Леон Юрис - Боевой клич
В казармах эту новость сначала услышали по радио, а потом пришли газеты...
Дэнни Форрестер медленно отложил газету и уронил голову на руки, сдерживая слезы. Потом резко поднялся и вышел из казармы. Я подобрал упавшую газету. На первой странице был список погибших в боевых действиях:
Аарон Якоб, капрал, Ньюбери, Коннектикут.
Бернс Жозеф, рядовой, Сан-Франциско, Калифорния.
Никс Джеймс, лейтенант, Литл Рок, Арканзас.
Нортон Милтон, капрал, Филадельфия, Пенсильвания.
* * *Я собрал отделение вокруг своей койки.
— Значит, расклад такой, ребята: я только что из штаба, и нам дали четыре отпускных на наше отделение. Вас девять человек. Меня и Бернсайда считать не будем. Две недели отпуска, включая дорогу. По-моему, справедливо, если вы бросите жребий.
— Погоди, Мак, — вмешался Энди. — Меня сразу можно вычеркнуть... Мне, собственно, некуда ехать.
— Меня тоже, — подал голос Ски, и они с Энди отошли в сторону.
— Ладно. Я кладу в каску семь бумажек с номерами от одного до семи. Первые четыре номера едут в отпуск.
По правде говоря, мне не по душе, что кто-то останется за бортом, но другого выхода не было. Они одновременно потянулись к каске.
— Вот здорово! Я возвращаюсь в резервацию! — восторженно заорал Сияющий Маяк.
— Номер один! — торжественно провозгласил Элкью.
— А я повидаю милый сердцу штат Айова, — расчувствовался Эрдэ.
Испанец Джо пожал плечами и выбросил свою бумажку.
— Не очень-то и хотелось.
— Я уже в отпуске, джентльмены! — провозгласил Непоседа Грэй.
— Похоже, нам с тобой не повезло, Мэрион, — сказал Дэнни, и они с Ходкиссом отправились чистить автоматы.
Элкью, послонявшись по казарме, присоединился к ним.
— Эй, Мэри... Дэнни!
— Чего тебе?
— Ребята, может, разыграете мой отпуск? Я ведь живу в Лос-Анджелесе и запросто могу съездить домой на выходные.
Дэнни взглянул на Мэриона. Тот улыбнулся ему.
— Слушай, Дэнни, можешь не верить, но я не хочу возвращаться домой, пока все не закончится.
— Мужики... я... я не знаю, что и сказать... — растерянно выдавил Форрестер.
— А что тут говорить? Собирай вещи и скажи нам, какие мы славные ребята, — хлопнул его по плечу Элкью.
* * *Дэнни прилетел в Филадельфию днем и сразу взял билет на поезд до Балтимора. Потом оставил вещи в камере хранения и вышел на стоянку такси.
— Куда тебе, солдат? — спросил один из таксистов.
— Я морпех, а не солдат.
— Виноват, не разглядел. Чего вы так обижаетесь на это? Все равно одна армия и одна война.
— Колледж-Вэй, триста пятьдесят.
— Нет проблем. Поехали.
И хотя Дэнни с самого начала твердо знал, что приедет сюда, он долго стоял перед дверью с табличкой «Мистер и миссис Милтон Нортон», прежде чем решился позвонить.
«Что я скажу ей? Что я могу сказать?»
Дверь отворилась, и он увидел молодую женщину лет двадцати семи. Она не была красавицей, но он сразу понял, что Милтон наверняка обожал ее. Можно только позавидовать человеку, которого любит такая женщина.
— Миссис Нортон?
— Да.
— Я был другом вашего мужа, Меня зовут Дэнни Форрестер.
— Проходите, пожалуйста.
Она провела его в небольшую, но со вкусом обставленную гостиную. Здесь царил живописный беспорядок, но даже в этом беспорядке ощущалось что-то изящное, аристократическое, словно иначе и быть не могло. Как это похоже на Милтона! И книги... Сотни, а может, тысячи книг. В такой гостиной невозможно чувствовать себя скованно.
— Присаживайтесь.
— Простите, миссис Нортон, я ненадолго. У меня отпуск, и скоро поезд на Балтимор.
— Хорошо, что вы зашли. Зовите меня Гиб. Все друзья Милтона зовут меня так. Я сейчас приготовлю кофе.
Пока она возилась на кухне, Дэнни прошелся вдоль полок с книгами и задержался у фотографии Нортона. Он был в форме и улыбался.
Гиб вернулась с кофе и печеньем.
— Печенье я пекла два дня назад, но говорят что у морпехов каменные зубы и железные желудки.
Дэнни улыбнулся и взял кофе.
— Так, значит, вы и есть Дэнни. Он писал мне о вас. Он очень любил вас.
— Я тоже его любил... да, Господи, его весь взвод любил. Он мог так здорово и просто объяснить любую сложную вещь.
Она зажгла сигарету.
— Могу себе представить. Когда он преподавал в университете, то по вечерам здесь был сумасшедший дом. Столько студентов приходило, столько друзей. Им нравилось здесь, они всегда чувствовали себя хорошо и просто с Милтоном.
— Он... он был замечательным человеком, и я понимаю, как тяжело потерять его.
Гиб улыбнулась и заговорила. Она вспоминала о Нортоне так, словно он пять минут назад вышел и скоро вернется.
— Бывало, он приходил домой в сопровождении дюжины студентов и говорил мне: «Гиб, эта орава увязалась за мной. Как ты думаешь, мы найдем, чем накормить их?»
Дэнни молча слушал ее, потом и сам рассказал несколько смешных историй об учебном лагере. Гиб смеялась.
— Бедный Норт, бедняжка. Наверняка он был никудышным морпехом.
А потом оба замолчали, потому что неожиданно стало не о чем говорить.
— Мне пора, Гиб. Я рад, что познакомился с вами.
— Спасибо, что заехали, Дэнни. Если появится время, черкните пару строк, как вы там. Все друзья Милтона пишут мне.
— Он очень любил вас, Гиб, И теперь я могу понять, почему.
— Спасибо, Дэнни.
Дэнни вышел на улицу, и теплое чувство общения сразу исчезло. Она ведь осталась одна! Одна в пустом доме. И никогда ей больше не услышать голоса Милта. Никогда не ждать топота и смеха поднимающихся по лестнице студентов, сопровождающих ее мужа. И эти ночи, полные одиночества и тоски, когда она будет лежать в постели, не в силах уснуть. Его больше нет. Милтон мертв и лежит в могиле где-то за тысячи миль, на затерянном в океане острове. И никогда не вернется домой и не постучит в ее дверь.
На мгновение Дэнни почувствовал, что ему нужно обратно в Сан-Диего. Он не должен видеть Кэтти. С ней не должно случиться то же самое, что и с Гиб. Перед глазами у него возникла страшная картина — Мак стоит в гостиной у Кэтти и рассказывает, каким хорошим парнем был Дэнни Форрестер...
* * *Когда на следующий день его семья наконец полностью уверилась, что он действительно дома, живой и здоровый, Дэнни вывел из гараж машину и поехал к дому Кэтти.
Был теплый и влажный вечер. Дождь уже прекратился, но дыхание грозы все еще окутывало город. Дома у Кэтти никого не оказалось, и Дэнни вдруг стало не по себе. Может, она на свидании? Ведь уже темно, где ей еще ходить? Да нет, не может быть.
Он присел на скамейку, чуть в стороне от дома, и нервно закурил...
...Около десяти часов вечера в тишине улицы застучали каблучки. Это она! Наверняка она! Дэнни поднялся и увидел ее. Он сто раз представлял, как подбежит к ней, обнимет... но теперь просто молча стоял и смотрел, как она поднялась по ступенькам к двери и вдруг, словно почувствовав что-то, медленно обернулась.
— Дэнни.
— Привет, Кэтти. — Голос его внезапно осип.
— Дэнни... а мы не ждали тебя раньше вторника. Почему ты не позвонил?
— А мне дали увольнительную на двое суток, прямо перед отпуском, и я успел на первый лее самолет. Хотел сделать тебе сюрприз.
— Я была у Салли и... и...
Она не знала, что сказать.
— Может, поедем покатаемся, — предложил он.
— Поехали, только маме записку оставлю.
Машина плавно катилась по ночным улицам.
«Почему я держусь за него? — думала она. — Чувство долга? Самолюбие? Любопытство? Что заставляет меня писать ему такое, о чем не должна писать ни одна порядочная девушка. Что было бы, если бы мои родители узнали об этих письмах? А теперь вот он, рядом... И что дальше?»
Дэнни украдкой взглянул на нее и тоже нахмурился.
«Гиб, Норт, Илэйн, лагерь Элиот, Ски... этот сумасшедший Сан-Диего и чертовы казармы. Я столько искал ответ на все свои сомнения, но так ничего и не решил...»
Все произошло совершенно неожиданно и естественно. Дэнни остановил машину, и в следующий миг Кэтти очутилась в его объятиях.
«Милый, как я люблю тебя, ты даже не подозреваешь, как я люблю тебя!»
"Господи, ну почему я не могу сказать тебе! Кэтти, неужели ты так же любишь меня, как и я тебя?
Неужели такое возможно..."
Дэнни нежно коснулся губами ее щеки, потом расстегнул пуговицу у нее на блузке и осторожно коснулся груди.
— Дэнни, Дэнни! Я люблю тебя.
Его рука легла на ее колено и медленно поднялась выше. Кэтти приподнялась и прижалась к нему. Он медленно опустил ее на сиденье.
— Кэтти...
— Все хорошо, Дэнни, все хорошо...
Он вдруг напрягся и, мягко высвободившись от ее объятий, сел на место. Потом включил радио и дрожащими руками зажег сигарету.
— Извини, Кэтти, я не хотел заходить так далеко.
Она облокотилась на дверцу и полными слез глазами смотрела на него.
— Ты, наверное, презираешь меня.
— Не смей так говорить. Ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Это мне надо башку отбить. Извини, я жалею, что так увлекся.
