Георгий Красковский - На дорогах войны
По лицу Николая Федоровича пробегает тень. Он медлит с ответом, потом задумчиво произносит:
— Нет, доченька, не приедет. Он отдал свою жизнь за твое счастье, за весну на нашей земле.
…За весну на нашей земле! Вот уже двадцать лет шагает по нашей стране Весна Победы, за которую мы заплатили кровью наших доблестных солдат, потом и кровью всего народа. Никто и ничто не помешает тому, чтобы на нашей земле вечно была Весна Созидания, Весна Победы.
Н. Жуков
СНЕЖНЫЙ БАТАЛЬОН СРАЖАЕТСЯ
Дул холодный северный ветер. С неба, затянутого серыми тучами, словно сквозь сито, сеял мелкий дождь. Дороги развезло. Автомашина, на которой мы ехали к месту формирования, накрепко застряла возле реки Миасс. Впереди чернел деревянный мост, за ним сквозь туман виднелись дома. Надо было выручать машину. Выпрыгнув из кузова, мы бросились к берегу, где в изобилии росла гибкая лоза.
Едем дальше. Кто-то красивым сильным голосом затянул: «Распрягайте, хлопцы, коней». Все дружно подхватили знакомую песню. С ней не заметили, как и доехали. Только в глубине леса, когда взвизгнули тормоза нашей полуторки, мы подняли головы. Вокруг стеной стояли красавицы-березы. К нам подошел батальонный комиссар Соснин.
— Долго едем, товарищи. На фронте на бездорожье скидки не будет! — упрекнул он. А затем, обращаясь к нам, добавил:
— Помещение построите сами.
Мы вошли в небольшой домишко, одиноко стоявший поодаль. За крохотным столом сидели военные, на них было новенькое обмундирование и знаки различия. Они о чем-то оживленно беседовали.
— Прошу знакомиться с комиссарами! — произнес батальонный комиссар, указывая на нас. Ко мне подошел капитан, среднего роста, широкоплечий, со строгими чертами лица. Большие черные глаза его радостно блестели. Крепко сжав мою руку, он баском отрекомендовался:
— Назаров Евгений Михайлович. Работал инженером на Каслинском машиностроительном.
Коротко рассказал о себе и я. Так завязалось наше знакомство, перешедшее потом в крепкую дружбу, скрепленную кровью, сотнями километров пройденных вместе боевых дорог.
Начали мы строить помещения. Как-то я не выдержал, спросил комбрига: «Товарищ комбриг, неужели мы надолго задержимся здесь? Немцы ведь под Москвой!» Чувствовалось, что этот вопрос готовы были задать и другие командиры и комиссары.
— Прошу запомнить, товарищи, — ответил комбриг, — на лыжников-уральцев Родина возлагает особые задачи. Готовиться будем столько, сколько позволит время.
В полночь к нам прибыло первое пополнение. Две сотни солдат — и все в наш батальон. Мы с командиром объяснили вновь прибывшим, что надо сейчас же включаться в строительство жилья. На помощь пришли колхозники соседней сельхозартели. И работа закипела. Через несколько дней среди леса выросли землянки. В них и разместился наш 158-й лыжный батальон.
Началось комплектование подразделений батальона. Посреди одной из землянок — стол, покрытый кумачовой скатертью. Один за другим подходят к нему бойцы. Вот к столу придвинулся широкоплечий, с добродушным лицом мужчина:
— Боец Корнев, шофер по профессии. Мне бы боевую машину, а лыжи подо мной, факт, сломаются! — неуклюже переступая с ноги на ногу, проговорил он.
Мы с комбатом невольно улыбнулись:
— Найдем для вас прочные лыжи, — пообещал я.
Корнева сменил другой боец:
— Николай Красовский, комсомолец. Меня бы в разведчики! — попросил он.
— Вы из Копейска? — спросил его комбат.
— Шахтеры мы! — с гордостью ответил Красовский.
— Сагит Аргимбаев!
— Вы комсомолец? — поинтересовался я.
— Нет еще, не успел вступить, товарищ комиссар, — ответил он и добавил: — Скорее бы на фронт! — И он положил на стол измятый конверт.
— Что это? — удивленно спросил его комбат.
— Письмо из дому. Фашисты убили моего отца.
Комбат тепло взглянул на бойца и сказал:
— Хорошие люди идут в лыжный батальон. Будут бить врага беспощадно.
Как только выпал первый снег, весь личный состав батальона встал на лыжи. Незаметно пробежали дни учений и тренировок. И вот настал день, когда комбриг торжественно объявил стоявшим в четком строю лыжникам:
— Получен приказ отправить батальон на фронт!
— Ура! — разнеслось по лесу.
В полночь личный состав 158-го Уральского лыжного батальона дал Родине торжественную клятву — беспощадно уничтожать немецких оккупантов.
НЕЗАБЫВАЕМАЯ ВСТРЕЧАВ полночь, когда бойцы-лыжники крепко спали в вагонах, дежурный по штабу объявил:
— Москва!
Командиры сорвались с нар.
Перед нами плыли улицы столицы. На одном из перекрестков мы увидели разрушенный дом. Груды кирпича, дерева и железа, припорошенные снегом, громоздились в темноте. Первый зловещий след войны… Да, пожар войны бушевал совсем рядом.
Вскоре мы получили приказ выгружаться.
Чуть рассвело, меня и комбата вызвали в штаб. Преодолев сугробы снега, мы подошли к большому зданию, над дверью которого была вывеска: «Клуб строителей». Мы вошли в зрительный зал, который уже был заполнен командирами и комиссарами воинских частей. И вот в дверях показался генерал. Все встали. Генерал поднялся на сцену, предложил всем садиться, а сам подошел к висевшей на стене карте.
— Немцы под Москвой! — начал он. Затем подробно стал описывать обстановку на фронте, рассказал о конкретных задачах частей и соединений, командиры и комиссары которых находились в зале. И вдруг генерал умолк на полуслове. Через зал к сцене медленно шел худощавый человек в штатском, с бородкой клинышком. Мы сразу узнали Михаила Ивановича Калинина. Командиры встали.
— Товарищ Председатель Президиума Верховного Совета СССР! Командиры и комиссары находятся на разборе оперативной обстановки! — четко доложил генерал.
Михаил Иванович подал ему руку, отдал нам честь и сказал:
— Здравствуйте, товарищи!
Мы дружно ответили. Он попросил нас сесть. Сняв с головы каракулевую шапку, Калинин положил ее на край стола и, потрогав пальцами свою серебристую клинообразную бородку, заметил:
— Надеюсь, товарищ генерал уже ввел вас в курс дела?
Он прикрыл рот рукой и простудно кашлянул. Полковник, стоявший рядом, пододвинул Михаилу Ивановичу стул. Калинин поблагодарил его, но не сел. Мы с Назаровым, да и не только мы, с восхищением смотрели на него. Выглядел Калинин усталым. Но, несмотря на это, говорил убедительно, четко чеканил каждое слово:
— В сражении под Москвой на сибиряков и уральцев наша партия и правительство возлагают большие надежды! Вас вооружил народ боевым современным оружием. Бейте же безжалостно фашистских захватчиков, чтобы они не нашли обратно дорогу! Смерть немецким оккупантам!
— Смерть немецким оккупантам! — откликнулись командиры.
Из-за кулис адъютант генерала принес стакан крепко заваренного чая и подал его Михаилу Ивановичу. Он поблагодарил и тут же заметил:
— Холодно. Погода обещает быть еще суровей. Немцы плохо переносят холод. Зато для нас мороз — союзник.
Кто-то попросил разрешения задать вопрос. Михаил Иванович спустился в зал к товарищам. Завязалась непринужденная беседа. Калинин сам спрашивал командиров и комиссаров о боевой готовности частей, о настроении личного состава, все ли в порядке со снабжением продовольствием и обмундированием. Он садился рядом с командирами, брал их за плечи и дружески беседовал. В эти минуты он не выглядел усталым. Лицо его румянилось, глаза радостно блестели. Он то и дело удовлетворенно поглаживал свою бородку. Подошел Калинин и к нам. Мы с комбатом встали, выпрямились.
— Ну-ну, без официальностей! — усаживая нас рядом с собой, сказал Калинин.
— Вы уральские лыжники? А как думаете бить фашистов?
— Беспощадно! — ответили мы. Михаил Иванович улыбнулся, заглянул нам в глаза и снова спросил:
— А готовы ли вы к этому? Ведь они неплохо воюют.
— Мы их сильнее! — убежденно ответил я. Михаил Иванович ласково взглянул на меня и спросил:
— А скажите, лыжники все так же молоды и здоровы, как вы? — Потом он улыбнулся и сказал: — С такими молодцами мы победим любого врага!
А когда уходил от нас, с отцовской строгостью предупредил:
— Зря не рискуйте, берегите людей, думайте о них в любой обстановке!
Когда мы возвратились в батальон, бойцы окружили нас. Весть о том, что с нами беседовал Михаил Иванович Калинин, разнеслась с быстротой молнии. Солдаты и командиры знали, что он заботится о воинах, проверяет готовность к наступлению, по-отечески желает боевых успехов и удач.
В боях и походах в Подмосковье мы всегда помнили наказ Михаила Ивановича Калинина и беспощадно громили гитлеровских оккупантов.
