. – Ведь там все есть. И твоя судьба, мушавер, как на ладони. И судьбы твоих друзей. Стоило ли ехать в такую даль? У вас в Казани хороший Коран, в Самарканде есть.
На понт берет, мгновенно раскусил его Кардымов. Почувствовал слабое место, давит, думал он, хмурясь. Я даже Библию в глаза не видел, не то что Коран.
– Я же говорил, что я мушавер по строительной части, – скромно произнес он.
– А у нас даже последний мусорщик знает хотя бы Открывающую суру из благородной Книги, – сказал Справедливый Гур.
– Ну, у нас сейчас вера другая, – ответил Кардымов.
– Какая?
– Вера в человеческий разум, прогресс. В научно-техническую революцию.
Все тот же безусый малый в белых шароварах и белой рубашке внес на железном подносе два чайника, пиалушки, какие-то сласти в тарелках. Справедливый Гур взял чайничек и налил себе, приглашая глазами и гостя последовать его примеру.
– Да и так жарко, – пробормотал Кардымов, ерзая на затекшей ляжке. Ему бы хотелось определиться: кто есть кто. И вернуть «макарова». Если, конечно, это… не проверка.
Нет, от жары у него разыгрывается паранойя.
Гур огладил каменноугольную бороду, с любопытством взирая на Кардымова.
– Ты отказываешься от чая, мушавер?
– Ладно, пиалушку выпью, – согласился Кардымов, о чем-то смутно припоминая.
И он наполнил свою пиалу – кстати, цветом точь-в-точь как чашки из сервиза у Фильченко! – и осторожно взял тонкостенное хрупкое изделие грубыми пальцами, поросшими сверху волосками. Чай был горяч, но с каждым глотком Кардымов чувствовал облегчение.
– Вы, русские, тоже любите чай. Зачем же отказываться? – риторически спросил Справедливый Гур. – Мы с вами в чем-то схожи. Главное, вы, как и мы, не любите ничего делать по чужой воле. Не так ли?
Кардымов кивнул. Вдруг подумал о татарах почему-то. А потом о варягах… Нет, вопрос слишком сложный.
– Но я хочу заметить, что иногда со стороны можно получить толковый совет, – решил он все-таки высказаться, просчитав следующий ход Гура.
– Раньше вы, русские, строители и геологи, приезжали сюда без оружия, – проговорил Справедливый Гур. – И мы принимали ваши советы. А совет под дулом – это уже что-то другое. Как ты думаешь?
– Изменились обстоятельства, – быстро ответил Кардымов.
– И ты, мушавер, знаешь их лучше, чем я?
– Ну… – Кардымов собирался с мыслями, намереваясь прочесть небольшую лекцию, что-то вроде короткой политинформации. Но вовремя спохватился, вспомнив, что он – по строительной части. – У вас, – сказал он, – между прочим, есть такая поговорка: если в узорах ковра не видишь змею, позови соседа.
Справедливый Гур, прикрыв глаза, внимал мушаверу. Выслушав, он взглянул на Кардымова.
– Есть или нет? – спросил Кардымов.
Справедливый кивнул, приложив ладонь с четками к груди. Потом указал на небольшой коврик в простенке. Кардымов пригляделся. Оказывается, этот бежевый ковер был покрыт не узорами, а письменами. Арабскими, конечно! Как легко он угодил в ловушку.
– И-и-и что ты скажешь об этих узорах? – вежливо поинтересовался Гур.
Кардымов поставил пиалу на блюдечко.
– Что скажу? – переспросил он, внимательно рассматривая ковер, и кашлянул в тугой кулак. – Я уверен, что процентов семьдесят ваших соотечественников здесь тоже не поймут ничего. Но это не мешает им ткать ковры, на которых сидят грамотеи, выращивать хлеб, воевать и строить дороги.
