Лео Кесслер - Батальон «Вотан»
— Остановитесь, все остановитесь! — изо всех сил закричал фон Доденбург, но было слишком поздно. Еще одна мина взорвалась всего в десяти метрах от него. Он автоматически развернулся, и секунду спустя грязь и галька забарабанили по его каске, как проливной летний дождь. В гаснущем пламени взрыва он мельком увидел одного из роттенфюреров, сидящего на земле и нянчащего обрубок правой ноги. Инстинктивно он метнулся, чтобы помочь ему, но роттенфюрер закричал:
— Не подходите ко мне, господин офицер — эти штуки здесь повсюду!
Фон Доденбург встал как вкопанный. Что теперь делать? Из района расположения первого орудия форта в воздух начали взлетать красные сигнальные ракеты. Он услышал резкий приказ, произнесенный на непонятном языке. Тут же заработал пулемет. Затем послышалось рваное потрескивание винтовочного огня.
— О, боже! — закричал кто-то позади него и упал на землю. Но фон Доденбург по-прежнему стоял неподвижно.
В следующее мгновение Шульце принял решение за него.
— Ради Христа, давайте выбираться отсюда, оберштурмфюрер! — завопил он, перекрикивая все возрастающий шум ружейного огня.
— Куда нам, к дьяволу, идти?
— На вершину вон той орудийной башни! Это — единственный путь. Там мы окажемся в мертвой зоне.
— Но мины?
— Насрать на мины! — Шульце ухватил фон Доденбурга за руку. — Вперед!
Мясник застыл на месте, словно окаменев, пригибаясь под тяжестью огнемета. Шульце, не колеблясь, от всей души врезал ему под зад.
— И ты тоже! — завопил он. — Вали вперед или сдохни, так ты нам всегда орал на плацу! Вот теперь узнаешь, каково это!
При свете сигнальных ракет они побежали по минному полю, прямо под заградительным огнем. Они бежали, падали на землю, вставали и снова бежали. То и дело взрывались мины. Кто-то кричал в предсмертной агонии. Они перепрыгивали через очередного искалеченного или убитого и бежали дальше.
Наконец эсэсовцы ворвались в то, что оказалось системой траншей. Внезапно фон Доденбург оказался лицом к лицу с бельгийским солдатом. Он узнал шлем времен Первой мировой. У его отца был такой же в кабинете. Инстинктивно он выстрелил, хотя человек поднял руки, сдаваясь. Солдата отбросило назад, его живот был разворочен выстрелом, сделанным практически в упор. В следующий момент он опрокинулся и вытянулся во весь рост, его нога запуталась в колючей проволоке.
В то же самое мгновение Метцгер нажал на спусковой механизм огнемета. Из дула вылетел огромный язык пламени, и два вражеских солдата, возникшие в двадцати метрах от них, моментально превратились в живые факелы. Один сразу же упал на землю, страшно корчась. Другой продолжал бежать вперед, ослепший от огня, его вытянутые вперед руки ярко пылали. Внезапно он упал на землю, и его почерневшая голова осталась лежать в луже мерцающего огня. Шульце рванул вперед.
— Вперед, — задыхаясь, прокричал он. — Мы уже почти добрались!
Двое эсэсовцев пробежали мимо брошенного пулемета. Из щели высунулось широкое темнокожее лицо. Толстые губы пробормотали что-то на ломаном французском языке. Фон Доденбург мог только разобрать слово «пощада». Но в порыве кровавого бешенства[39], объявшего его, он не ощущал никакой жалости. Он выстрелил в конголезца, и черное лицо исчезло, разлетевшись кровавыми брызгами.
Путь вперед был перекрыт маленьким бункером. Сначала они решили, что он брошен, но внезапная очередь, которой был убит роттенфюрер прямо за спиной фон Доденбурга, доказал им, что это не так.
— Давай огня, и побыстрее! — зарычал Шульце и подтолкнул Мясника. — Вперед, ты, великий любовник!
Метцгер спотыкаясь, выскочил вперед и нажал на спуск. Раздался тихий свист. Пламя охватило бункер. Металлический купол вяло загорелся, но больше ничего не произошло.
— Давай снова! — завопил Шульце.
Метцгер вновь применил огнемет, и на сей раз все сработало как надо. Из бункера выбежало полдюжины бельгийцев, кашляя и слепо тыкаясь во все стороны. Они подняли руки вверх, сдаваясь. Кто-то скосил их одной очередью.
Теперь они находились внутри внешней линии обороны. Пальба уступила место отдельным винтовочным выстрелам и редким автоматным очередям. Они также прошли через новое минное поле, заплатив за это ужасную цену. Когда, миновав его, они замедлили бег и перешли на шаг, грудь у них тяжело вздымалась, пот ручьем лил по лицам. Фон Доденбург с трудом различал темные фигуры людей, идущих с обеих сторон от него; несмотря на темноту, он видел, что за последние пятнадцать минут потерял половину своих бойцов. Вялым жестом он указал, что им надо продолжать идти к темной громаде форта, высившейся на горизонте. Позади них, на минном поле, высокий истеричный голос продолжал кричать:
— Товарищи, ради бога, не оставляйте меня!
Голос становился все слабее и слабее — и наконец замолк совсем.
* * *Пятнадцать минут спустя они соединились с парашютистами. Момент получился совершенно недраматическим. Круглый шлем парашютиста показался из канавы рядом со стеной форта, и незнакомый голос хрипло произнес:
— Какого черта вас так долго не было?
Глава шестая
Горстка заросших щетиной, запачканных копотью десантников расположилась между разбившимся планером DFS-230, приземлившимся на вершине форта, и бельгийским бункером, который они сумели вывести из строя кумулятивными снарядами. Всякий раз, когда их собственная или бельгийская артиллерия стреляла в них, они прятались в бункере, но остальную часть времени предпочитали быть снаружи. Командовавший подразделением фельдфебель объяснил:
— Солдатам здесь не нравится. Если вы прислушаетесь, то сможете услышать, как внизу, в подземных галереях, ходят бельгийцы. Их там сотни. — Он пожал плечами. — Люди предпочитают находиться снаружи, даже при том, что бельгийцы уже дважды обстреливали нас из своих орудий.
Фон Доденбург кивнул.
— А как насчет того, чтобы попробовать войти в эти галереи? — спросил он.
— Невозможно, оберштурмфюрер. Кумулятивные снаряды кончились. Все, что у нас есть, — автоматы и винтовки.
— А гранаты? — проронил фон Доденбург. Он почувствовал, что командовавший парашютистами фельдфебель совершенно выдохся. Впрочем, эти парни уже осуществили один из самых удивительных подвигов в ходе нынешней войны, посадив планеры прямо на вершину самого мощного форта Европы и победив при этом врага, который многократно превосходил их по численности. Не стоило слишком критиковать их за нынешнюю нехватку инициативы.
— Мы использовали гранаты связками по три штуки, чтобы выбить врага из орудийной башни под нами, — сказал фельдфебель-парашютист. — Несколько бойцов быстро спускали такую связку вниз по стволу — и готово!
Фон Доденбург чуть высунулся из траншеи.
— Фельдфебель, пойдемте со мной в орудийную башню, откуда можно познакомиться с обстановкой. Я хочу, чтобы вы объяснили мне кое-что.
Припав к земле, они отползли к бункеру, у стен которого лежали измотанные люди фон Доденбурга. Шульце склонился к одному умирающему солдату. Пуля попала ему в низ живота. Он повернулся к ним, когда они вошли. Его когда-то румяное лицо было бледным и осунувшимся.
— Как он? — спросил фон Доденбург.
Шульце отрицательно покачал головой.
— Пуля попала ему в пах, господин офицер. Я и так удивляюсь, что он вообще до сих пор жив.
Молодой офицер принял новости без комментария. Время сострадания безвозвратно прошло. За последние несколько часов в штурмовом батальоне «Вотан» погибло слишком много людей. Теперь он уже почти не ощущал никаких эмоций. Все, о чем он мог думать, это как выполнить поставленную перед ними задачу, а затем рухнуть на кровать и заснуть. Спать, спать, спать — день и ночь.
— Сделай для него все, что можно, — сказал он Шульце и сделал жест, как будто снимает колпачок с иглы шприца.
Шульце кивнул. Он знал, что тот имеет в виду. Впрыснуть раненому мальчику дозу морфия, достаточную для того, чтобы тот безболезненно умер.
Фон Доденбург сел рядом с парашютистом поближе к свечке.
— Ладно, фельдфебель, давайте, введите меня в курс дела, если можете.
Медленно, с преувеличенной точностью переутомившегося человека, парашютист начал чертить грязным указательным пальцем на пыльном полу карту-схему той части форта, где они находились.
— Мы — вот здесь. Под нами есть галерея; если я правильно угадал, она расположена вот так, — он провел пальцем по полу. — В этой галерее расположены две огневые точки. Одну мы ликвидировали, как я вам и говорил, а вторая — башня — все еще действует.
— Вы имеете в виду тридцатую башню?
— Да, я полагаю, что это — именно тридцатая.
Фон Доденбург переваривал информацию, уставившись на собственную тень, колеблющуюся на стене в свете свечи. Чтобы усвоить ее, мозгу требовалось невероятно много времени. За его спиной тихо застонал умирающий солдат, которому Шульце вонзил иглу в руку. Мгновение спустя голова раненого соскользнула в сторону, его дыхание стало похожим на ворчание, как будто он захрапел. Шульце тяжело привалился к стене рядом с Мясником, его измученное лицо было черно от копоти.
