Лео Кесслер - Щит дьявола
— Стой, а не то я выстрелю! — завопил Куно фон Доденбург, выхватывая пистолет из кобуры.
Вертхайм ускорил шаг. Чувствуя неимоверную боль во всем теле, в сломанных ребрах, в поврежденных легких, он тем не менее бежал прямо к окну. В тот момент, когда фон Доденбург выхватил пистолет и выстрелил в него, лейтенант подбежал к самому окну.
Пуля фон Доденбурга попала в стенку коридора в нескольких сантиметрах от его головы. Штукатурка и цементная пыль осыпали лицо американского офицера. Вертхайм потряс головой, стряхивая их, — а в следующее мгновение решительно боднул головой стекло, пробивая его, и выпрыгнул в окно.
Ветер, ударивший ему в лицо, когда он полетел вниз, унес куда-то прочь вырвавшийся из груди крик отчаяния. Он ударился о мощеную поверхность двора, находившегося четырьмя этажами ниже, на скорости шестьдесят километров в час. Все кости, которые оставались до этого целыми, разом переломались в теле лейтенанта, а сам он подпрыгнул вверх, точно резиновый мячик, упал снова—и больше уже не подпрыгивал. Тело несколько раз дернулось в конвульсиях, и он застыл с широко раскинутыми руками, уставившись невидящим взором в небо Германии. Наконец-то Вертхайм был мертв.
Два эсэсовца, выглядывая в окно, рассматривали сверху искореженное тело американца, которое освещал тонкий голубой свет фар командирского «тигра» Куно фон Доденбурга. Вокруг лейтенанта натекла лужа его собственной крови, окружив тело подобием кровавой рамки. Затем гауптшарфюрер Шульце милосердно выключил свет фар, и фон Доденбург мог слышать лишь ритмичное урчание танковых дизелей.
ЧАСТЬ III. БОЛЬШОЕ НАСТУПЛЕНИЕ
Мы — эсэсовцы, Шульце, которых ненавидят и боятся, где бы мы ни появились. И однажды те люди, которые ненавидят и боятся нас, которые ненавидели и боялись нас все последние пять лет, попытаются отомстить нам. И что мы можем сделать в таких условиях, кроме как продолжать отчаянно сражаться?
Штандартенфюрер Куно фон Доденбург гауптшарфюреру Шульце, октябрь 1944 г.Глава первая
Взрыв снаряда 155-миллиметровой гаубицы разорвал утреннюю тишину.
— Эй, просыпайтесь, засранцы, — Америка приветствует нас! — прокричал, пригнувшись, Шульце, сидевший рядом со штандартенфюрером фон Доденбургом. Эсэсовцы, скрючившиеся на броне «королевского тигра», оказались засыпанными грязью и мелкими камешками, которые взметнула высоко вверх сила взрыва.
— Концерт симфонической музыки начался, — с сардонической улыбкой прокомментировал фон Доденбург.
Американский «Длинный Том»[46] заработал снова. Немецкие наблюдатели, расположившиеся ниже деревянного креста, установленного на вершине 239, невольно втянули свои головы в плечи. Второй снаряд разорвался примерно в ста метрах перед ними, взметнув вверх тучи песка и пыли.
— Они пристреливаются, господин штандартенфюрер, — закричал Матц, плечо которого было все забинтовано. — Они уже выпустили два пристрелочных снаряда. Третий попадет уже точно в цель!
— Вот он и летит, третий… — Замечание фон Доденбурга потонуло в грохоте разрыва гаубичного снаряда. «Тигр» содрогнулся, точно был детской игрушкой, а не 60-тонной громадой, отлитой из крупповской стали.
Теперь вся линия немецкой обороны в районе Ферлаутенхайде задрожала от плотной неприятельской канонады. По этой территории стреляли все одиннадцать артиллерийских батальонов 1-й пехотной дивизии генерала Кларенса Хюбнера, а также батареи минометов, которые Хюбнер позаимствовал для этой операции из корпусного резерва генерала Коллинза. Мир превратился в ад. Земля под ногами роты панцергренадеров «Вотана» закачалась.
А высоко в небе над ними не переставая кружил маленький американский самолет-разведчик «Л-5»[47]. Он корректировал огонь американской артиллерии, направляя залпы точно на немецкие позиции. Один очумевший от непрерывных разрывов снарядов немецкий солдат выскочил из укрытия и, бессмысленно ругаясь, выпустил целую очередь в ненавистный американский самолет. Но его пули просвистели в сотне метров от крыла «Л-5», а в следующее мгновение самому ему снарядным осколком оторвало руку.
Траншеи, занятые солдатами батальона, укомплектованного бойцами с физическими недугами, быстро заполнились ранеными, среди которых валялись неподвижные трупы с раздробленными осколками черепами. И вдруг артиллерийская канонада неожиданно прекратилась. Наступила странная тишина, которая показалась даже еще более зловещей, нежели предшествующая ей сокрушительная артподготовка. В это время американские солдаты выпрыгнули из своих окопов, собираясь идти в атаку. Когда они преодолели первые метры, пошел дождь.
— Клянусь великой блудницей Вавилонской, — вскричал гауптшарфюрер Шульце, — нам фатально не везет! Даже ангелы, и те писают на нас сверху!
* * *Бойцы 18-го полка «Большой красной единицы» выпрыгнули из траншей и устремились вперед по раскисшему полю, увязая в грязи и изрыгая проклятия по поводу холодного дождя, который безжалостно лил на них сверху. Перед ними неровным строем двигались танки «шерман». Пехотинцы старались укрыться за стальными корпусами танков, потому что прекрасно понимали, что ожидает их впереди.
Когда на востоке начал разливаться первый свет утреннего солнца, заработали немецкие минометы. Один из «шерманов» сразу же оказался подбит и загорелся. Бежавшая за ним пехота торопливо бросилась под прикрытие другого танка. Но тот также получил прямое попадание мины и взорвался. Сдетонировавшие внутри него боеприпасы огненными всполохами разлетелись по всему полю.
Но пехотинцы продолжали упрямо двигаться вперед. Им казалось, что они воюют не с противником, а с самой природой: с холодным проливным дождем, который скатывался по стальным шлемам и обжигающими ледяными струйками бежал по спинам, с грязью, которая килограммами прилипала к их сапогам, со скользкой землей, на которой они то и дело оступались… Промокшие, злые, усталые, измотанные непрерывным ревом моторов «шерманов» и грохотом разрывающихся вокруг них немецких мин, они кое-как трусили по раскисшему от дождя полю, постепенно приближаясь к линии обороны противника.
Командовавший 18-м полком полковник Смит оглянулся и окинул взглядом своих бойцов. Они, пусть и медленно, но все же последовательно продвигались вперед. Атака развивалась вполне успешно. И вдруг он услышал резкий треск немецких пулеметов MG-42. Утренний воздух внезапно оказался пронизан тучами разящего свинца. Услышав этот звук, американские солдаты тут же бросались на землю лицом вниз, вжимаясь как можно глубже в грязь. Некоторые вчерашние резервисты пытались опуститься лишь на одно колено, но уже в следующее мгновение падали плашмя в грязь вместе со всеми и молились лишь о том, чтобы эти разящие пули миновали их. Теперь, когда весь полк лежал на земле, атака полностью захлебнулась.
Полковник Смит взбежал на небольшой пригорок, который был хорошо виден и его людям, и оборонявшимся немцам, и помахал в воздухе тростью с серебряным набалдашником — своим, по сути, единственным оружием.
— Ну же, ребята, — зычно прокричал он, перекрывая треск ружейных и пулеметных выстрелов, — мы не можем лежать вот так в грязи весь день. Так поступают только трупы. — Он улыбнулся: — Все, о чем я прошу вас — это дойти до этого пригорка и закрепиться на нем. Это не слишком суровое требование, не правда ли? — Он взглянул на лежащего перед ним вчерашнего 18-летнего резервиста в очках. Лицо этого парня было совершенно белым от страха, а губы судорожно кривились.
— Я не прошу слишком многого, не так ли? — повторил полковник грустным и совершенно некомандным голосом, вглядываясь в лицо 18-летнего парня.
— Нет, сэр. — Парень сглотнул и с трудом поднялся на ноги.
— Вот это молодец! — воскликнул полковник Смит. Он развернулся, помахал в воздухе своей тростью и вновь двинулся вперед.
Немецкие пулеметы забили с удвоенной силой. И все-таки американцы, пусть и медленно, но все же двигались дальше. Они шли к живой изгороди, за которой залег и окопался немецкий батальон, укомплектованный призывниками с желудочными расстройствами. Оттуда то и дело вылетали пули, прореживая ряды нападавших американцев. Град свинца все усиливался. Неожиданно к нему присоединился пулеметный огонь с правого фланга. Американские солдаты оказались окружены пламенем и грохотом разрывов. Вокруг них реяли смерть и разрушение. Судьба была одинаково безжалостна ко всем без исключения.
Полковник Смит свистнул в свой командный свисток.
— Быстро вперед! — прокричал он после трели. — Двигайтесь, двигайтесь, ребята, не останавливайтесь!
И, с трудом выдирая из земли ноги, покрытые грязью, он побежал на правый фланг атаки.
