Павел Цупко - Над просторами северных морей
Но кто не знал, что враги, летающие с норвежских и финляндских хорошо оборудованных стационарных аэродромов, не воспользуются этим часом, чтобы разгромить конвой? По долгу совести наши летчики не бросали без охраны суда. Не могли бросить!..
Война! На ней радость и боль утрат шагали рядом.
…Экипаж Рудакова отлетел подальше от аэродрома на юг и там выбросился с самолета на парашютах.
Суровый сентябрь Заполярья
Надежно охраняемый Северным флотом и летчиками ОМАГ обратный конвой QР-14 без потерь вышел из советской зоны и был передан для дальнейшего сопровождения союзному флоту. Все наши силы перенацеливались на охрану подходившего конвоя РQ-18.
Штаб ОМАГ разработал план прикрытия конвоя. По нему над судами с рассвета до темноты должны были патрулировать усиленные наряды истребителей: в дальних районах — двухмоторные из понойской группы, в ближних — у берегов на доступный радиус действия — одномоторные, летавшие с аэродромов, расположенных на побережье Кольского залива и полуострова Рыбачий. Основная роль при этом, естественно, отводилась всепогодным Пе-3 из 13-го и 95-го авиаполков. Им приказывалось все светлое время суток держать над конвоем четверки. Разделенные на пары, они обязывались летать на встречных курсах — «ножницами» — и пресекать попытки вражеской авиации прорваться к судам с северо-западной, северной и северо-восточной сторон.
В авиаполках развернулась экстренная напряженная работа. Штабы приступили к планированию и установлению очередности вылетов четверок. Однако уже первые расчеты показали, что имевшихся в полках сил для такой задачи недостаточно.
В самом деле, конвой от Энска находился на очень большом удалении: полет до него только в одном направлении занимал более полутора часов. Столько же требовалось на возвращение. Следовательно, истребители могли находиться в заданном квадрате моря не больше часа — это при случае, если на суда не будет нападения и не произойдет воздушного боя. В бою, как известно, самолеты летают на форсированных режимах, что ведет к резкому увеличению расхода горючего и, следовательно, сокращает время пребывания в полете. Для непрерывного нахождения «Петляковых» в зонах требовалось шесть четверок. Кроме того, на случай наращивания сил надлежало держать резерв из десяти экипажей. Всего, таким образом, требовалось 34 экипажа. В 95-м осталось — 14, в 13-м — 9. То есть из двух авиаполков набиралось всего пять четверок и резервное звено. Правда, у Богомолова на базе была еще эскадрилья, но генерал Петрухин оставил ее в своем распоряжении. Выходило, что для выполнения боевой задачи не хватало одиннадцати экипажей — трети требуемых сил! Где их взять?
Долго размышляли командиры авиаполков, как свести концы с концами, прикидывали так и этак — ничего не получалось. Доложили командующему ОМАГ, попросили перебросить в Энск эскадрилью Кузина, но тот отказал: оставаться без резерва он тоже не мог.
Тогда Богомолов предложил свой план: первой смене истребителей сделать повторный вылет и таким образом компенсировать недостающую четверку. План, конечно, был рискованным, так как после первого изматывающего четырехчасового полета летчикам почти без отдыха (от посадки до взлета оставалось менее тридцати минут) предстояло снова улетать на такой же длительный срок. Это не могло не привести к перенапряжению физических и моральных сил, а следовательно, и большому риску. Ясно, на плечи руководителя ложилась вся полнота ответственности за исход.
Вновь задумались командиры. Но что придумаешь, если иного выхода нет?
Осуществить рискованный план взялся автор — Богомолов.
Маленькое помещение летной столовой энского аэродрома в зависимости от необходимости превращалось в командный пункт, учебный класс либо клуб того или иного полка. Сегодня после ужина оно заполнилось летчиками 13-го. Они сидели на лавках и на полу, стояли, прижавшись к бревенчатым стенам, и, сдерживая дыхание, внимательно слушали командира. Василий Павлович Богомолов говорил, стоя у обеденного стола возле окошка. Слабый свет аккумуляторной лампочки скупо освещал его стройную фигуру, поблескивающий эмалью орден Красного Знамени, крепкие ноги, обутые в желтые собачьи унты. На утомленном лице резко обозначались складки на лбу и у рта, мешки под глазами, припухшие веки. Комполка довел до летного состава боевую задачу и сделал паузу, собираясь сказать главное. Склонив по привычке голову к правому плечу, он медленно провел ладонью по высокому, с залысинами лбу, по гладко зачесанным назад русым волосам, сжал и отпустил подбородок. Серые глаза из-под кустистых бровей пытливо всматривались в летчиков, оценивали, взвешивали: смогут ли они выдержать то, о чем он сейчас собирался сказать?
— Соколы мои! — сильный голос командира заполнил тесное помещение, эхом отдался в сердцах летчиков: так он их ни разу не называл. — Трудности скрывать не стану. Кому-то из вас завтра придется совершить по два вылета. Причем садиться, вероятно, придется в полутьме. Я понимаю, это большой риск, выдержать такое сможет не каждый. Но у нас нет другого выхода. Конвой мы не можем оставлять без прикрытия даже на десять минут. Обстановка на фронте вам известна: враг в Воронеже, под Сталинградом, вырвался к Кавказу. Там сейчас, как воздух, нужны те самые пушки, танки, боеприпасы, автомашины, которые везет восемнадцатый конвой… В первую смену мне нужны три экипажа. Возьму только добровольцев. Конечно, я мог бы приказать, отобрать. Но, считаю, правильнее будет, если каждый сам все взвесит. Думайте! Повторяю: риск велик, но необходим. О своем решении доложите после перерыва. Все. Перекур!
— Разрешите, товарищ командир? — вскочил Усенко. — Прошу доверить первый вылет моему звену. Ручаюсь…
— Перерыв! — повторил Богомолов, даже не посмотрев в сторону командира звена, и первым шагнул к выходу.
Константин угрюмо дымил козьей ножкой. Он-то хорошо знал характер комполка: решение принимал продуманные и потому никогда их не отменял. А раз не стал слушать его, Усенко, значит, из первой смены уже исключил. Теперь никакие доводы и просьбы не помогут! Как всегда в таких случаях, летчик стал анализировать, искать причину немилости. Неужели из-за бомбардира? В последнее время на бомбардиров Косте не везло: Гилима врач отправил в госпиталь — открылась рана на ноге, Лопатину приказали вернуться к штабным обязанностям, и он улетел на базу. Вместо него в экипаж по просьбе летчика назначили младшего лейтенанта Обойщикова. Как штурман, тот был хорошо подготовлен и достаточно опытен, но с Усенко в воздухе еще ни разу не поднимался. Вероятно, предположил летчик, это и явилось основной причиной решения командира полка.
Летчики курили, погрузившись в нелегкие думы.
— Кончай перекур! — раздалась команда. — Заходи!
2Ночью неожиданно ударил такой сильный мороз, что покрыл льдом бесчисленные лужи, оторочил инеем мох и валуны. Поеживаясь от холода, Усенко прислушивался к похрустыванию льда под унтами и быстро шагал за синим лучом карманного фонарика, направляясь к «семерке». Настроение у него не в пример вчерашнему было преотличное: вчера, как и следовало ожидать, все летчики без исключения изъявили добровольное желание лететь в первую смену, но командир авиаполка, что было неожиданным для многих и, прежде всего, для самого Усенко, взял с собой его молодежное звено. «Старички», естественно, обиделись, особенно Устименко, но Константин с Кронидом ликовали и мысленно благодарили судьбу за подарок, даже не задумываясь о причинах такого везения.
Между тем такие причины были, и крылись они в добром имени летчиков. Майор Богомолов хорошо знал звено Усенко. Константин был у него постоянным и надежным ведомым, уже много раз отличившимся здесь, в небе Заполярья. Комполка верил ему, как себе. Под стать звеньевому были и подчиненные: с сержантами Новиковым и Макаровым Богомолов пролетел по огромному маршруту от Казани до Архангельска, узнал их выносливость, а недавно на Базе проверил технику пилотирования по приборам и еще раз убедился в хорошей подготовке молодых пилотов. Поэтому, когда на постановке боевой задачи лететь первым вызвался Усенко, Василий Павлович мысленно одобрил его рвение. Он знал, что командир звена слов на ветер не бросает и если сказал «ручаюсь», то положиться на его ручательство можно, полностью.
Командир 13-го утвердил состав четверок и ведущих пар, время их вылетов. Первая группа вылетала с рассветом, вторая — капитана Щербакова — час спустя.
В назначенное время летчики поднялись, позавтракали и теперь спешили к своим машинам.
Было еще темно, но жизнь на аэродроме уже бурлила: в разных его краях тишина взрывалась могучим гулом — техники прогревали авиамоторы.
Прислушиваясь к этим гулам, Константин старался уловить «свой». Но в той стороне, куда он спешил, было тихо. Это беспокоило летчика: вдруг Александров подвел, не успел подготовить самолет к вылету? Сентябрьские ночи в Заполярье всегда холодные, а иногда и морозные. Поэтому техники с вечера сливали воду, а поутру заправляли двигатели горячей, таская ее ведрами с камбуза. Отсутствие гула могло означать неприятность.
