Дмитрий Линчевский - Гранатовый срез
Если бы еще секунду не прозвучало контрольное слово 'чисто', то перекрестный огонь спецназовцев вспорол бы брюхо каждого, кто угрожал или мог угрожать командиру. Случаев, когда чеченцы хитростью и коварством брали федералов в заложники, была тьма-тьмущая. Со спецами такие фокусы не проходили.
Между тем почтенный Абу Умар пришел в себя и даже попытался приподняться со скамейки.
— Сидите, сидите, — остановил его Калашников, — двигаться не нужно.
— Неудобно, — повел седой бровью старик, — в дом пригласить полагается.
— Все удобно, — мы с вами и здесь можем поговорить, — я постараюсь долго не утомлять вопросами.
— Ну хорошо, — согласился чеченец, — спасибо за помощь. Теперь можешь спрашивать. Что знаю, расскажу, чего не знаю, обманывать не стану.
— Отец, меня интересуют две вещи, — Колдун посмотрел на Тасуева.
Хасан поставил стакан на лавочку и, состроив недовольную гримасу, отошел в сторонку. Впрочем, не так уж далеко.
— Мне люди не мешают, — сказал старик, — у меня от них секретов нет.
— Тут дело такое, не обязательно каждому знать. Я хотел вас расспросить о Светлане Берцовой, Славиной жене.
— А что ты о Светлане хотел узнать? — в свою очередь поинтересовался Абу Умар.
— Да все: как жила, с кем жила, почему в лагерь попала, что там делала, был ли у нее жених.
— А тут и рассказывать нечего, — крякнул старик. — Хорошая девочка из хорошей семьи: мать врачом была, отец военным, у нас еще при Советской власти работали. Разбились на машине ночью. Света одна осталась. Когда вся эта заваруха началась, здесь ни власти, ни работы — только боевики вокруг. Соседка Марьям пристроила ее на кухню в басаевский лагерь. У нее там сын в охране служил. Хорошее место, всегда с продуктами.
— А что у сына были на Светлану какие-то виды? Ну, в смысле, дружили они?
— Не знаю, у Гелани тогда своя невеста была, местная, чеченка. А со Светой, конечно, дружили, но по-соседски.
— В таких делах всегда начинается по-соседски, а потом, смотришь — уже по-взрослому. Тем более что у вас несколько жен иметь разрешается.
— Оно так, — согласился старик, — но наши мужчины должны мусульманок в жены брать, из другой веры нежелательно.
— Разве обязательно в жены, можно и просто.
— Наверное, можно. Они мне об этом ничего не рассказывали, а сам я не видел, обманывать не хочу.
— Чем этот Гелани в лагере занимался?
— Я же говорю, охранником был, пленных сторожил.
— А как Светлана с Берцовым познакомилась?
— Она на кухне работала, в зиндан еду носила, тогда и познакомились. У Светы подружка жила в том городе, откуда Слава приехал. Сама тоже собиралась потом в Россию перебираться, на этом и сошлись.
— Говорят, в лагере, пленных в террористы вербовали — это правда?
— Я не слышал, ничего сказать не могу. Тебе с Гелани надо встретиться, он там все своими глазами видел.
Колдун внимательно посмотрел на старика. Интересно, он в самом деле считал, что у боевиков есть специальные охранники, которые только тем и занимаются, что сторожат зинданы? Или просто чеченец старался преуменьшить вину соседа? Нет у бандитов, дедушка, штатных конвоиров, нет! У них все воюют, даже сапожники, поэтому ваш Гелани, такой же волчара, как и все остальные. Сейчас, наверное, сидит где-нибудь в горах и выжидает, когда здесь все успокоится. А, может, и на большую землю давно смотался. Кстати — это вероятнее всего.
— Он сейчас не России живет? — аккуратно поинтересовался Колдун.
— Не знаю, — качнул головой Абу Умар. — Но Марьям как-то просила, чтоб он съездил в Гансолчу, хозяйство поправил, у них там свой дом.
— Адреса у вас нет?
— Нет, — развел руками старик.
— Жалко. А сами откуда Славу знаете?
— Света, когда из лагеря его привела, сначала у меня прятала. Несколько дней здесь жил, потом дальше пошел. Хороший был человек, работящий, сам еду готовил, порядок в доме наводил.
— Как ей удалось его вытащить?
— Через Гелани, конечно, одна бы не смогла. Тогда весь лагерь в горы перебрасывали, ваши уже наступали, неразбериха была, суета, вот под это дело и вывели.
— А что с другими пленными?
— Тех, кто согласился веру поменять, с собой забрали. А остальных, не знаю, может, расстреляли.
— Так женился Гелани на своей невесте или нет?
— Э, — цокнул языком старик, — не успел. Родственники у нее за границей нашлись, уехали они всей семьей.
Колдун утвердился в своих мыслях. Вот и вспомнил о русской красавице джигит, вот и помчался на большую землю. А что, неплохо в Россию переехать: русская жена, прописка, работа. Здесь-то, попробуй, ее найди. Вот только Берцов помешал, но этот вопрос он решил. Сам его спас, сам и в обрат пустил. Что ж, стройненько получилось, осталось найти доброго охранника.
— Да, жалко, что нет адреса, — посетовал Калашников.
— У Марьям можно спросить, — предложил Абу Умар.
— Нет, не надо, зачем женщину тревожить. Еще подумает, что за другие дела сына ищем и тогда — прощай Гелани.
— Можно и без адреса, — подал голос скучающий на крыльце Тасуев. — Я знаю, где их дом, покажу, если документы сегодня отдашь.
— О, как?! — изумился Колдун. — А говорил, что у тебя здесь нет никого?
— Здесь нет, а там есть. Знаю, где дом урусмартановских стоит. Можно съездить, я родственников заодно навещу.
— Что, понравилось с нами кататься? — усмехнулся Калашников.
— А че, нормально — едете, песни поете — нескучно. Только документы сегодня.
— Ну, добро, под честное чеченское, но смотри, без фокусов.
— Когда я обманывал? — возмутился Хасан. — А потом, Слава мне тоже другом был, могу хоть что-то для него сделать?
Глава 14
Двери кабинета приветливо скрипнула, и пред ясные очи Полынцева явились: Тихон Петрович, державший за руку незнакомого мальчика лет 6–7, и Лариса Михайловна, державшая в руках пухлую сумку, разумеется, с вечерним провиантом. На улице сыпал мокрый снег, и гости, наспех поздоровавшись, принялись стряхивать с одежды талые хлопья.
— Ой, что ж это мы прямо в кабинете, — спохватилась Лариса Михайловна, — а ну-ка живо в зал.
— И то, — сообразил Тихон Петрович. — Митрофан, слышал, что тетя сказала — поворачивай в зад.
— Меня Мирослав зовут, — вякнул малец, запоздало 'здрастькнув'.
— До Мирослава еще дорасти надо, а пока ты Митрофан, Митька, килька пузатая. Видел дядю милиционера? Теперь пойдем на политвоспитательную беседу, — старик юлой крутанул мальчугана и вытащил за собой.
Лариса Михайловна быстро привела себя в порядок и, сняв пальто, приступила к сервировке стола. Из сумки друг за дружкой стали появляться кастрюльки, тарелочки, масленки, бутербродницы, чашечки, ложечки, вилочки.
— Ой, ну зачем вы опять, — раскисая от умиленья вяло воспротивился Полынцев. — А что это здесь?.. Пирожки? Ой, ну не стоит, в самом деле… А чем это пахнет?.. Варенниками? Ой, ну зря вы, зря, честное слово… С творогом да?
— Ешьте, Андрюшенька, ешьте, — настоятельно порекомендовала кормилица. — Что вы все время, как красна девица, румянитесь. У вас и так вон кости через кожу проглядывают, скоро гвозди в карманах носить придется.
Жащем? — прошамкал набитым ртом Полынцев.
— Затем, что б ветром не унесло. Вы жуйте, не отвлекайтесь, а я пока о делах наших детективных расскажу.
Между тем из зала (дверь осталась приоткрытой) послышались фельдфебельские интонации Тихона Петровича:
— Я хочу с тобой как с человеком поговорить, по-взрослому. Понимаешь ты меня, Ихтиандра, или нет?.. Отвечай, будешь со мной по-взрослому разговаривать, или нет?
— Я Мирослав, — как резиновый утенок, пропищал малец.
— Это сейчас не имеет значения, — набирая ход, отрезал старик. — Вынь палец из носу! Обтряхни соплю… Оть!… Экий ты братец неловкий. Надо ж смотреть, куда пуляешь-то.
Послышалось энергичное шуршание одежды, из чего можно было заключить, что обтряхнутый продукт попал воспитателю на штанину (или бушлат).
— Не смейся! Над командиром нельзя смеяться, — продолжал Тихон Петрович (вероятно, уже обтряхнувшись), — Стань ровно… Опусти руки… Закрой рот… Отвечай мне прямо, маленький балбес!
— О, Господи! — встрепенулась Лариса Михайловна. — Тихон Петрович, я вас умоляю — вы же не в казарме.
— Относительно этого не беспокойтесь, — отозвался старик. — Мы разницу понимаем, в казарме по-другому ругаются.
— Это внук приятельницы, — пояснила Лариса Михайловна, — как раз той самой, что за квартирой приглядывает. Попросила мальчонку приструнить, от рук отбивается пострел: бедокурит, вредничает, не слушается. Бывает, в ванной комнате запрется, у них санузел совмещенный, и сидит часами, кораблики пускает. А пожилой женщине куда деваться — ни постирать, ни в туалет сходить, извините. Родители все время на работе, вот и мается с ним, добрая душа.
