Бен Макинтайр - Операция «Фарш». Подлинная шпионская история, изменившая ход Второй мировой войны
В таком же духе — еще несколько страниц. Эта словесная атака не укладывалась ни в какие рамки по форме и была несправедлива по существу: ум у Бевана был такой же острый, как у Юэна Монтегю. Свою докладную записку с нападками на Бевана Монтегю распространил среди руководства военно-морской разведки; его коллеги, видимо, поняли, что он просто выпускает пар, и не дали документу выйти за пределы BMP, что было правильно, поскольку, дойди жалобы Монтегю до ушей Черчилля, который безоговорочно верил в Бевана, Монтегю вполне мог бы вылететь с должности. Некоторые расценили неприятие Бевана Юэном Монтегю как проявление неудовлетворенных амбиций, как удар в спину. Скорее, однако, это была болезненная реакция законченного перфекциониста на то, что он воспринимал как порчу его кровного детища, — реакция, которую усиливала его глубокая тревога из-за слабого и невнятного, по его мнению, отклика на развитие ситуации в Средиземноморье.
В конце февраля специалисты из Блетчли-Парка расшифровали послание нацистского Верховного командования немецкому командованию в Тунисе с оценкой положения в Средиземноморье: «Из поступающих донесений, касающихся намерений англичан и американцев высадить десант, ясно, что противник в широких масштабах использует дезинформацию. Тем не менее в марте следует ожидать довольно массированной высадки войск. Наиболее вероятным театром военных действий представляется Средиземноморье, и можно предполагать, что первой операцией будет атака на один из крупных островов, из которых на первом месте по вероятности идет Сицилия, на втором Крит, на третьем Сардиния или Корсика».
Немцы не только предвидели операцию по дезинформации, но и правильно определили намеченную цель, и, чтобы изменить их мнение, времени оставалось все меньше. «Противник теперь признал Сицилию наиболее вероятной целью нашего удара, и отвлечь от нее его внимание будет трудно», — предупреждал Монтегю. «Гораздо легче убедить немцев, что мы собираемся атаковать X, чем разубедить их в нашем намерении атаковать Y, если они в это намерение уже поверили». Ему казалось, что Беван бездействует: «У него до сих пор нет никакого плана дезинформации для операции „Хаски“… почему даже сейчас, спустя недели после того, как было принято решение о „Хаски“, у нас нет даже чернового плана дезинформации, не говоря уже о плане, который был бы одобрен и начал выполняться?» Операция «Фарш» продвигалась вперед, но, если она не достигнет цели, «наши попытки обмануть немцев какими-либо своими действиями потерпят полный провал». Англо-американские войска готовились нанести удар там, где немцы ждали удара. Великобритания и ее союзники, предупреждал Монтегю, находились «в очень опасном положении».
Он написал еще одну докладную записку, на сей раз «Тару» Робертсону, более сдержанную, но решительно отвергающую идею Бевана о фабрикации письма, касающегося лишь «военных вопросов частного характера»: «Будет невероятно жаль, если мы опустим письмо на низкий уровень. У меня нет ощущения, что такое письмо произведет впечатление на абвер или на оперативное начальство».
Пока Монтегю воевал с Беваном и продолжались ожесточенные споры о содержании писем, решался и другой вопрос — где именно труп офицера должно выбросить на берег. Бросив короткий взгляд на Португалию и на южное побережье Франции, разработчики операции вновь устремили взоры на Испанию. Посольства в Мадриде имелись и у Великобритании, и у Германии, но прогерманские и антибританские настроения в Испании были сильны, особенно среди военных и чиновников. По наблюдению одного сотрудника МИ-5, некоторые части испанской государственной машины фактически были на службе у немцев: «Регистрационные службы испанской полиции и сотрудники Сегуридад [службы безопасности] получили распоряжения помогать немцам во всем, что им необходимо; решения о выдаче или невыдаче испанским гражданам заграничных паспортов принимались согласно немецким указаниям. Испанская печать и радио контролировались немцами. Испанский Генштаб сотрудничал с ними по максимуму. Испанская дипломатическая почта была к услугам немцев по первому требованию». Если сфабрикованные документы попадут в Испании в правильные руки, они почти наверняка будут переданы немцам. Но Испания — страна непредсказуемая, многие испанцы были решительно настроены против нацистов. Наихудший вариант — если труп с бумагами попадет в руки тех, кто сочувствует Великобритании, и они вернут всё британцам нетронутым и непрочитанным. Поэтому возник вопрос: какая часть испанского побережья самая прогерманская?
Капитана Алана Хиллгарта, военно-морского атташе посольства в Мадриде и главу британской разведки в Испании, телеграммой попросили прислать в Лондон заслуживающего доверия сотрудника для срочного совещания. Сальвадор Аугустус Гомес-Беар, официальный помощник Хиллгарта, сойдя с самолета в Лондоне, немедленно прибыл в Адмиралтейство и был препровожден в комнату № 13.
Гомес-Беар, носивший, как было широко известно, прозвище Дон, был англо-испанцем из Гибралтара и прекрасно чувствовал себя в обеих культурах. Британский гражданин, он имел большой личный доход, говорил на чистом аристократическом английском и демонстрировал безукоризненные для неангличанина английские манеры и привычки. Он играл в бридж с Яном Флемингом в Портленд-клубе и готов был играть в гольф в любое время года. Но в Испании он был испанцем — смуглым, говорившим с южным акцентом, неотличимым от местных жителей. В 1914 году, будучи студентом-медиком в Филадельфии, он записался добровольцем в британскую армию и провел два года в окопах, после чего поступил в Королевский летный корпус. Во время гражданской войны в Испании он «работал в военной разведке в пользу армии Франко». Гомес-Беар мог проникать в места, недоступные для англичан; «испанец для испанцев и англичанин для англичан, он служил Англии так усердно и добросовестно, как не мог бы ей служить никакой простой англосакс». Хиллгарт принял его на службу в 1939 году, первоначально предложив ему звание капитана морской пехоты «из-за его огромных летчицких усов». Ему присвоили звание лейтенанта-коммандера КВМДР, взяв с него обещание побриться и посмотрев сквозь пальцы на «почти полное отсутствие у него морского опыта». После того как началась война, Гомес-Беар «неслышно кружил по Мадриду, наведывался в Сан-Себастьян, перепархивал в Барселону, парил над Гибралтаром и тайком вывозил британских летчиков из Франции». В 1942 году, когда британский офицер Эйри Нив бежал из тюрьмы Кольдиц, не кто иной, как Гомес-Беар, переправил его через границу в Гибралтар. У него была вилла в Севилье, квартира в Мадриде и своя агентура во всех уголках испанского истеблишмента, светского общества и преступного мира. Гомес-Беар был у Хиллгарта главным вербовщиком и куратором тайных агентов.
Сальвадор Аугустус «Дон» Гомес-Беар, в Первую мировую войну — летчик-ас, во время Второй мировой — помощник военно-морского атташе и тайный агент.
Будучи дипломатом высокого ранга в нейтральной стране, Алан Хиллгарт не мог непосредственно заниматься шпионажем или вербовкой агентов, но Гомес-Беара эти ограничения в такой мере не касались. По словам Хиллгарта, его «характер и владение языком великолепно способствовали налаживанию контактов с подобными людьми, причем в большинстве случаев его агенты не согласились бы работать с кем бы то ни было еще». Шпионская сеть Гомес-Беара пронизывала испанскую бюрократию насквозь: у него были агенты в испанской полиции, в службе безопасности, в Министерстве внутренних дел, в Генеральном штабе и во всех родах войск. Он пользовался услугами информаторов как в высших кругах общества, так и на дне его, от салонов Мадрида до портовых доков Кадиса. Эти шпионы никогда не встречались друг с другом и передавали информацию только самому Гомес-Беару. «Ему цены не было, — отмечал Хиллгарт. — Именно он занимался нашими специальными контактами. Его преданность и осторожность не имеют себе равных, а испанцы, особенно офицеры флота, души в нем не чают».
Немцы, напротив, не любили дона Гомес-Беара. Во время тайного визита в Лиссабон помощник британского военно-морского атташе едва не погиб, когда взорвали его машину. В другой раз его шофер, оказавшийся немецким агентом, ослабил крепление колес машины начальника перед тем, как тот поехал кататься в горы Деспеньяперрос. Гомес-Беар заметил неладное как раз вовремя. Мадрид тогда был настоящим гнездом шпионажа и контршпионажа, и четыре года в Испании шла жестокая война между британскими и немецкими агентами, война необъявленная, неофициальная и неослабевающая. Обе стороны широко использовали подкуп. Агенты абвера шпионили за своими британскими противниками, те не оставались в долгу; испанцы пытались следить за обеими сторонами, но им не слишком-то это удавалось. Вначале чаша весов склонялась не в пользу британцев: у немцев было попросту слишком много преимуществ, их испанские приспешники охотно предоставляли им многочисленные «привилегии и возможности (разумеется, неофициально)». Абвер запускал щупальца во все подразделения государственного аппарата, в полицию, в органы власти и даже в бизнес. Но со временем шансы сторон выровнялись: используя личное обаяние, взятки и обман, Хиллгарт и Гомес-Беар расширили свою сеть информаторов. «В Испании действовало немало немецких агентов, и множество испанцев находилось у немцев на жалованье, — писал Хиллгарт. — У них возникали кое-какие остроумные идеи. Мы как могли старались разгадывать их планы и в какой-то степени преуспели». В этой лихорадочной атмосфере невозможно было знать наверняка, кто на какую разведку работает. «Мадрид кишел шпионами, — писал Хиллгарт. — Ни за кем не следили постоянно, но за каждым время от времени послеживали».
