Натаниэль Фик - Морпехи
Подошел капитан Уитмер. Он возвращался с ежедневного вечернего сбора командиров, и с его лица не сходила улыбка. Поступил приказ: мы должны были покинуть Джакобабад. Приказ неожиданный, впрочем, как и приказ о высадке на этой территории. Завтра утром 101-я воздушно-десантная дивизия доставит нас на корабль — для подготовки к следующей операции в Афганистане.
Мы упаковывали свое снаряжение и боеприпасы всю ночь. Наконец-то мы отправимся «на север», «за горы».
Ура! Мы на корабле.
«Завтра День благодарения, отметьте его по своему желанию», — объявил по громкоговорителю капитан «Дубьюка».
Команда «Дубьюка» устроила нам праздничный ужин. Мы сидели за столом офицерской кают-компании, украшенным бумажными индюшками и пластмассовыми тыквами. Индюшка, картофельное пюре и подливка, клюквенный соус и яблочный пирог. На несколько часов мы сделали вид, что опять живем обычной жизнью. Сидя вокруг стола, взялись за руки и помолились за наши семьи, за тысячи других семей, впервые празднующих День благодарения с пустым стулом за столом, помолились за наших товарищей, чья бдительность позволила нам собраться сегодня и вместе разделить еду. После ужина я отправился к себе, нужно было готовиться к вылету в Афганистан.
В каюте я надел на плечи рюкзак и встал на весы. Стрелка колебалась у цифры в 365 фунтов. Вычтем вес моего тела, а это 190 фунтов. Мне придется тащить на плечах 175 фунтов. Я вспомнил исследование, читанное еще во время учебы в КПО: морские пехотинцы могут нести 50 фунтов и быть эффективными. Пятьдесят фунтов — столько весит мое оружие, или вода, или вещи. Не могу же я что-то оставить.
Закончив со сборами, я спустился в пункт тактического тылового обеспечения, чтобы послушать, как рота «Чарли» захватывает взлетно-посадочную полосу на юге Афганистана — позже она во всем мире будет известна под названием «лагерь Рино». «Рино» было кодовым названием поля, куда в октябре приземлилась на парашютах оперативно-тактическая группа «Свод»; название осталось у всех на слуху. Я постучал в закрытую дверь, меня впустили и ввели в курс дела.
— С «Пелелиу» они отправились точно по расписанию, в 17.00 по Гринвичу. Сейчас они в полете. В соответствии с графиком, — сказал он.
17.00 по Гринвичу — это 21.00 по местному времени. То есть вылетели тридцать минут назад.
Я лежал на своей койке и не мог уснуть, думая о последних новостях. Разведка рапортовала о том, что под давлением афганского Северного Альянса и частей особого назначения США Талибан вел переговоры о капитуляции в Кундузе. К сожалению, не было сказано ничего обнадеживающего о Кандагаре. Кандагар был духовным домом движения Талибан. Нашей миссией было ускорить там процесс распада Талибана. Лагерь из четырех сотен отборных бойцов был разбит к востоку от Рино, а реактивный самолет ВМФ доставил ракеты класса «земля — воздух» к военному аэродрому города Лашкар-Гах, расположенному к северу от Рино. В то же самое время генеральный консул Талибана объявил о том, что «новый фейерверк в США» придется на последнюю неделю Рамадана, в середине декабря, и американцы «будут умирать как мухи». Слыша это, я погружался в неспокойный сон.
На следующее утро наша рота отправилась на берег на катерах с воздушной подушкой.
На берегу нас ждали грузовики и восьмимильная поездка к аэродрому Пасни. Мы сидели на рюкзаках и просто болтали.
— Ну так что, сэр, у нас тут все серьезно? Похоже, наш батальон морских пехотинцев идет в сторону Афганистана. Наши родители, дома, будут читать об этом в газетах? — спросил один из моих морпехов.
Я сказал, что конечно. Это была самая дальняя десантная высадка за всю историю морской пехоты — больше 440 миль от корабля до Кандагара. Как если из Бостона отправиться в Балтимор.
Каждый километр или около того мы проезжали мимо грязных перекрестков, дороги на этих перекрестках ответвлялись от нашей и исчезали в темноте. На каждой такой развилке несли караульную службу двое пакистанских патрульных. С винтовками со скользящим затвором, они выглядели как солдаты Первой мировой. Я ежился в своем бронежилете, пытаясь хоть как-то согреться. Пустынная жара исчезала вместе с солнечными лучами, оставляя после себя лишь пронизывающий до костей холод. После получаса постоянных остановок патрулями мы увидели огни взлетно-посадочной площадки и услышали рев моторов двух «С-130». Деревья скрывали в своей листве легкие бронированные машины и «Хаммеры», накрытые камуфляжной сеткой. Мы прибыли на аэродром Пасни — это была последняя наша остановка перед Афганистаном.
Здесь, в Пасни, жизнь шла, подчиняясь своему особому ритму. Некоторая опаска по поводу неприятной встречи с афганскими реактивными снарядами накладывала ограничения на полеты. Они совершались только в ночное время. В Пакистане мы должны были поддерживать иллюзию, что американские войска не будут предпринимать никаких наступательных операций. Соответственно, нам приходилось днем прятаться в каменных ангарах, было скучно, в виски стучал запах пота. Но после заката все кардинально металось, все приходило в движение. «С-130» приземлялись, пилоты даже не глушили мотор на время погрузки, и после погрузки «птички» сразу же улетали. Вертолеты мотались взад-вперед, от нашей базы до корабля.
В ночь нашего прибытия ангары были уже полны, поэтому нам пришлось устроиться на свежем воздухе.
Перед рассветом мы перебрались внутрь. Вокруг мета морские пехотинцы играли в карты, спали или стояли кучкой у двери, чтобы вдохнуть свежего воздуха и поболтать.
— Ну вот, вертолет «Кобра» выпустил ракету прямо в здание в центре города, — рассказывал один из морских пехотинцев. — Гражданские мирно сидели, пили кофе, читали газеты. И тут вдруг оглушительный взрыв, гребаным цементом засыпало весь квартал. А мыто одеты в форму. У меня на груди нашивка «Морская пехота США», на вертолете тоже надпись «Морская пехота». И что делать? Что отвечать на вопросы? «Извините, парни, я не знаю, что за гондоны сидели за штурвалом того вертолета?»
Другой солдат подливал масла в огонь:
— Город Могадишо, брат. Ты не видел дерьма, если ты там не был. Все кишит маленькими худощавыми ублюдками. Они, наверное, шизеют от листьев, которые постоянно жуют. Они называют их кат. А потом начинают палить из своего оружия во все, что движется. Не стой около стен. Вдоль них летят пули.
Со стороны другой горстки пехотинцев доносилось: «Еду я по главной улице Паттайи, в руках по бутылке пива, сзади две шлюхи, а сидим мы на слоне, раскрашенном розовым цветом. Я их, конечно пощупал везде. Так что я бывалый. Это не первая моя передислокация».
Я слушал их и вдруг осознал: да, они много где побывали, но в своих странствиях практически ничего не видели. Морские пехотинцы путешествуют не в общепринятом значении этого слова. Они смотрят на иностранные государства или через пулеметный прицел, или ночью, во время увольнительных.
Мы знали крайне мало о месте, куда собирались. Еще пару лет назад никто и предположить не мог, что мы будем проводить операцию в этой части света. Нас натаскивали для военных действий в Таиланде, Австралии и Кении, Сейшельских островах, Гонконге и Сингапуре, для разрешения долгоиграющего кризиса с Саддамом. Афганистана, в прямом значении этого слова, на нашей карте не было. У нас были только рудиментарные карты. Большая часть американских карт датировалась еще временами советской оккупации.
Стемнело, Патрик подошел ко мне и сказал:
— Вот твой билет. — Он протянул мне путевой лист с именами и группой крови тех морских пехотинцев, которые полетят на самолете. — Мы вылетим в Кандагар в девять тридцать.
Тремя часами позже, сидя на огромной резиновой канистре в грузовом отсеке «С-130», освещенном тусклыми красными лампочками, я вспомнил фразу: «Безопасность прежде всего», и вдруг осознал, что приоритеты изменились. Мои морские пехотинцы делали вид, что абсолютно спокойны. Некоторые притворялись спящими. Но, конечно, было заметно, что их сердца бьются очень часто.
По времени мы должны были уже прилететь. Точно. Самолет начал круто опускаться. Мы вытаскивали снаряжение, пейзаж был безликим, плодородием здесь и не пахло. Полная луна освещала песок серебряным светом. Он выглядел как свежевыпавший снег. Кристально чистый воздух говорил о непосредственной близости гор. Я вспомнил: Рино находится на 3285 футов выше уровня моря.
Излюбленной темой разговоров среди морских пехотинцев, служащих в Афганистане, было происхождение нашего лагеря. Девяносто миль от Кандагара — на моей памяти самое заброшенное место. Рино. Короткая грязная взлетно-посадочная полоса и несколько зданий, защищенных белой кирпичной стеной. По периметру, в четырех углах, сторожевые вышки. Внутри стены складское помещение с высокими потолками, водонапорная башня, еще полдюжины маленьких зданий и одна мечеть. Интерьеры очень даже впечатляли: мраморный пол, гранитные столы, новые осветительные приборы и белые пластиковые стены. Асфальтированная дорога внутри лагеря была оснащена кирпичной дренажной системой, соединяющей здания между собой. Некоторые морские пехотинцы клялись, что строительство комплекса финансировало ЦРУ, еще во время кампании по захвату Бен Ладена. Другие были уверены, что место было пристанищем какого-то арабского принца.
