Хаим Саббато - Выверить прицел
Эти минуты были для меня самыми тяжелыми с тех пор, как мы воюем. Я не знал, чего ждать, не знал, как мы выйдем из этого боя. Но одно знал наверняка: их необходимо остановить. Просто нет другого выхода. И тут я подумал, что пришло время для того, о чем мы так много читали и говорили: для истинного самопожертвования. Следует мобилизовать все внутренние силы, какие есть в нас. Мы должны их остановить. Мы можем их остановить. У нас нет выхода. Долго раздумывать над этим времени не было. Мы поднялись на лучшую позицию. Сейчас мы их видим. Еще несколько наших танков сделали то же. Положение улучшилось. Мы получили сообщение, что несколько сирийских танков уже подбиты. Ханан передает, что видит танки, которые пытаются уйти. Два грузовика повернули назад. По-видимому, это грузовики с боеприпасами, которые следовали за танками. Мы тоже поразили две цели. Кажется, мы их одолеваем. Слава Богу. После войны нам стало известно, что в тот день мы отразили последнюю сирийскую атаку на этом участке. Продолжаем стрелять. Ханан передает, что Синдиана стала долиной смерти для сирийских танков. Вообще для всего, что двигалось, включая их грузовики с боеприпасами и другие средства передвижения. Все было сожжено. Несколько танков — они скрывались под деревьями и не были нами замечены — начали отступать, и за ними потянулось облако пыли. Их подбили тоже.
Мы еще не успели переварить происшедшее, как поступил новый приказ: идти на Хушние. По проселочной дороге, которая отходила от шоссе Йосифон и называлась „катакомба“. Мы следовали за танком Данона. Рами передал, что наша колонна состоит из десяти танков. Серьезная боевая сила. Данон шел первым и очень быстро. Мы же, наоборот, медленно, из-за неисправной коробки передач. На четвертой скорости мотор вообще останавливался, поэтому весь путь я шел на третьей — медленно, но, по крайней мере, не застревая. Перед нами был танк Хагая — командира роты „ламед“. Данон все время просил по рации, чтобы мы его догнали. „Что с вами? — спрашивал. — Я наткнулся на крупные силы противника. Я против них один. Подходите же!“ — „Еще немного, и мы прибудем, — отвечали мы. — Мы уже близко“.
Не объяснять же ему, что у нас не в порядке коробка передач, что заклинивает рычаг. Мы идем в самом хвосте. Впереди Хагай, за ним — все остальные. Идем по дну ущелья. И вдруг танк Хагая озаряет вспышка. Мы все ее видим. Но что произошло, не знаем. Боимся, что его подбили, но еще надеемся, что это стрелял он сам. Рами кричит по рации: „Хагай! Хагай! Прием. Хагай, прием! Хагай! Хагай!“ Ответа нет. Напряжение усилилось. Из танка, который шел следом за ним, передали, что у Хагая прямое попадание в башню с левой стороны. Они пытаются до него добраться. Ханан обнаружил к востоку от дороги противотанковое орудие, прижатое к руслу высохшего ручья — вади, хорошо укрытое и хорошо защищенное: его трудно вывести из строя. А оно между тем способно подбить каждый танк, который попытается пересечь вади. Отходим назад искать другой путь. Данон снова спрашивает: „Почему вас еще нет? Что случилось? Скорее же! Я один!“ Нахман кричит: „Сирийские танки!“ Он обнаружил три танка восточнее ущелья над его ответвлением. Ханан среагировал быстро, и Нахман выстрелил быстро. Идущий перед нами танк выстрелил с нами одновременно. Попали. Но танк Хагая застрял, мы все стоим за ним, а пересечь вади нет никакой возможности из-за противотанковой пушки. И другого пути вперед тоже нет.
Я предложил Рами такой план: я и кто-нибудь еще, вдвоем, взберемся на холм с пулеметом и гранатами. Я же в прошлом пехотинец, на это и тренирован. Оттуда, с холма, я поведу бой против их расчета, а в это время наша колонна пересечет вади. Рами не ответил. Почему он не отнесся к этому серьезно? Мое предложение кажется таким логичным. Тем более что Данон ждет нас. Я снова говорю Рами об этом. Он не отвечает. Обидно, что не отвечает. Я начинаю на него давить. Понимаю, что танкисту трудно мыслить категориями пехоты. В конце концов он сказал, что предложение ему не нравится. Я промолчал. Он командир. Может быть, он боится оставить танк без водителя? Но ведь так важно идти на подкрепление к Данону. Против него сосредоточен враг. У Рами другая идея: он знает место недалеко от Синдианы, где можно незамеченными перебраться через вади. Правда, дорога туда трудная. Мы двинулись. За нами еще два танка. Вот здесь, недалеко от рощи, мы и будем переходить. Высохшее русло потока довольно широкое, намного шире, чем раньше. Но едва лишь мы спустились в лощину, как по нам открыли огонь. Видно, где-то еще оставались сирийские танки, о которых мы не знали. Рами вынужден высунуть голову наружу, чтобы указывать мне дорогу. По нам лупят пулеметными очередями, мы слышим, как пули бьют по броне. Рами стоит, высунув голову. У него нет выхода. Снова вокруг рвутся снаряды. Непонятно, что стреляет: противотанковая пушка или танки. Невозможно также определить, откуда стреляют. Я жму на газ до предела. Данон умоляет: „Скорее же!“ Мы спускаемся по базальтовым террасам „вприпрыжку“, как по лестнице многоэтажного дома, под градом пулеметных очередей. Наконец достигаем южного ответвления лощины и входим под защиту ее стены. Обстрел прекратился. Неужели мы все-таки пересекли русло? Вышли из-под огня? И снова мои губы шепчут эти слова из арвит: „…сохранил живыми наши души и не допустил, чтобы споткнулись наши ноги“.
Но повреждена внутренняя связь, и не действует электропривод поворотного устройства башни. Уже четыре часа. Докладываем Данону, что возвращаемся в Алику. Я заглушил мотор и сейчас никак не могу его завести. К счастью, нам предстоит спуск. Мотор заработал, и я его больше не выключал.
Поскольку нет внутренней связи, Рами руководит движением, сидя на крыле танка, в каске, держа наготове „узи“ на боевом взводе, со снятым предохранителем. Вполне можно наткнуться за какой-нибудь террасой на сирийского солдата.
На всем обратном пути в Алику мы видели подбитые сегодня вражеские танки. Вот мостовой танк с расколотым надвое мостовым устройством. Мы знаем, что могло случиться, если бы мы их не остановили. Целый батальон танков прошел бы по этому мосту через Иордан на Тверию.
Вся местность усыпана кусками обгоревшей брони и стали. Стоят подбитые, сожженные грузовики, джипы, танки Т-54, Т-55. Ханан возле каждого останавливался: искал живых. Одни трупы. Он взволнован и потрясен. „Творец! Сколько смерти, сколько мучений, сколько страдания в Твоем мире!“
Слушая Эльханана, я вспомнил один мидраш: „Когда Господь, Благословен Он, создал первого человека, Он поместил его в райском саду и показал ему все деревья, что в нем росли. И сказал ему: посмотри, как прекрасны они и сколь искусно сделаны. Все это Я сотворил для тебя. Постарайся же не портить и не разрушать Мой мир, ведь если испортишь — его некому будет исправить…“»
Эльханан продолжал:
«…Потом мы увидели наши танки. Ханан и Рами поднимались на каждый в поисках раненых. Раненых они не нашли, но возвратились в шоке от того, что видели. На этот раз они ничего не рассказывали, нам ведь еще предстояло воевать. Но мы все прочли на их лицах. И в потухших глазах Ханана, до того всегда излучавших свет.
К вечеру пришли в Алику. Для меня закончился второй день войны. Эти дни были слишком долгими. Какое счастье, что танки не могут воевать ночью. Ни у нас, ни у них нет средств для ведения ночного боя. Ханан пошел в мастерскую искать электрика. Все смертельно устали и к тому же очень голодны. Еще нужно заново загрузить танк снарядами и прочими боеприпасами. Рами отправился за ними и за горючим. Нужна была также вода. Доставка продолжалась долго, грузовики приезжали с разными грузами. Времени на отдых не было. Наконец пришел грузовик со снарядами. Нам не впервые пришлось загружать снарядами целый танк. Но сегодня мы очень устали, а прибывшие ящики были очень старыми, я открывал их с трудом. Настолько был вымотан, что не хватало сил действовать аккуратно; ящики и снаряды упали на меня, и я поранился. К тому же металлические скобы порезали мне ладони, по рукам текла кровь.
Время уже после полуночи. Нам сообщили, что в лагере Ицхак формируется новое танковое соединение. Мы прибыли туда. Ханан пошел выяснять, кто командир и каков план на завтра. Я открыл банку с едой, даже не взглянув, что на ней написано: мясо, кукуруза или просто компот. Зачерпнул ложкой смесь, которая там была, положил в рот и не почувствовал никакого вкуса. Не смог проглотить более двух ложек.
Во вторник нас разбудили в темноте, еще не было четырех. Через полчаса все соединение было готово. Вышли в строгом порядке, без огней, не зажигая даже задний свет.
Идти трудно, местность незнакомая. Иду впритык к танку, который впереди меня. Во главе колонны, на джипе, разведка. Указывает дорогу. Соединением снова командует Данон…»
— Когда Данон вернулся в лагерь Ицхак? — спросил следователь.
— Не знаю, — отвечал Эльханан. — Не надо забывать, что в первые дни войны бои велись на небольшом участке Голан, расстояния были короткими. Каждую ночь силы стягивались к лагерю Ицхак или Суфа для перегруппировки на завтра.
