Ян Дрда - Однажды в мае
— Тот тоже к жене торопился! Вот так люди зря и пропадают! — погрозил кулаком сторож и ушел в сторожку.
Пепику очень хотелось расспросить старика о том, что происходит там, дальше: в Либени, вокруг Светов, у замка. Он постучал в оконце, но старик спрятался в свою будку, как улитка в раковину.
Пепик отправился наугад к рынку. На улицах не было ни души. Изредка накрапывал дождь, холодный и неприветливый. Иногда, как казалось Пепику, в окнах мелькали лица притаившихся людей и исподтишка провожали его долгим взглядом. Пепику делалось от этого как-то не по себе.
С ним вообще происходило что-то странное. Но все это не только не мешало ему идти дальше, но даже подгоняло его, будто внутри него натянулась тетива очень упругого лука. На мосту — да, там было страшно. А сейчас он чувствовал что-то совсем другое… Удивительная гневная решимость управляла теперь каждым его шагом. С неведомой раньше уверенностью он пошел по знакомым улицам вверх к Буловке.
* * *Как всегда в пасмурные дни, смеркаться начало рано. Трава, полураспустившиеся листики крыжовника, нарциссы, покрытые каплями дождя, — все доказывало, что природа получила влагу в избытке. Деревья, на которых уже распускались почки, как и все остальные растения, казались озябшими. Дым, поднимавшийся из труб, был не в силах прорвать низкую завесу облаков. Он расползался по холму, опускался в сады, смешивался с голубовато-серой дымкой выхлопных газов, висевшей над садами. Казалось, воздух был отравлен здесь бензиновой гарью. Люди не показывались, птицы молчали. Деревья и кустарники, словно закопченные ядовитым дымом, выглядели хилыми, почти увядшими.
На асфальтовой мостовой вдоль улицы, которая тянулась среди особняков, бесконечной чередой стояли прикрытые со всех сторон зеленью, пестро размалеванные танки фирмы «Рейн-металл». Длинными стволами пушек они почти касались друг друга и в мутном сумеречном свете походили на караван фантастических слонов, поднявших хоботы. Танки принадлежали крупной эсэсовской части; половина из них должна была пройти через Пальмовку в Карлин, а другая, сосредоточенная в Кобылисах и в Либени, — прорваться на западный берег Влтавы через Тройский мост.
Утром сержант Марек, Гошек и Галина видели в бинокль только авангард. Весь воскресный день стальные чудовища на широких, неуклюжих гусеницах подтягивались все ближе к Праге. С каждым часом их становилось все больше. Одни из них были расписаны зелеными, коричневыми и желтыми пятнами, другие — выкрашены в песочно-желтый цвет. Но на каждой башне красовался черный крест с белой каймой.
Человек, обладающий чувством юмора, мог бы назвать эту танковую дивизию эсэсовцев дивизией недорослей. Даже ее начальнику, оберштурмбанфюреру Вейдингеру, было не больше тридцати двух лет. Экипажи его танков, если не считать нескольких умудренных опытом убийц, состояли преимущественно из семнадцати-восемнадцатилетних юнцов — последних резервов, набранных в старших классах гимназий, профессиональных училищ и на заводах. Старые эсэсовцы, уцелевшие после отступления с Украины, хвастались перед молодежью своими зверствами, легко заражая ее своим цинизмом и жестокостью.
Большинство безбородых юнцов в коротких, застегнутых на все пуговицы танкистских куртках, в шапках, украшенных изображением черепа со скрещенными костями, были во власти какого-то странного гипноза. Война, в безумную мясорубку которой они были брошены Гитлером прямо со школьной скамьи, искалечила их души. Танкистами владел полудетский страх, и они трусливо дрожали, полные ужасных предчувствий.
Но вместе с тем этих юнцов увлекала мрачная «романтика смерти», о которой им долбили в школе и в Гитлерюгенде. И потому их страх быстро переходил в бешеную, слепую ярость, когда становится на все наплевать. Они познали легкость убийства, безнаказанность грабежей и насилий и быстро, словно на ускоренных курсах, превратились в уголовных преступников высшей марки. Но теперь пришло время, когда от выстрелов советской артиллерии разлетелись в прах все их честолюбивые мечты. Близился час неизбежной расплаты. Если бы они могли, то взорвали бы весь мир — было ясно, что теперь для них все потеряно. Кое-кто подумывал о бегстве. А другие — о новых и новых убийствах, пока не наступит развязка. И потому они были гораздо опаснее обычных солдат немецкой армии, значительной части которых война к этому времени уже опротивела до последней степени.
Танкисты-эсэсовцы вылезали сейчас из танков через башни и нижние люки и смотрели с высот на город, лежащий за рекой.
Котловина Голешовиц с четырьмя высокими трубами электростанции терялась в предвечерней мгле. Но Тройский мост с тремя баррикадами на нем был виден как на ладони. Видны были и лодки, проплывающие около мостовых опор.
Эсэсовцы ненавидели Прагу, не могли без ненависти думать о том, что «чешские скоты», как обычно они называли чехов, отважились преградить здесь путь к отступлению. В школе этим юным головорезам вбили в голову, что Прага — «старинный немецкий город». Но сейчас они чувствовали, хотя и не были слишком восприимчивы, что не только люди, но и каждый камень ополчился против них и что весь город похож на гигантскую, наводящую страх западню. Это еще больше разжигало злобу эсэсовцев.
— Welcher Unsinn diese Barrikaden![8] — яростно возмущались они.
Баррикады выводили их из себя. Путь к спасению, казалось бы свободный, был неожиданно прегражден.
Оберштурмбанфюрер, коротышка с узким зеленоватым лицом утопленника, вышел на балкон крайней виллы, которую он занял под свой штаб, выгнав ее обитателей прямо на улицу. Балкон второго этажа возвышался над деревьями, и с него было все отлично видно.
Вейдингер приложил к злым, птичьим глазам тяжелый артиллерийский бинокль.
Даже в сумерки на мосту было видно все до последней мелочи. Заметив, что баррикада с ближнего конца моста вся построена из дерева, оберштурмбанфюрер скривил рот в презрительной усмешке, по привычке подергал орден «Рыцарского креста», висевший на тонкой шее, и сказал резким голосом, в котором звучало бешенство, обращаясь к своему адъютанту:
— Дилетанты! Думают спрятаться от нас за деревянным забором! Но я им завтра покажу!
Он поднял кулак в серой кожаной перчатке и с силой стукнул им по перилам балкона. Он был уверен, что удар двух-трех танков опрокинет этот смешной хлам, который навалили на мосту идиоты чехи. Вейдингер хотел сказать еще что-то, но внезапно хлынувший дождь прогнал его с балкона. Оберштурмбанфюрер повернулся и вошел в стеклянные двери комнаты, где сидели штабные офицеры и слушали радио. Зеленый глазок холодно светился в полутьме. По-видимому, говорили пражские повстанцы. Вейдингер услышал последние слова, произнесенные по-русски: «Пришлите танки, пришлите авиацию! Нам нужна ваша помощь!»
Он злобно посмотрел на приемник и остановился около начальника своей разведки.
— Also, wo sind jetzt die Russen?[9] — сердито пролаял он.
Начальник разведки, не вставая, молча пожал плечами. Этот вопрос угнетал всех,
* * *Миновав воспитательный дом, Пепик направился вверх по крутой улице, так что теперь Буловка осталась от него слева. Казалось, все было в порядке: чешские санитарные машины пока беспрепятственно подвозили раненых из города — фашисты этому не мешали. Только изредка слышались слабые хлопки одиночных выстрелов, словно в садах пугали скворцов. Несомненно, немецкие разведчики, укрываясь в майской зелени, вели там наблюдение за рекой, причалами и мостом. Но Пепику было не до них, перед ним стояла другая задача — он должен был найти танки, прежде всего танки, сосчитать их, осмотреть возможно ближе, основательнее, как можно скорее сообщить о них капитану и непременно раньше, чем они атакуют мост.
Немцев пока здесь не было. Люди перегораживали боковые улицы легкими, наспех сооруженными баррикадами, но положение было здесь гораздо сложнее, чем на той стороне, в Голешовицах. Откуда-то сверху глухо доносилось гудение моторов. В сумерках оно звучало зловеще, напоминая рычание хищников перед ночной охотой. Впрочем, было совершенно ясно, что это гудят немецкие танки. И на всем пути к реке перед ними не было никаких преград.
Пепик пытался узнать у встречных, что же делается дальше, в Кобылисах, пробовал расспросить, где расположены танки, где находятся фашисты и где чехи. Но на такие вопросы никто не мог дать сколько-нибудь точный ответ. Оставалось лишь одно, на что, впрочем, Пепик больше всего рассчитывал: надо пойти и посмотреть самому. Он нетерпеливо ждал полной темноты. План с телефоном, который представлялся таким простым в кабинете у капитана и даже еще на мосту, оказался трудно выполнимым. Где найти телефон, если большинство вилл словно вымерло? И как попасть в дом, если каждый стук в дверь кажется людям вражеским нападением? Нет, сейчас Пепик не станет терять времени на поиски телефона! Вот когда он получит какие-нибудь сведения, найдется и телефон, если даже придется бежать до самой ратуши.
