Samsonov Semen - Po tu stornu
— Ты топчись, Юра, топчись! Вот так.— Жора начал подпрыгивать.
Юра медленно, с трудом поднимал едва гнущиеся в коленях ноги, а Жора растирал ему руки, приговаривая:
Ты, Юра, обязательно разыщи Андрея, с ним тебе легче будет.
Эльза Карловна вернулась мрачная. Она была зла на Штейнера, который отказал ей в просьбе дать двух подростков. Комендант объяснил, что много этих «дикарей» умерло от тифа и других болезней, что сейчас Германия очень нуждается в рабочей силе.
Эльза Карловна пыталась, как и в первый раз, дать Штейнеру взятку, предлагала заплатить за ребят втрое больше, но Штейнер оставался неумолим. Он посоветовал обратиться к высшему начальству, но предупредил, что нужно спешить, так как лагерь могут скоро перевести за Эльбу.
Охранник повёл Юру в барак для больных, который на языке начальства назывался лазаретом, и позволил Жоре проводить товарища. На ребят пахнуло карболкой и торфяной гарью. Тяжелобольные лежали на голых нарах, бредили и стонали. Дым и вонючая испарина висели в воздухе, как туман. По грязным стенам стекали рыжеватые струйки, а в углах виднелся иней. «Это гроб, гроб для Юрки!» — с ужасом подумал Жора. Он понял, что отсюда вряд ли кто-нибудь возвращался к жизни.
Пока Юру записывали, Жора прислушивался к разговорам больных. Один мальчик говорил другому:
Когда у меня взяли кровь, голова закружилась. !А назавтра я и заболел...
В другом углу говорили о том, что вчера десятерых умирающих от тифа выбросили в болото.
Они были ещё живые, а их выбросили,— сказал кто-то.
И не выбросили совсем, а отвезли на санках, и закопали в яму. Сами ребята, которые рыли яму, рассказывали. Они видели, что тифозные были ещё живые, шевелились...
Юра не мог не слышать этих голосов, но они будто его не трогали. Он стоял, растопырив руки, у печки, грелся и, задыхаясь, кашлял.
Прощаясь с Юрой, Жора неумело поцеловал его в холодные, посиневшие губы, обнял, похлопал по худой спине, как старшие детей, и сказал дрожащим голосом:
— Ты, Юра, не горюй. Может, всё будет хорошо, может, скоро наши придут...
Юра проводил товарища тоскливым взглядом до дверей и беспомощно опустился на холодные, жёсткие нары.
НА ПОМОЩЬ ПАВЛОВУ
С наступлением весны 1942 года изменилась жизнь в имении Эльзы Карловны. Работать стало труднее, жить ещё хуже, а ребят осталось меньше. Костя гонял скот на подножный корм в поле и возвращался только под вечер. Жоре часто приходилось одному убирать навоз, следить за чистотой двора, выполнять многие другие работы, изнурявшие его до крайности.
Люся и Шура по-прежнему работали не покладая рук, за троих. С приходом весны на них была возложена новая обязанность— уход за садом. Получалось так, что ни днём, ни вечером ребята не могли собраться вместе, чтобы посоветоваться, обменяться мнениями, поговорить о своих делах.
Однажды Вова привёз от Павлова письмо, которое требовало от ребят решительных и опасных действий. В тот же вечер с большими трудностями все собрались на голубятне. Павлов сообщал, что Красная Армия разбила фашистов под Москвой и продолжает наступать. Он просил помочь в организации побега, который должен произойти в ближайшее время, так как гитлеровцы готовят массовое убийство коммунистов, выданных провокатором.
Изложенный Павловым план побега заключался в том, чтобы выбрать тёмную и ветреную ночь, тайно проделать проход в проволочном заграждении, опоясывающем лагерь, и выпустить заранее подготовленную группу людей. Сделать это чрезвычайно трудно. У пленных не было никаких инструментов, кроме ножниц, ребята всё-таки их достали. Трудность заключалась и в другом: на ночь в лагере усиливали караул, а в колючую проволоку включали электрический ток.
Обсудив всё это, ребята выработали свой план: в ночь, намеченную для побега, Вова и Жора с пилой пробираются в лес, через который проходит электролиния, питающая лагерь, и подпиливают несколько столбов. Падение столбов должно привести к обрыву провода и на время лишить лагерь света. Пока фашисты ищут обрыв и восстанавливают линию, Павлов и его товарищи делают проход в заграждении и уходят из лагеря... Что будет дальше, ребята не знали, но приняли решение действовать немедленно.
В очередную поездку Вове удалось передать Павлову письмо, а через несколько дней получить ответ. Павлов принял предложение ребят и наметил обязанности каждого.
Всё должно было произойти быстро и слаженно. В тот момент, когда в лагере погаснет свет, после обрыва линии, Павлов и его товарищи разрезают колючую проволоку и поодиночке выходят, направляясь к условленному месту. Вова и Жора, подпилив столбы, сразу же уходят от места обрыва электролинии, так как немцы могут направить солдат по линии — искать обрыв. Костя и Шура встречают пленных и выводят их в поле, к заранее намеченному месту, где беглецы могут переждать до следующей ночи, получить продукты, заготовленные ребятами, и продолжать свой путь на восток. На случай, если гитлеровцы сразу обнаружат побег и поднимут стрельбу или с Костей что-нибудь случится, Шура должна выполнить роль запасного проводника, ожидая пленных в другом, более отдалённом от лагеря месте.
Кроме того, ребята придумали, как обезопасить себя в ту ночь, когда была назначена операция, от возможного появления в голубятне Лунатика или Эльзы Карловны. С этой целью было решено каждый день перед сном закрываться на крючок и не пускать старика, чтобы приучить его к тому, что дверь на голубятне бывает закрыта, когда ребята кончают работу. В ночь побега пленных ребята решили закрыть дверь изнутри с помощью веревки. «Пусть, если Лунатик сунется, подумает, что мы на месте и спим крепким сном»,— решили они.
Последняя и не менее важная часть плана заключалась в заготовке продуктов. Ребятам удалось достать несколько килограммов фасоли, немного отрубей и кукурузы, мешочек соли и немного печёного хлеба. Но этого было слишком мало для семнадцати человек, подготовленных Павловым к побегу. Ребята понимали, что пленные не смогут добыть никакой пищи, пока не доберутся до Польши.
Ребята тщательно готовились к большому и опасному предприятию. Приезжая на строительство, Вова уточнял с Павловым подробности плана. Шура и Люся продолжали понемногу добывать продукты. Жора по ночам- относил продукты в поле и прятал в скирды соломы, где должны были собраться пленные после побега из лагеря.
Однажды внимание Жоры привлёк шестимесячный поросёнок, который расхаживал по двору важно хрюкая и вскапывая пятачком навозную кучу. У Жоры блеснула мысль: «Вот это был бы запас на дорогу!»
Не посоветовавшись с Вовой, он решил сделать всё сам. Натолок стекла, смешал с отрубями и картофелем и вывалил поросёнку в корыто. Жора рассчитывал так: поросёнок подохнет, и Эльза Карловна велит выбросить его на свалку, как падаль. Тогда ребята распотрошат поросёнка, засолят и спрячут для пленных.
Но дело обернулось совсем по-другому. Поросёнок съел приготовленный Жорой корм и через некоторое время начал оглушигелыю визжать. В доме, кроме вздремнувшего старика и Макса, чинившего мебель, никого не было. Услышав крик, старик всполошился, выбежал и заставил Жору резать поросенка. Когда Макс опалил поросёнка, Лунатик сам принялся потрошить его.
Жора чувствовал себя как на иголках. Но, к счастью, старик плохо видел и не разобрал, что случилось с поросёнком, но Макс как видно, всё понял. Жора умоляюще смотрел на Макса и думал: выдаст или не выдаст? Макс молча повернулся и вышел из кухни. Жора, опустив голову, плёлся за ним.
Если бы ты не смог поросёнка зарезать, он бы сам издох, и тогда можно было бы мясом поживиться,— как бы невзначай бросил Макс.
Хозяин заставил.— Жора покраснел.
А ты бы отказался. Сказал бы, что боишься резать.— Макс остановился и вдруг похлопал Жору по плечу.
Максу нравился этот смышлёный, смелый мальчик. В этот день, уходя после работы домой, Макс впервые по-настоящему попробовал представить себе ту далёкую страну, где вырастают такие отважные дети. От этой мысли он перешёл к горестному раздумью о себе. В сущности, он так же несчастен, как и они, только он, взрослый, покорно выносит все оскорбления от хозяйки, а они, эти маленькие русские, голодные и избитые, борются за свою жизнь, как умеют... «Вот почему,— заключил Макс,— русские начали по-настоящему громить армию Гитлера».
НЕ УСТУПАТЬ НИ В ЧЕМ!
Письма от Фрица Эйзена с Восточного фронта по-прежнему приходили часто, хотя уже не были такими восторженными, как раньше. В Германии знали о разгроме немецкой армии под Москвой, но фашистские пропагандисты в газетах и по радио продолжали утверждать, что гитлеровская армия в летнем наступлении добьёт Россию и поставит её на колени.
Однако не всех немцев убеждали речи Гитлера и Геббельса, статьи в газетах и трескотня по радио. Даже фрау Эйзен, получая письма от мужа, читала их уже без прежнего умиления. А посылки от него поступали всё реже и реже, и это очень огорчало Эльзу Карловну. Если осенью 1941 года Фриц каждое письмо начинал словами «Хайль Гитлер!» и расписывал подвиги своих солдат, то теперь в его письмах появились нотки усталости, даже жалобы на опасности войны. В одном из писем он жаловался на «проклятую суровую Россию», на «дикий злой народ» и даже на вшей, беспокоящих «победоносную» армию фюрера.
