Глеб Булатов - Степь в крови
– Ты хочешь сказать, что он прыгнул из окна сам?
– Неужто ты полагал, что я стал бы выбрасывать его из окна, когда мог просто пристрелить? – Зетлинг раздраженно сжал губы, но, встретив восхищенный взгляд Минина, улыбнулся. – Да, он выпрыгнул, чтобы избежать ареста.
Минин и Зетлинг стояли у распахнутых дверей гостиницы «Европа», но, будучи увлечены разговором, не замечали движения, происходившего внутри. Заметив наших героев, распорядитель оставил свой пост и исчез в левом крыле фойе за аркой. Но задержался он там недолго и скоро вернулся в сопровождении юнкера. Юноша этот имел застенчивый вид, был невысок ростом и подслеповато щурил глаза. Подойдя вплотную к беседующим офицерам, он отдал честь и отрекомендовался:
– Юнкер Гаврилов! Штабс-капитан Зетлинг? – спросил юноша, получив ответ на приветствие.
– Да, это я, – в предчувствии недоброго тихо сказал Зетлинг.
– Я к вам направлен из штаба войск с донесением. Полковник Тишевский, начальник караульной службы… убит.
Над Доном зарделся закат. Облака на краю сизого неба, над стремительно откатывающимися к Москве фронтами, налились кровью. По степи гулял влажный и приятный ветер. Было свежо и красиво. Широкий разлив Дона, зажатый пологими сопками и отвесными кручами оврагов, мерно перекатывался слабой зыбью. Над всей равниной стояли тишина и лень. Дорога была пуста, лишь кое-где, у ближних к городу хуторов, вздымались облачка пыли от лихой казачьей джигитовки.
Зетлинг, Минин, несколько казаков и офицеров стояли на вершине холма. Вниз, к Дону, он срывался каменистым обрывом и плавно переходил в поросшие ивняком болотистые заводи. Солнце светило еще ярко. На земле лежало укутанное в мешковину тело человека. Край ткани был убран так, что запрокинутое набок лицо оставалось открытым. Это был полковник Тишевский.
– Должно, дня два пролежал, – со знанием дела сказал казак с рыжей бородой.
– Да, не больше, – подтвердил другой, старше возрастом, с седеющей головой.
Зетлинг и Минин молчали. Минин неотрывно, без мысли в глазах смотрел на тело полковника. Ротмистра утомили убийства и интриги. Он почти слышал ружейные выстрелы и залпы орудий с фронта. Его тянуло вскочить на коня и во главе эскадрона ринуться в безнадежную атаку, забыться в риске и запахе крови. В тылу ему было неуютно и противно.
Зетлинг глядел вдаль, через реку, где уже смеркалось.
– Как ты думаешь, – не отводя взгляда, произнес Зетлинг, – это дело рук Никанора Ивановича, или же здесь что-то другое?
– Что? – раздраженно бросил Минин. – Думаю, Никанор Иванович, больше некому. Тишевский виделся с Глебовым, нам вставлял палки в колеса, так что вполне возможно, что и дело с посольством не обошлось без его участия. В конце концов, доказательств против Вершинского ровным счетом нет, а здесь все ясно. Что было делать командиру караульной службы штаба в этом месте? Дело здесь нечистое, но уже разрешенное. Все участники этой интрижки: Глебов, комиссар, Тишевский – мертвы. И на наши вопросы никто не даст ответа.
– Так не бывает, чтобы все участники были мертвы. Кто-то обязан победить и выжить, – Зетлинг обернулся к Минину. – Жив полковник Вершинский. И я уверен, что это убийство не обошлось без его деятельного участия. И расправа с Глебовым была неслучайна. Поручик что-то знал, что-то такое, что нам знать не положено. И убил его Вершинский, в этом нет никаких сомнений! Но Тишевский был командиром Глебова и, очевидно, проник в то, что стало для поручика приговором. Заметь еще, – Зетлинг возбужденно указал на изуродованное лицо полковника, – стиль убийства один. Во всем этом есть особая таинственность или претензии на нее.
– Вспомни, ты что-то говорил о некоем Аваддоне, будто бы он был склонен к эдаким приемам?
– Нет, будь здесь Аваддон, – Зетлинг задумался, – если бы это было дело рук Аваддона, то наверняка и мы бы лежали вот так, как покойный полковник, царствие ему небесное, – Зетлинг перекрестился. – Аваддон не допускал таких вопиющих промахов. Из разговора с Никанором Ивановичем я понял, что их пути разошлись, так что вряд ли…
– Ты не вполне уверен?
– Не вполне, это верно. Последние дни я вновь ощущаю то странное, даже пугающее чувство, которое сопутствовало моему столкновению с Аваддоном несколько лет назад. Будто за спиной постоянно есть чужие пристальные глаза, неотрывно следящие за каждым шагом. Думаю, это нервы.
– В таком случае у нас схожее заболевание.
Зетлинг поднял удивленные глаза на Минина и вынужден был признать, что тот говорит серьезно.
– Оставим это пока. Однажды мне показалось, будто я видел его на улице в проезжающей коляске. Но скорее всего я ошибся. Если Аваддон в Новочеркасске и до сих пор не дал о себе знать, значит, я повторяю свою старую ошибку.
– Какую?
– Мы действуем в его интересах.
– Но ведь он большевик, а Никанор Иванович был его другом?
– У Аваддона нет друзей и политических убеждений. Он не принадлежит партиям и никому не служит по зову души, практически никому. В его глазах все мы и они, – Зетлинг кивнул на север, желая показать, что имеет в виду большевиков, – всего-навсего орудия, которые куют сталь и выбивают искру для грядущих перемен.
– Слишком много мистики.
– Тебе как специалисту по раннему христианству это не должно претить. Аваддон идеалист, в том научном смысле этого слова, что он верит в господство духа над телом, а разума над инстинктами. А когда человеческие дух и разум берут верх над плотью, на свет является мистика, особый мир, вмещающий в себя заплутавшего духовного человека.
Минин проницательно посмотрел на Зетлинга, перевел взгляд на тело Тишевского и задумчиво провел ладонью по подбородку.
– Я слишком очерствел за годы бегства и войны. Но ты прав. Человек, сумевший в одиночку во имя гордыни подавить плоть, – опаснейший враг.
– Если он здесь, нам с ним не тягаться.
– Разве что просто убить?
– Даже этого нельзя сделать без особых оснований. Я обязан ему жизнью, и не только своей, но жизнью Маши… Но будем верить, что все обойдется.
Минин приказал казакам убрать покойника. Тело погрузили в разбитый тарантас. Кучер присвистнул, приободрил кобылу плетью и поспешил к городу, рассчитывая поспеть до темноты. Казаки повскакивали на лошадей и, опередив медлительную повозку, ускакали вперед.
Минин подошел к краю обрыва и носком сапога толкнул камень. Булыжник покатился вниз, увлекая за собой тучу песка и пыли.
– Дурное место, – сказал Минин и поспешно направился к лошадям. – Мы едем?
– Езжай. Но не в Новочеркасск, а к Маше. Завтра утром проводи ее до гостиницы и оставайся с ней, покуда я не приду. Будь внимателен. Она очень уязвима.
– Думаю, что самое уязвимое место для нее – это ты. Потому лучше поедем вместе. Выпьем винца, забудемся. Мария Александровна нам споет…
– Слышишь ветер? – прервал его Зетлинг. – Он мчится этой дорогой и вот-вот настигнет нас.
– Оставь эти глупости! – Минин вскочил в седло. – Едем!
– Нет, к тому же… – Зетлинг прищурил правый глаз, – к нам гости.
Минин посмотрел в сторону тонущего в ночных сумерках Новочеркасска и едва разглядел черную точку, уже приближающуюся к кавалькаде казаков, сопровождающих тело полковника.
– Это шарабан, и он, судя по всему, едет именно сюда, хотя можно предположить, что и на хутор.
Большак, ведущий из города, перед подъемом на холм делал развилку. Одна его ветвь огибала возвышенность и, петляя среди сопок, вела к хуторам вдоль берега Дона. Другое ответвление дороги, поросшее травой, с глубокими колеями от нагруженных повозок, взбиралось выше в гору, достигая почти места, где стояли наши герои. Затем дорога огибала овраг и уходила вниз, к паромной переправе через Дон.
Черная точка приближалась. Она поравнялась с телегой, на которой везли тело полковника и, съехав на обочину и приостановившись, продолжила движение. Уже было видно, что замеченная нашими героями карета была крытым черным ландо.
– Что делать ландо в такой глуши? – Зетлинг потрепал за гриву своего жеребца и приказал: – Забирай Серого и выполняй, что я тебе сказал. Позаботься о Маше.
– Постой, но что ты будешь делать без коня?
– За мной едут, – сухо ответил Зетлинг.
– За тобой? Но кто? Ты уверен?
– Аваддон.
– Ты… – Минин увидел в глазах друга обреченность. – Я пойду с тобой.
– Не нужно. Тебе будет мало удовольствия знакомиться с этим человеком. Он, бесспорно, интересен как личность, но скорее для психиатра и предпочтительнее в смирительной рубашке. Сам факт знакомства с ним будет представлять для твоей жизни огромную опасность. В этом нет нужды.
– Ты меня плохо знаешь, если думаешь, что я уйду.
Ландо подъехало к развилке дорог у подножия сопки. Кучер свистнул и щелкнул плетью, подгоняя лошадей вверх.
