Лео Кесслер - Стальные когти
Лео Кесслер - Стальные когти краткое содержание
Лео Кесслер.
Стальные когти.
Роман
Когда приказ будет отдан, вы пойдете в наступление во главе самых крупных танковых армад, которые когда-либо существовали в истории войн, и выпустите дух из советской змеи, разодрав ее двумя стальными когтями.
Адольф Гитлер в беседе со своими генералами, май 1943 г.Часть I. ВЕЛИКИЙ ПЛАН
Вся Германия давно устала. Черт побери, мы же сражаемся с доброй половиной мира, в конце концов! Именно поэтому мы и должны проявлять твердость. Немецкий солдат должен стать таким твердым и жестким, чтобы с ним одним не смогли бы справиться сразу двое ами, томми или иванов[1]. А боец СС должен быть вдвойне более жестким, чем обычный немецкий солдат!
Штандартенфюрер Гейер, командир батальона СС «Вотан»[2], штурмбаннфюреру Куно фон Доденбургу, июнь 1943 г.Глава первая
Выскочив из Мазурского леса, кавалькада «мерседесов» свернула на шоссе, ведущее к Растенбургу. Оказавшись на трассе, водители прибавили газу. Резкие порывы весеннего ветра сгибали ветви старых буков, росших по обеим сторонам шоссе, и взбивали белые барашки пены на поверхности Мазурского озера.
Однако сидевшим в машинах высокопоставленным офицерам, одетым в полевую форму вермахта, серое однообразие которой чуть-чуть оживляли малиновые канты на их брюках, свидетельствующие о принадлежности этих военных к штабным работникам, было совсем не до весенних красот Восточной Пруссии. Положение на русском фронте было слишком тяжелым. Шестая немецкая армия оказалась разгромленной под Сталинградом, и четверть миллиона немецких солдат и офицеров попали в плен к русским. И теперь фюреру предстояло принять единственно правильное решение, что же делать дальше, и принять его очень быстро, иначе весь Восточный фронт мог рухнуть под тяжестью чудовищных ударов, которые наносила по нему Красная армия.
Ехавший первым автомобиль генерал-оберста Моделя остановился перед воротами номер один, которые вели в особую зону «Вольфшанце». Стоявшие на страже перед воротами эсэсовцы отдали Моделю честь. Но, даже несмотря на то, что в ставке Гитлера все отлично знали генерал-оберста в лицо, эсэсовцы все равно настояли на том, чтобы Модель предъявил свое служебное удостоверение. Пробормотав ругательство, тот со вздохом подал документ рослому унтерштурмфюреру, который был старшим в группе охраны, и уставился в пространство перед собой, где в лесу прятались здания ставки фюрера. Как же генерал Йодль однажды назвал это место? Ах, да — «наполовину монастырь, наполовину концлагерь»! Что ж, это название действительно было очень подходящим для гитлеровской ставки, укрытой в глубине восточно-прусских лесов.
Проверив удостоверение Моделя, рослый эсэсовец вернул его генерал-оберсту и сделал знак поднять полосатый красно-белый шлагбаум перед капотом «мерседеса». Машина въехала на территорию. Вслед за ним туда же проскочили и остальные «мерседесы». «Стоит лишь одной бомбе сейчас упасть здесь — и это будет означать конец всей немецкой армии», — мрачно подумал Модель. Ведь в кавалькаде автомобилей сейчас ехали все высшие военачальники германской армии — Манштейн, Гудериан, Гот… Их специально вызвали с Восточного фронта и направили сюда, чтобы они ознакомились с планом действий, который приготовил для них бывший баварский пехотный гефрайтер Адольф Гитлер.
Несколько секунд спустя строй «мерседесов» преодолел последнюю линию заграждений и оказался на территории, внутри которой свободно носилась любимая эльзасская овчарка фюрера по кличке Блонди, готовая вцепиться в гениталии любого незваного гостя. Машины остановились возле домика, в котором жил Гитлер и где сегодня должно было пройти совещание.
Йодль, начальник оперативного отдела Верховного главнокомандования, вышел из дверей, чтобы встретить генералов, и провел в помещение, где на большом дубовом столе уже были разложены сверхсекретные карты.
— Можете садиться, господа, — сказал Йодль, указывая на стулья, расставленные вокруг стола. — Разумеется, в присутствии фюрера нельзя курить. Прошу вас, не забывайте об этом, Гудериан.
Он выразительно посмотрел на генерал-оберста Гудериана, считавшегося «отцом» концепции блицкрига, и все рассмеялись, поскольку страсть «Быстрого Гейнца» к дешевым десятипфенниговым сигарам была общеизвестна.
— Можете освежиться с дороги — безалкогольные напитки расставлены здесь, на столе. Кто желает, может выпить ячменного настоя, который так любит наш фюрер. Но, боюсь, вы не сможете пригубить ничего крепкого — по крайней мере до тех пор, пока не закончится это совещание. Впрочем…
— Йодль, — нетерпеливо прервал его Модель, — мы уже не раз слышали все это. Лучше быстро введите нас в курс дела, пока сюда не вошел фюрер. Вы же прекрасно понимаете — никто из нас не хочет, чтобы фюрер застал его врасплох, задавая свои острые вопросы! Мы должны подготовиться к ним.
В хитрых глазах Йодля блеснул неожиданный огонек.
— Ну что ж, я могу сказать, что вас ждет. Вы, Модель, и вы, Гот, — и, разумеется, вы, фельдмаршал, — он учтиво кивнул Эриху фон Манштейну, — получите сейчас самое грандиозное задание, которое когда-либо получали за всю свою военную карьеру. То, что собирается поручить вам фюрер, станет самым потрясающим…
— Господа, — вдруг раздался резкий прусский выговор фельдмаршала Вильгельма Кейтеля, — внимание, фюрер!
Высшие военачальники рейха немедленно вытянулись во фрунт, точно взвод молодых рекрутов, к которым приближался грозный фельдфебель. Кейтель, лицо которого сохраняло непроницаемое выражение, распахнул двери. Адольф Гитлер вошел в помещение. Он окинул быстрым взглядом своих военачальников и рявкнул: «Хайль!».
— Хайль Гитлер! — Группа высших военачальников Германии, которые определяли военную судьбу державы на протяжении последних трех лет, вскинули вверх правые руки, приветствуя фюрера.
Застыв на середине комнаты, Гитлер медленно и внимательно оглядел каждого из них, впиваясь в лицо своих генералов долгим гипнотизирующим взглядом, точно надеясь разглядеть так что-то ведомое лишь ему одному. Перед ним стоял Эрих фон Манштейн — умный, циничный и, по всей вероятности, наполовину еврей; недаром настоящей фамилией Манштейна была Левински — явно иудейская. По соседству с ним вытянулся Гейнц Гудериан — на вид не очень ловкий, но в действительности блестящий военный мыслитель и стратег. Однажды Гитлер уже отстранил его от командования, но потом понял, что не может обойтись без него. Он смотрел на Вальтера Моделя — грузного, сильно пьющего, но при этом умеющего, как лев, держать оборону. Рядом с ним стоял Герман Гот — седой, тихий на вид, но на самом деле настолько талантливый, что Гитлер доверил ему командовать крупнейшей танковой армадой, которую когда-либо собирали в истории человечества. Наконец, фюрер перестал изучать лица своих военачальников.
— Можете садиться, господа, — негромко произнес он.
Когда генералы и фельдмаршалы расселись, Гитлер сразу же приступил к делу:
— Господа, я отлично знаю, что думают некоторые из вас. Я согласен, мы действительно получили тяжелый удар под Сталинградом. В этой связи кое-кто думает, что мы должны теперь перейти к обороне.
Он с вызовом посмотрел на них, словно ожидая, что они выскажутся и начнут опровергать его. Но все молчали—даже обладавший взрывным темпераментом Гудериан, который лишь хмуро уставился в разложенную перед ним на столе карту.
— Однако мы не станем переходить к обороне. Так мы лишь подыграли бы большевикам, а я совсем не собираюсь делать что-то, что может помочь этой жидовской клике, которая правит сейчас Советской Россией. О, нет!
Он сделал паузу, с вызовом выдвинув вперед подбородок, точно произносил сейчас свою ежегодную, полную драматизма речь на партийном съезде в Нюрнберге.
— Господа, я с гордостью заявляю вам, что национал-социалистическая Германия не удовлетворится лишь удержанием того, что удалось завоевать за 18 месяцев в России. Нет, Великая Германия перейдет в наступление! — Гитлер сильно ударил кулаком по столу. — Через три месяца — самое позднее 1 июля 1943 года — ваши армии вновь двинутся на восток; и они будут наступать, чтобы победить — победить окончательно!
Даже несмотря на въевшуюся привычку к строгой дисциплине, немецкие военачальники не смогли удержаться от удивленных возгласов. С лица Эриха фон Манштейна исчезло его обычное скучающее выражение — точно кто-то взял и стер его тряпкой.
Гитлер еле заметно улыбнулся. Он был доволен тем впечатлением, которое произвело на генералитет его заявление. Затем выражение лица фюрера вновь стало жестким и суровым.
— Господа, этим летом две огромные немецкие армии перейдут в наступление, которое будет иметь решающее значение. Наступление, которое должно закончиться быстрой и безусловной победой. Этим армиям будут приданы лучшие подразделения, им будет дано лучшее вооружение, лучшие боеприпасы, которые производятся в Германии, — то есть, иными словами, лучшие в мире. — В его глазах блеснул огонек. — Победа под Курском станет новым этапом в истории мира!
