Людмила Харченко - Шел ребятам в ту пору…
— Как же так? Почему конники снялись, не предупредив нас? — взволнованно спросил Андрей Петрович Шеманаев у комиссара Щеголева.
— Не нашли нас. Густой туман. Подумали, что мы ушли.
— Нас тридцать пять. У противника большие силы. Я считаю, что надо немедленно уходить. Как ты думаешь, Яков Михайлович?
Не успел Щеголев ответить, как увидел четыре танка противника. Они шли на их позиции. Разорвались первые снаряды. Партизаны укрылись в окопах. Володя Шеманаев очутился рядом с дедом Егором.
— Не робей, дедушка! — то ли деда, то ли самого себя подбодрил Володя.
За их позицией опять разорвался снаряд.
— О господи! Пощади раба твоего!
— Дедушка, а бога нет. Если бы он был, он давно бы наслал на немцев мор за их злодеяния. Целься лучше по танку! Стреляй!
— О господи, сохрани мою душу грешную!
Снаряд разорвался ближе. Фашисты пристреливались. Володя приник головой к земле. Когда стал рассеиваться дым, увидел рядом мертвого старика. Вдали горел кем-то подбитый танк. Остальные ушли к селу. Вовке страшно стало одному. Полез поближе к своим. Залег рядом с Любой Некрасовой.
Из Ачикулака вышло несколько грузовиков, битком набитых солдатами.
— Огня не открывать! — понеслось по цепи.
Напряжение росло с каждой минутой. Не дойдя с километр до партизанских позиций, машины остановились. Немцы рассыпались цепью.
— Огонь открывать только по моей команде! — услышали партизаны голос командира.
Сосредоточенны и хмуры лица партизан. Немцы открыли огонь из автоматов. В окопах тишина. Всего сто метров отделяют теперь партизан от фашистов.
— Огонь по врагу! — раздалась, наконец, команда.
Володя целился старательно. Он видел, как падали фашисты. Война отняла жалость.
Первую цепь врага сразили. Остальные упрямо ползли и ползли на партизанские окопы.
Но все-таки атака была отбита.
Около вражеских машин взвилась ракета. Ясно — враг вызывает подкрепление. Надо отходить. Дали сигнал.
Володя отполз от линии обороны, потом поднялся и побежал к одинокой кошаре. В ней уже укрылись несколько партизан. Замаскировались и внимательно следили за дорогой.
Ночью партизаны двинулись на восток. В бурунах встретились со своими. Едва поднялись на взгорок, как заметили четыре вражеских танка. Щеголев оглянулся. К великой радости, он увидел окопы, которые несколько дней тому назад вырыли солдаты десятой дивизии. Как они были кстати!
— Занять окопы! — скомандовал он. — Приготовиться к бою!
Ударили противотанковые ружья. С танков начали прыгать автоматчики. Партизаны открыли огонь и по ним. Вспыхнул один танк. Три других повернули назад.
— Ура-а-а, товарищи, атака отбита! — выскочил из окопа Володя.
— Назад! — закричал Андрей Петрович.
Вовка прыгнул в окопчик и взвизгнул от боли — отец схватил за ухо:
— Отчаянный дурак опаснее врага!
Вовка надулся.
В сумерках снова двинулись на восток. Начинал мучать голод. А еще больше — жажда. Но где тут в бурунах, в сыпучих песках найдешь воду?
На рассвете сделали привал.
— Андрей Петрович! — обратился Володька к отцу. — Может, выкопаем ямку?
Шеманаев-старший с болью посмотрел на впалые Вовкины глаза, на потрескавшиеся губы и первым принялся рыть яму. К ним на подмогу подошло еще несколько партизан. Вырыта яма в метр глубиной.
— Вода! — Володя облизал пересохшие губы.
Андрей Петрович зачерпнул котелком воды, взял ее в рот, сморщился и тут же выплюнул:
— Соленая, как рапа! — Но, преодолев отвращение, второй глоток выпил. Его примеру последовали и другие.
Трехчасовой отдых — и снова в путь. Шли весь день.
Над дорогами все время патрулировали фашистские самолеты. Некоторые пролетали близко-близко. Тогда партизаны прятались в бурьянах.
Рядовой Андрей Губанов очень боялся самолетов. Ему всегда казалось, что самолет пикирует прямо на него. Он испуганно вглядывался в небо и, завидев стервятника, кричал:
— Гляди! Гляди! Пикируя! Ложись! Пикируя!
Володя молча, с усталой улыбкой смотрел на него.
Хотелось сострить, но не ворочался распухший от жажды язык.
К вечеру подошли к котловине. В ней решили укрыться на ночь, развести костер, обогреться, вскипятить чаю, если хоть на этот раз найдут воду. Быстро выкопали колодец (в кизлярских бурунах вода залегает совсем близко), достали воды, и — о ужас! — вода была горько-соленой. Всыпали в котелок сахара, но вкус воды от этого нисколько не улучшился. На ночь расстелили на траве бинты, чтобы утром смочить упавшей на них росой губы, и повалились спать.
Сон был короток. Еще не взошло солнце, а партизаны уже двигались дальше. Не прошли и двух километров, как далеко в долине заметили всадников.
— Наши!
— Наши кавалеристы! — закричали обрадованно.
Побежали им навстречу и вдруг увидели трубы водопровода.
— Вода!
— Товарищи, вода!
Откуда только взялись силы.
Подскакали кавалеристы.
— Кто такие?
— Партизаны, — и рассказали, что добираются до десятой дивизии.
— Мы из девятой, а десятая в шести километрах отсюда.
Изнемогшие от жажды и усталости, все обступили водопровод, из которого струйкой лилась драгоценная влага. Кружка пошла по кругу. Казалось, не утолить жажду. Глотая волу, каждый ощущал ее приятную прохладу, запах. Вода! Да нет же ничего вкуснее, чем вода!
Кружка дошла до Володи. Он жадно пил, боясь расплескать хоть каплю. А из трубы лилась вода.
— Ох и вкусная! — блаженно улыбнулся Володя и провел рукой по груди.
Через час партизаны уже были в десятой дивизии. Встретились здесь со второй группой, которая ушла от них другой дорогой. После завтрака пили чай из настоящей вкусной питьевой воды. Чай с сахаром. Володя лукаво взглянул на Андрея Губанова и завопил:
— Гляди! Гляди! Пикируя!
Все залились смехом, вспомнив страхи Андрея.
* * *Командиром небольшого, в шесть человек, отряда назначили Григория Игнатьевича Ивантеева. В отряд вошел и Володя, уже прослывший опытным и смышленым разведчиком.
В назначенный час отправились в Величаевку. Вышли на окраину села и укрылись в чьем-то саду.
— Слушай, Володя, — зашептал Ивантеев, — иди в ближайшие хаты, расспроси, есть ли в селе немцы, сколько, где, и возвращайся сюда. Даю двадцать минут на выполнение задания.
Пригибаясь, Шеманаев ушел от товарищей напрямик, к сиротливо видневшимся хатам. Пять пар глаз следили за Володей, пять человек мучительно думали, какой будет разведка. Не схватят ли парнишку фашисты? Благополучно ли он вернется?
Двадцать минут, как вечность!
Двадцать первая — радостная. Володя, не успев отдышаться, выпалил:
— Товарищи! В селе немцев нет. Предатели только в управе. Если что, пристукнем их.
— Идем, по двое в хаты, — приказал Ивантеев.
Пожалуй, задорнее всех читал сводку Совинформбюро Володя Шеманаев — о том, что наши войска перешли под Сталинградом в наступление. Женщины от радости всплакнули, старики взбодрились.
— Сынок, а ты откудова? — спросила Володю пожилая женщина.
— Из партизанского отряда.
— А где же этот отряд?
— На земле.
— Ишь ты…
— Значит, не велено говорить, — пояснил старик.
— А вот теперь вы мне скажите: вы настоящие люди?
— А то кто же?! — возмутились старики и бабы.
— Если я оставлю вам газеты, вы передадите их в другие хаты?
— А то как же!
— Не побоитесь?
— Мы хитренько, — сощурился сухонький старичок, — комар носа не подточит.
Володя протянул газеты.
— Ну, добре! А теперь расскажите, где дом старосты?
Шеманаев без труда нашел двор предателя, прилепил на воротах «Правду», полюбовался газетой, представил себе, какое впечатление она произведет, и помчался к своим товарищам.
Хорошая новость, словно освежающий ветер. Партизаны уже крепко спали на своей базе, а жители села Величаевки, не зажигая коптилок, говорили, говорили о сводке Совинформбюро, о партизанах, о лихом партизанском парнишке.
Через неделю снова направили в Величаевку тех же разведчиков. Володя зашел в хату, где был в первый раз, и хозяйка рассказала ему, что случилось после их ухода:
— Вышел утром староста, глядь, на воротах советская газета. Испугался, проклятый, а когда пришел в себя, со злостью рванул ее, но свернул аккуратненько. Небось самому было интересно прочитать, как дела у Советской Армии и долго ли он продержится холуем у немцев.
А старик дополнил:
— Прошло чуток времени, он вышел из хаты, запряг лошадь и поскакал, прохвост, в Урожайное. В полдень приехал с комендантом и ну вызывать людей, в полицию да допрашивать, откуда появилась газета, что да как. Расстрелом угрожали.
Володя нахмурился.
— Ну и как? Кто-нибудь рассказал?
