Почетные арийки - Роже Дамьен
По правде говоря, Сюзанна задыхалась в этом гинекее, где ежедневно приходилось отстаивать свой статус и преимущества, завоеванные накануне. У нее не было ничего общего с этими скучными женщинами, которые по воскресеньям ждали выхода маршала, чтобы пойти на мессу после смены караула. Компания жен министров и высокопоставленных государственных служащих, которые заученным тоном повторяли то, что говорили их мужья, навевала на нее тоску. Немногочисленные конференции и благотворительные мероприятия, проводившиеся для жен чиновников, также не представляли интереса. Во второй половине дня в салонах отеля «Мажестик» царила аскетичная атмосфера — там вязали шарфы и собирали средства для беженцев, однако к аперитиву эти достопочтенные женщины уступали место женам дипломатов, шпионкам и светским львицам в платьях от ведущих кутюрье. Супруга маршала оставляла поле боя своим соперницам — мадам Лаваль и ее дочери, блистательной Жозе де Шамбрен. Эти две женщины и задавали тон празднику, где громко смеялись и пили шампанское. Сюзанна отказывалась там появляться — это означало бы скомпрометировать себя.
Так Виши стал территорией тщеславия, погрязшей в сиюминутных интригах. Малейший слух распространялся там подобно лесному пожару. По всем этажам отелей «Дю Парк» и «Мажестик» сновали сотрудники администрации, лихорадочно обмениваясь прогнозами во всех коридорах и закутках. Из предосторожности Сюзанна держалась в стороне от этих дворцовых склок. Она по-прежнему вместе с мужем присутствовала на всех официальных церемониях, но в промежутках между этими мероприятиями старалась не покидать свой номер в отеле. Как и другие, некоторое время она посещала лечебницу. В конце концов, оказавшись в Виши, стоило оценить достоинства его источников. Поэтому она без особого восторга стояла в очередях термального комплекса, где раздатчицы воды в белых фартуках и колпаках наполняли мерные стаканчики, которые им протягивали пациенты с больной печенью. Процедуры не вызвали у Сюзанны никакого энтузиазма, и она в конце концов отказалась от них. Проведя в этом изнеженном курортном городке долгие недели, граф и графиня поняли, что их ничего больше здесь не удерживает. Устав от всего, они решили вернуться в Париж.
Мне хотелось поближе познакомиться с этим местом, которое на протяжении четырех лет было центром сотрудничества французского государства с нацистской Германией. В один из апрельских дней я отправился в департамент Алье. Насколько мне известно, мои родители никогда не бывали в этом курортном городке. Они, несомненно, нашли бы его очаровательным. Здесь удивительным образом сочетаются архитектурные стили Второй империи, Прекрасной эпохи и ар-деко. Его тихие улочки ничем не напоминают гостям о событиях военных лет. От вокзала я дошел до отеля «Дю Парк», где в те времена находилась штаб-квартира правительства. Теперь это здание превратилось в частную резиденцию, доступ в которую защищен кодовым замком. За исключением памятной стелы у входа в Парк источников, здесь не осталось ничего связанного с печальным прошлым этих мест.
На четвертом этаже отеля «Дю Парк», расположенного на углу улицы, маршал разместил свои рабочие и жилые помещения, а его супруга поселилась по соседству, в «Мажестик». В то время два отеля были соединены крытым переходом, которого больше нет. В тени платанов все дышало спокойствием, утонченностью и благодушием эпохи, еще не омраченной жестокостью века насилия. Трудно было представить, что в этом маленьком провинциальном городке плелись грандиозные интриги, воплощались в жизнь или рушились амбиции в масштабах целого государства. По утрам здесь организовывали заговоры, которые раскрывались к вечеру. Виши был театром теней, где история творилась исподтишка. После поражения 1940 года во власти произошел раскол. Двери местных отелей, ставших министерствами и другими органами государственного управления, распахнулись для честолюбцев, которые только этого и ждали. Здесь, в темных кулуарах, разрабатывались и принимались к исполнению меры, имевшие далекоидущие последствия. Тысячи людей поплатились жизнью за отвратительные, постыдные решения, принятые в этих дворцах.
Мое необычное паломничество продолжилось в парке, расположенном рядом с отелем. Если не считать нескольких бегунов, я был одним из немногих прогуливающихся в этом лесистом уголке. Под сенью каштанов я представлял себе опирающегося на трость маршала в сопровождении своего секретаря и доверенного лица, скандально известного доктора Менетреля. Чуть дальше, возле эстрады и крытых галерей, мне показалось, что я вот-вот увижу мадам Петен, которая присела на скамейку, утомленная летним зноем. Продолжив свой путь, я вышел к Оперному театру на краю парка. Это здание — шедевр архитектуры модерна. На входе молодая женщина сказала мне, что сейчас начнется экскурсия, и я присоединился к небольшой группе. Интерьер оказался поистине впечатляющим, желтый цвет в нем гармонично сочетался с золотом и слоновой костью. Экскурсовод рассказывала о выдающихся дирижерах и солистах — от Карузо до Рихарда Штрауса, — которые здесь выступали. О том черном дне в июле 1940-го, который привел сюда Сюзанну и ее мужа, она упомянула лишь вскользь.
В разгар душного лета под этим огромным светящимся куполом избранные представители французского народа уничтожили республику. Я снова подумал о Сюзанне и ее муже, которых судьба забросила в этот опереточный курортный городок. Бертран д’Арамон был одним из пятисот шестидесяти девяти депутатов, проголосовавших в тот день за передачу всей полноты власти маршалу Петену. Двадцать депутатов воздержались, восемьдесят выступили против. Мне хотелось понять, почему он принял такое решение. Что стало причиной этого выбора — убежденный иррациональный пацифизм графа д’Арамона, готового на мир любой ценой? Или личное доверие к маршалу? А может, просто-напросто стремление сосредоточить власть в сильных, даже авторитарных руках? На этот вопрос нет ответа, поскольку то голосование прошло без предварительных дебатов, которые могли бы прояснить позицию каждого. Интересно, приходила ли ему в голову мысль о том, что всего через несколько недель это решение приведет к несправедливым санкциям против его шурина, а затем и к дискриминационным мерам в отношении его собственной жены?
Выйдя из оперы, я прогулялся по авеню Термаль до отеля «Регина», где Сюзанна с мужем жили в течение нескольких недель своего вынужденного пребывания в Виши. Здание было давно заброшено, и его былое великолепие потускнело. За закрытыми ставнями, с которых теперь уже облупилась краска, Сюзанна провела долгие часы и дни, ожидая своего мужа. Вероятно, она писала длинные письма матери и брату. В первых числах июня Морис Штерн и его семья покинули Францию. Я не знаю истинных причин их отъезда. Несомненно, он чувствовал, что, когда немцы войдут в Париж, он и его семья станут жертвами расправы с большей вероятностью, чем другие, ведь они были не просто евреями, но и представляли еврейское финансовое сообщество, которое так ненавидели нацисты.
Вопреки всеобщим опасениям, немцы, войдя в Париж, ничего не разрушили. В начале лета 1940-го это во многом способствовало распространению идеи о том, что враг, которого описывали как кровожадного зверя, на самом деле обладал довольно сдержанным характером. Начало даже складываться подобие нормальной жизни. К счастью, особняк семьи Сован д’Арамон не был реквизирован. Тем не менее возвращение супругов было целесообразным решением, позволявшим избежать нежелательного водворения в их доме оккупационных властей. Однако, оказавшись в Париже, Сюзанна по-прежнему испытывала тревогу. У нее не выходили из головы те ужасающие зверства, что творились по ту сторону Рейна. Презрев всякую человечность, немцы сделали жизнь тысяч евреев невыносимой. Неужели теперь они намерены навязать свои чудовищные законы Франции? Сюзанне хватало здравомыслия, чтобы не доверять этому противнику, каким бы цивилизованным он ни выглядел.
