Шамиль Ракипов - О чём грустят кипарисы
За месяц боёв 17-я фашистская армия уменьшилась более чем наполовину. Гитлеровцы прижаты к морю, и только капитуляция может спасти их — от поголовной гибели.
С моря Севастополь блокирован кораблями и авиацией Черноморского флота, об уничтожении которого фашисты объявили ещё в начале войны. Как всегда, они желаемое выдавали за действительное.
Крупных немецких военных кораблей на Чёрном море не было и нет. По Дунаю они спустили подводные лодки и катера, но с первого дня войны на море безраздельно господствует наш Черноморский флот. Базируясь временно на Кавказском побережье, линейные корабли, крейсеры, эсминцы, миноносцы, подводные лодки, торпедные катера в самые тяжёлые дни поддерживали огнём наземные войска, высаживали десанты, доставляли в осаждённые города пополнение, оружие, боеприпасы, продовольствие, эвакуировали десятки тысяч детей, женщин, раненых.
На вооружении Черноморского флота более 600 самолётов — бомбардировщиков, торпедоносцев, штурмовиков, истребителей.
Севастополь станет для фашистской Германии вторым Сталинградом. Советские люди ждут завершения грандиозной битвы, значение которой очевидно.
Сделав небольшую паузу, Рачкевич обратилась к нам с призывом:
— Исполним же свой долг, милые подруги, ударим по врагу, как подобает гвардейцам, сделаем всё, чтобы приблизить час полного очищения Крыма от грабителей и убийц, воздадим им полной мерой за все их кровавые преступления. Родина не забудет наш подвиг.
Едва она закончила, как Саша Хорошилова, наш комсорг, звонким, ликующим голосом крикнула:
— Даёшь Севастополь!
Сто девичьих голосов тут же слились в один:
— Даёшь!..
«Гитлеровцы ведут самоубийственную войну, — подумала я. — Стараются отдалить свой неизбежный конец. Германия проиграла первую мировую войну, развязала вторую, сейчас пишутся самые кровавые, самые гнусные страницы её истории. Этот урок немцы будут помнить дольше, чем первый. Третьего «дранга» не будет никогда, во всяком случае, на восток. Новые гитлеры и геббельсы, может быть, найдутся, но одурачить народ ещё раз им не удастся»…
Полк в боевой готовности, ждём указаний из штаба дивизии. Тёплый майский вечер, вокруг аэродрома от лёгкого ветерка трепещут алые маки. Мы с моим штурманом развернули на хвосте самолёта карту Севастополя.
— Золотая балка, — сказала Валя. — Интересно, почему её так назвали.
Увидела Веру Велик, проходившую мимо, крикнула:
— Верочка, подойди к нам. Важное дело. Ты видела Золотую балку?
— Видела.
— Там что, золото нашли?
— Нет. Просто очень красивое место, плодородная долина. С одной стороны — отроги Крымских гор, с другой — холмы, курганы, Сапун-гора. Наверное, тысячи лет люди выращивали там виноград. Самые лучшие сорта. Я видела эту долину однажды летом, в июне. Солнечный свет струился, кипел, прямо хоть черпай ладонью. В золотой тишине — чистые, нежные птичьи голоса. Рай! Забываешь обо всём на свете, можно часами любоваться, слушать, мечтать. Виноградники вдали сливаются с небом. Что-то древнее, величавое — от курганов и гор, а гроздья сияют, смеются, птицы насвистывают, снуют туда-сюда, сама беспечность, вечная юность, и всё это вместе слилось, перемешалось и хлынуло на тебя! Нет, словами передать невозможно.
Вера ушла к своему самолёту.
— После войны буду приезжать сюда каждое лето в отпуск, — решительно заявила Валя. — Буду черпать ладонями солнечный свет из этой волшебной балки. И есть виноград. Представляю, как пялили глаза на эту долину немцы.
Я уложила карту в планшет, сказала?
— А я тебя сегодня во сне видела.
— Да? Расскажи!
— Ты была в белом платье, с букетом цветов, прогуливалась вдоль этой балки.
— А мне в последнее время снится чёрт знает что. Видела воздушный бой. Несколько раз. Один и тот же сон, представляешь? Лечу на «По-2», ночь, звёзды, лучи прожекторов. Со всех сторон — самолёты о крестами. Кто-то их сбивает, они падают, оставляя за собой хвосты дыма. Навстречу — громадный самолёт, «Кондор» какой-то, вот-вот столкнёмся, остаётся один миг, и я просыпаюсь. Сердце — тук-тук-тук, волосы дыбом, спросонок не пойму, живая я или мёртвая и где нахожусь, на том свете или на этом. А недавно приснилось — ещё хуже. Подлетаю к аэродрому, захожу на посадку, но меня отбрасывает ветром, уносит куда-то далеко-далеко, внизу мелькают деревни, города, думаю, мамочка моя, куда же это меня тащит, в чужие края, скорость увеличивается, в ушах свистит ветер, — сердце сжимается, жду, налечу сейчас на какую-нибудь гору или башню… И проснулась. Правда, один, разочек видела во сне Москву. Вечер, только что прошёл дождь, всё кругом блестит, фонари отражаются на мокром асфальте, иду по лучам, тороплюсь на какое-то свидание, душа поёт…
Задание полку — бомбить укрепления на Сапун-горе.
— Девочки берут по двадцать термичек, — сказала Валя, вопросительно глядя на меня.
— Бери хоть тридцать, — рассмеялась я. — Если управишься.
— Управлюсь.
Высота Сапун-горы — 241 метр. Огромный бастион, на который, вероятно, Альмендингер возлагал большие надежды. Десятки дотов и дзотов. Танки, вкопанные в землю. Сотни пулемётных гнёзд. Траншеи в несколько ярусов. Вокруг — минные поля, надолбы, ряды колючей проволоки.
Фашисты не только восстановили все наши оборонительные сооружения в районе Севастополя, но и понастроили много новых. Времени у них было достаточно.
Всю ночь мы «строгали» склоны горы, бомбы сыпались с трёх небесных «этажей». Самолётов — полное небо. Чтобы избежать столкновений, летали с навигационными огнями, выключали их только в районе цели. Вражеской авиации для нас не существовало, но огонь зенитных пушек и пулемётов был очень сильным, мы такого ещё не видали.
В последний вылет отправились, когда тьма уже поредела. Хлещут белые, красные, голубые, оранжевые струи снарядных трасс, беспрерывно, захлёбываясь, тявкают «эрликоны», самолёт трепещет от пропеллера до хвоста.
— Бросила! — облегчённо доложила Валя, и тут началось светопреставление. Во тьме вспыхнули тысячи огней, в уши ударил оглушающий рёв. Сапун-гора засветилась от подножия до вершины, хотя все прожекторы и огненные трассы мгновенно погасли.
— Горим! — крикнула Валя.
Сердце ёкнуло. На крыльях огня не видно, значит, где-то сзади. Инстинктивно начинаю скольжение в сторону ярких вспышек — если уж падать, то на свою территорию. «Жаль, что артподготовка не началась на полминуты раньше, — с горечью подумала я. — Неужели…»
— Горит хвост! — изо всей мочи крикнула Валя, опасаясь, видимо, что я её не услышу. — Хвост!
Я кивнула головой.
Значит, пламя сбить не удалось.
Перкаль, которым обтянут остов нашего «По-2», это очень прочное, тонкое, пропитанное лаками полотно. Ударит осколок — беда небольшая, появится дыра, и всё, полотно не рвётся, не расползается. Один у него недостаток, но какой…
Летим на предельной скорости, линия фронта уже позади. Иду на посадку. Под нами — Золотая балка, лёгкая на помине. Никаких указаний штурману не даю. Нет времени, нет сил разжать губы. И грохот невообразимый. Надеюсь, Валя сама сообразит, что делать. Ремни, конечно, расстегнула. Огонь за спиной, и если она сломя голову кинется прочь, когда — приземлимся, осуждать её не буду.
Валя не растерялась. Заранее сняла куртку. Самолёт ещё катился по дну долины, она уже соскочила, начала сбивать пламя. Вдвоём мы быстро потушили маленький, но страшный пожар.
Широкое ложе Золотой балки выбито сапогами, колёсами автомашин, гусеницами танков — никаких препятствий.
А бог войны делал своё дело. Содрогались каменные недра, весь Крымский полуостров гудел, как огромный колокол. Над Сапун-горой поднялась туча из дыма, пыли и пепла, она постепенно растекалась по небосводу. Быстро темнело — утро превратилось в вечер. Пробивая громоздкую тучу навылет, над горой проносились волна за волной «Илы» и «Петляковы».
— Неужели кто-то уцелеет в таком аду? — спросила Валя, прижимаясь ко мне. — Вся дрожу.
У меня подкашивались ноги. Пропеллер вращался как будто сам по себе, двигателя не было слышно. Помогая друг другу, забрались в кабины, взлетели. Я сделала круг, бросила прощальный, благодарный взгляд на долину.
В этот день, 7-го мая 1944 года, после двухчасовой, небывалой по мощи артподготовки, после непрерывного девятичасового штурма, над Сапун-горой взвилось красное знамя.
На другой день из допроса пленных стало известно, что вскоре после взятия нашими войсками Сапун-горы генерал Альмендингер удрал из Севастополя на подводной лодке. Новым командующим 17-й армией был назначен генерал-лейтенант Бемэ.
— С передовыми частями, штурмовыми отрядами морской пехоты идут «лесные матросы», — сообщила мне Валя. — Про них в газете писали. Это моряки-черноморцы, участники обороны Севастополя, которые в июле 1942 года прорвались в горные леса. Их немного, но они в тельняшках. У каждого трофейный автомат, гранаты, нож…
