Юрий Коротков - Девятая рота (сборник)
…Паровозный дым рассеялся, Иван, постукивая чугунной тростью, вышел на перрон за американскими компаньонами. Со всех сторон к ним бросились репортеры, замигали вспышки фотокамер.
Иван вдруг замер, изумленно глядя на громадную афишу в конце перрона, где он красовался в казацкой черкеске с галунами и папахе.
– Где ж раскопал-то такую? – спросил он Терри. – У меня самого ни одной карточки не осталось. Тридцать лет уж почти…
– Это моя работа, Иван, – с деланой скромностью ответил тот. – То, что нужно для бизнеса, я достану из-под земли. Вся Америка в твоих афишах, Иван. Билеты раскуплены на два месяца вперед…
Он говорил еще что-то, но Иван уже не слушал, с задумчивой улыбкой смотрел на свою старую фотографию…
Портной последний раз поправил новенькую черкеску у него плечах. Иван горделиво осмотрел себя в зеркале.
– Эх, батя бы позавидовал! – обернулся он к Маше. – У него отродясь такой не было!..
Потом он позировал в черкеске в фотографическом ателье, выкатив грудь и устремив в пространство орлиный взгляд.
– Атансьон, снимаю! – француз-фотограф жестом фокусника снял крышку с объектива громоздкой камеры и с сильным акцентом начал считать: – Один, два, три…
1902 год. Москва
Иван, навалившись на противника, вдавил его лопатками в пол. Поднялся и вскинул руки, приветствуя публику. Зал ответил дружными аплодисментами.
Два щегольски одетых господина в почетной ложе – совсем юный Карсаков и Друбич, лет на десять постарше, – в отличие от беснующейся вокруг них публики все это время спокойно, внимательно наблюдали за Иваном.
– Никакой техники, – покачал головой Друбич. – Вот уж действительно – медведь, иначе не назовешь.
– Но какая силища, барон! – восторженно воскликнул Карсаков. – Вы посмотрите, какая мощь! Это сама русская природа, новый Илья Муромец!
– Оставьте ваши эпитеты газетчикам, граф! – досадливо ответил Друбич. – В современной борьбе турниры выигрывают технической подготовкой, а не грубой физической силой… – они встали и пошли к выходу, продолжая спорить.
Маша вошла с улицы в маленькую прихожую, глянула на чужую одежду на вешалке. Из гостиной доносился разговор на повышенных тонах.
– Что же, так и передать, Иван?
– Так и передай, как сказал, слово в слово!
Маша вошла в комнату.
Напротив Ивана через стол сидели двое похожих на него и таких же могучих парня. Разговор тотчас оборвался, парни встали, опустив головы, не глядя на нее.
– Здравствуйте. У нас гости, Ваня? Что ж не предупредил?
– Братья мои, – хмуро сказал Иван. – Петр и Семен.
Те кивнули, не поднимая глаз.
– Как раз к обеду. Я накрою сейчас.
– Пойдем мы. Бывай, Иван, – братья, по-прежнему избегая ее глазами, вышли в прихожую.
– Может, чаю хотя бы… – выглянула за ними Маша, но те, подхватив полушубки, уже скрылись в дверях.
– Что ж не остановил? – спросила она. – Не по-человечески как-то. Столько времени не виделись… Что случилось, Ваня?
– Да ничего, – пожал плечами тот, глядя в сторону. – Проведать заглянули.
Маша подошла, повернула его лицо к себе, глядя в глаза.
– Иван! – строже сказала она.
– Письмо бате написал, – нехотя ответил тот. – Открытку в черкеске послал – думал, порадуется… Он братьев отправил, велел привезти хоть связанным. А когда вернусь, обещал оглоблю об меня обломать за то, что Поддубных род опозорил… «Клоуном народу на потеху скачешь»…
– Значит, оба мы с тобой теперь бездомные, Ваня, – невесело улыбнулась Маша.
– Мало того, – с детской обидой продолжал Иван. – Я благословить его просил на венчание. Передал – не то что не благословит, а проклянет навек… Пускай! – вскочил он. – Не век же мне по его указке жить! – в бешенстве ударил он кулаком по столу. – Сказал – не вернусь, значит, не вернусь! Сказал – венчаюсь, значит, так и будет! Сейчас и пойдем! – заметался он по комнате.
– А ты венчаться собрался, Ваня? Вот новость-то! – засмеялась Маша, наблюдая за его суетой. – А я-то думала, сначала девушку спросить надо, перед тем, как под венец вести – согласна ли она?
– Так сейчас и скажешь! – обернулся он.
– Нет, Иван, – спокойно и твердо ответила Маша.
Тот замер, ошеломленно глядя на нее.
Она подошла, обняла его.
– Я тебя люблю, Ваня, я с тобой и всегда буду с тобой – неужели тебе этого мало? – сказала она. – Я не говорила – я ведь тоже матери писала. Она ответила, что больше нет у нее дочери, и чтобы адрес я забыла, потому что нет для меня этого дома… Не хочу, чтобы ты из-за меня семью потерял, не прощу себе… – она улыбнулась ему снизу, погладила по голове. – Жизнь у нас с тобой еще долгая. Подождем…
В большой зале со стрельчатыми окнами, обставленной роскошной мебелью, собрались два десятка господ, среди них Карсаков и Друбич, яростно спорили о чем-то.
Распахнулись двери.
– Его высочество великий князь Владимир Александрович! – объявил лакей в ливрее.
Разговоры тотчас стихли, все повернулись к дверям. Вошел великий князь в мундире с орденами, просто и приветливо кивнул собравшимся, сел во главе большого стола.
– Прошу садиться, господа. По какому поводу такие баталии? – улыбнулся он.
Все расселись.
– Ваше высочество! – поднялся пожилой господин. – По нашей просьбе два члена Атлетического общества – граф Карсаков и барон Друбич любезно согласились инкогнито объехать несколько городов в поисках возможного кандидата для участия в чемпионате мира в Париже. Пожалуйста, барон…
– Кандидат, собственно, один, – поднялся Друбич. – В Московском цирке сейчас гастролирует некий Иван Поддубный, известный в цирковом мире как Русский Медведь. Мы навели справки через московского полицмейстера. Это человек из самых низов, полуграмотный крестьянин, бывший портовый грузчик. Пять лет назад он вышел на арену из публики, забавы ради, и с тех пор не проиграл ни одного турнира, ни одной схватки…
– Вы привезли его?
– Мы не сошлись во мнениях с графом, ваше высочество. Честно говоря, я в некотором замешательстве, – развел он руками. – С одной стороны – полное отсутствие какого бы то ни было представления о технике борьбы. С другой – при достаточно средних для борца данных он играючи расправляется с любым противником, невзирая на его рост, вес и турнирный опыт. Более того, редкая схватка продолжается больше пяти минут…
– Ваше высочество! – вскочил Карсаков. – Поддубный – это природный феномен, это самородок, это живое воплощение силы русского народа…
– Ближе к делу, граф, – невольно улыбнулся председательствующий.
– Ваше высочество, этот Поддубный действительно не отличается ни техникой, ни атлетической фигурой. Но при этом в цирке он связывает поясом трех человек из публики и носит на вытянутой руке! Одним движением рвет книгу в три пальца толщиной! И главное – все это без какого-либо видимого напряжения, как детская забава. Если привезти его в Петербург, приставить к нему опытного тренера – Эжена, к примеру, – указал он на старого борца, скромно сидящего в углу, – обучить технике…
– …и послать этого безграмотного босяка, грузчика, этого циркового медведя в Париж представлять Россию перед всем цивилизованным миром! – вскочил другой член Общества. – Позор! К тому же не забывайте, граф, – это французская борьба, а не крестьянская забава на поясах!
Тотчас спор вспыхнул с новой силой, заговорили все разом. Общество явно разделилось на два непримиримых лагеря.
Председательствующий поднял руку, призывая к тишине.
– Я полностью согласен с вами, князь, – спокойно сказал он. – Вы безусловно правы. Вот вы и поедете представлять Россию перед цивилизованным миром.
– Я? – растерялся тот.
– Ну, я как член царской фамилии не могу участвовать в подобных турнирах, да и физическая форма не позволяет. А среди оставшихся членов Общества вы занимаете самое высокое положение. А нам останется надеяться, что противники, только услышав ваш титул, просто разбегутся с арены.
В зале послышался сдержанный смех.
– Когда начинается война, избави бог, мы обращаемся к народу, и меньше всего нас заботит происхождение и манеры тех, кто защищает Россию. Речь идет о престиже страны, господа. До чемпионата осталось три месяца, а мы, по русской традиции, продолжаем бесплодные дискуссии. Везите вашего самородка в Петербург. Даже медведя, как известно, можно обучить манерам. Это по вашей части, господин Карсаков. Эжен займется тренировками. За любой необходимой помощью можете обращаться непосредственно ко мне. Извините, господа, дела, – великий князь встал.
Тотчас поднялись все и склонили головы в знак повиновения.
Маша диктовала, прохаживаясь с книжкой по комнате, Иван, покорно склонившись над тетрадкой, шевеля губами, писал диктант. Поставил точку.
– Все, Машунь? – с надеждой спросил он.
![Вина Дельмар - Дальше — тишина… [=Уступи место завтрашнему дню]](/uploads/posts/books/271496/271496.jpg)