Рэйчел Ромеро - Кукольник из Кракова
Но у Кукольника получилось.
Кукольник убрал руку, и Каролина увидела, что оба крыла бабочки целы, невредимы и по-прежнему сияют красками. Они так быстро затрепетали, что в воздухе образовалось красочное пятно, словно оставленное кистью. Но теперь эти великолепные крылья были сделаны из раскрашенных перьев, а усики, которые могли передавать столько эмоций, – из кусочков тонкой проволоки с бусинами на концах.
Как и Мыш, бабочка стала игрушечной.
– Я же говорил, что вы можете делать чудеса. Она жива, как и прежде, и никаких повреждений, – сказал Брандт, желая присоединиться к триумфу Кукольника. Но он не имел отношения к этому чуду, да и сама Каролина никогда не стала бы помогать наводить мосты между своим другом и капитаном злых колдунов.
– Да, – сказал Кукольник гораздо менее оживленно, чем его гость.
Каролина подумала, что Брандт даже не заметил, что бабочка теперь не настоящая, а игрушечная. Этот злой маг видел только то, что хотел видеть.
– Я так рад, что наконец-то нашел человека, похожего на меня, – сказал Брандт, сжав плечо Кукольника. – Я боялся, что если и найду здесь волшебника, то он окажется поляком, а не немцем. Что толку в польском волшебнике?
– Какая разница, откуда человек родом? – заметила Каролина. – У вас много общего с любым волшебником.
– Низшим народам, к которым относятся поляки, нельзя разрешать творить чудеса, – усмехнувшись, ответил Брандт. – Когда я был здесь в первый раз, видел достаточно местных чудес. Оно мало впечатляют.
Каролина не удержалась и спросила:
– Каких, например?
– В деревне я как-то подстрелил красную птичку, но она не стоила потраченной на нее пули, – начал рассказывать Брандт. – Я думал, что, если сохраню ей жизнь, она хотя бы исполнит мое желание, но все, что она могла мне предложить, – это золотое яблоко. Какой толк от этого создания? В Германии есть рыцари-призраки, которые скачут по лесным дорогам, и лесной царь, повелевающий ольховыми рощами. Они сильны – гораздо сильнее всего, что есть тут.
Каролина приложила руку к сердцу, и по ее телу пробежала дрожь. Так это Брандт убил жар-птицу на лугу Лаканики! Рена описывала Каролине вкус яблока, от которого отказался капитан злых колдунов, – едва только надкусив его, она почувствовала разлившуюся во рту сладость. «Как будто ешь лето», – вздохнула Рена.
Возмутительно, что никому больше не удастся попробовать этого чуда из-за какого-то злого колдуна!
– Не надо было убивать птицу, – сказала Каролина. – Она не сделала вам ничего плохого.
– Но и хорошего тоже, – отрезал Брандт.
Чувствуя, что назревает ненужная ссора, Кукольник сказал:
– Я бы с удовольствием поговорил еще, но, к сожалению, мне нужно закончить свои дела. Я хотел бы успеть до комендантского часа.
Он улыбнулся, и его улыбка напомнила слабый огонек свечи посреди темной комнаты.
Но Брандт принял его слова за чистую монету.
– Я приду завтра, и мы поговорим еще, – сказал он.
* * *Каролина знала, что на самом деле после сегодняшних событий Кукольнику вовсе не хотелось снова отправляться за покупками, но все же предлог сработал. Брандт, насвистывая, ушел из магазина.
– Ты можешь говорить с ним сколько хочешь, но я больше не собираюсь, – сказала Каролина, глядя на место, где стоял капитан злых колдунов. После разговора с ним она чувствовала себя совершенно обессиленной. Больше всего на свете ей хотелось прижаться к Кукольнику и позволить размеренному стуку его сердца убаюкать ее. Но если ей было так плохо, то Кукольнику, наверное, еще хуже. Ведь Каролину Брандт рассматривал лишь как интересный объект, а настоящей его целью был именно Кукольник.
– Я тоже не хочу иметь с ним никакого дела, – ответил Кукольник. Он снял очки, словно устав от четкости, с которой видел магазин и площадь за окном. – Но у меня нет выбора.
Бабочка опустилась и села ему на палец. Она потерла деревянные лапки, и этот звук напомнил им звуки скрипки Джозефа. Каролине показалось, что так она хочет поблагодарить ее друга: раз она не умела разговаривать, как Мыш, то, похоже, выражала свои чувства с помощью музыки.
Кукольник держал руку неподвижно, словно бабочка была стеклянной балериной из Страны Кукол. Животные и насекомые тянулись к хрупким существам, ведь они как никто знали, как бережно заботиться обо всем и обо всех.
– Тебя было нетрудно починить, – пробормотал он бабочке. – Как жаль, что я не могу вот так же починить весь мир.
Бабочка.
Мыш.
Живые игрушки.
И вдруг мысль, словно рассветное солнце, осветила разум Каролины. У нее возник план, и она засмеялась на весь магазин, напугав бабочку и заставив ее улететь прочь. Ей так не хватало этого озарения в Стране Кукол, когда она отчаянно искала волшебство, способное одолеть крыс. И теперь, когда оно пришло к ней здесь, в этом мире, она просто не могла сидеть спокойно. Каролина закружилась, повторяя своими маленьким ножками воздушный танец бабочки.
– Я знаю, как ты можешь это сделать, – сказала она. – Я знаю, как помочь Трэмелам.
Кукольник водрузил на нос очки и спросил:
– Извини, что ты сказала?
– Люди не могут входить в гетто и выходить оттуда. – сказала Каролина. – А как насчет игрушек? Ты можешь превратить их в кукол, и они будут жить в магазине, пока эти злые колдуны не уйдут. Куклы могут проникнуть туда, куда люди не могут.
А душа есть душа, человеческая она или кукольная, и все, что ей нужно, – это подходящий сосуд, в котором она может жить. Кукольник наверняка поймет это.
И Кукольник сказал:
– Я люблю Рену. Это правда. И Джозеф – один из моих лучших друзей. Но…
– Ты боишься, что тебя поймают? – спросила Каролина.
– Не в этом дело, – ответил Кукольник. – Я боюсь сделать хуже. Люди ведь гораздо больше и сложнее мыши или бабочки. Кроме того, мыши и бабочки не могут верить во что-то или не верить.
Задумчиво прижав большой палец к губам, он замер, глядя, как бабочка перелетела к кассе и уселась на нее.
– Так ты не сможешь превратить Джозефа в куклу, потому что он взрослый и сомневается в твоей способности к волшебству?
Каролине почти невозможно было представить себе Рену без отца, но в словах Кукольника была доля правды. Джозеф никогда бы не поверил в способность Кукольника творить чудеса, если бы не увидел их своими глазами. А дети просто принимают на веру то, что они живут в мире, полном чудес.
– Я даже не знаю, смогу ли превратить в куклу Рену, – сказал Кукольник, опускаясь на стул.
– Но ты должен попробовать, – ответила Каролина, настойчиво надавливая пальцем на его рукав. – Ну пожалуйста, скажи, что хотя бы попробуешь! Ты ведь слышал, что сказал Джозеф. Мы не можем позволить немцам сделать Рене что-нибудь плохое.
Каролина немного помолчала, давая время Кукольнику обдумать ее план. Она представила, как часовой механизм в его мозгу так и сяк вращает эту мысль, рассматривая ее с разных сторон и анализируя.
Наконец Кукольник сказал:
– Возможно, Брандт разрешит мне войти в гетто, если причина будет убедительной.
Каролина как следует подумала, а потом сказала:
– Как насчет кукольного дома?
– Кукольного дома Рены? – переспросил Кукольник.
– Джозеф теперь плотник, – сказала Каролина. – Ты разве не можешь сказать, что он сделал его для тебя и ты хочешь его забрать? Ты можешь посадить в него Рену и вынести оттуда. Он такой большой, что в нем запросто поместится дюжина кукол!
– Дюжина кукол, – повторил Кукольник и сжал ладони. – Или дюжина детей, которые стали куклами.
Каролина пожалела, что она такая маленькая и не может обвить руками шею Кукольника. Вместо этого она как можно крепче обхватила его запястье.
– Да, – сказала она. – Видишь? Яношик сказал, что ты можешь спасать людей, и теперь ты вправду можешь.
– Если у меня получится, – мрачно проговорил Кукольник.
– Получится, – сказала Каролина. – Иначе и быть не может.
Бабочка снова перелетела на стол и с явной радостью присела на ладонь, которую Кукольник раскрыл ей навстречу.
– Но мне придется превратить кукол обратно в детей, как только они выйдут из гетто. Не могут же они оставаться куклами. Они не должны прожить так свою жизнь, – сказал он.
– Они и не смогут жить в магазине, – согласилась с ним Каролина. – Их обязательно кто-нибудь увидит. И потом, у тебя в квартире для них мало места.
– Отец Кароль в церкви Святой Марии закрывает глаза на то, что люди продают и покупают там продукты, и из его проповедей я понял, что он не одобряет то, как немцы обходятся с евреями. Может быть, он сможет помочь, – сказал Кукольник. – Если, конечно, я смогу убедить его, что еще не окончательно свихнулся.
И с сухим, как треск дров, смешком он постучал себя по голове.
– Когда он увидит, как ты превращаешь кукол снова в детей, ему придется поверить в то, что волшебство существует, – стояла на своем Каролина.
