Мак Химэн - Трудно быть сержантом
Я долго наблюдал за экипажем и в конце концов опять задремал.
Проснулся я от сильного толчка: самолет совершал посадку. Машину встряхнуло так, что я слетел с сиденья и шлепнулся на пол посреди кабины. При втором толчке меня отшвырнуло на прежнее место; тут уж я зацепился за что-то и больше не отлетал. Потом завизжали тормоза, и машина покаталась по бетонной дорожке. Наконец она остановилась.
Когда экипаж выходил из кабины, лейтенант Гарделла несколько раз сказал лейтенанту Бриджесу, что, по его мнению, третий «козел» был самый гладкий, однако командиру корабля вовсе не хотелось распространяться на эту тему.
На аэродроме нас ждал грузовик, члены экипажа забрались в кузов и молча расселись по местам. Я даже пожалел, что все вдруг разом приумолкли. Ведь теперь со мной был Бел, и ему было бы интересно послушать. Последним в кузов залез лейтенант Кавер. Под мышкой он держал свои бумаги и карты, и по всему было видно, что он тоже разговора заводить не собирается. Когда все были в сборе, грузовик тронулся. Только тут лейтенант Бриджес нарушил молчание. Он хлопнул штурмана по плечу и сказал:
— Послушай, Кавер, я не собираюсь доводить тебя до белого каления, но ты все же скажи, пожалуйста, где мы сели. Понимаешь, если этот город находится посреди Мексиканского залива, мы же сделали открытие, черт возьми!
— Удивительно, что мы вообще сели при твоем умении вести машину, — огрызнулся штурман. Наконец мы куда-то приехали. Все вылезли из грузовика, постояли, похмыкали, и лейтенант Брнджес снова спросил у штурмана, где мы находимся, а тот ответил:
— Я думаю, что тебе это лучше всех известно, ты же сажал машину, а впрочем, можешь узнать у шофера. Лейтенанту Бриджесу это не понравилось.
— Ты думаешь, — вскипел он, — что, посадив самолет, я побегу спрашивать у шофера, куда я его посадил? — Тут он увидел меня и позвал:
— Эй, как тебя?
— Рядовой Стокдейл, — ответил я.
— Так вот, Стокдейл, сбегай узнай, что это за место, но особого интереса не выказывай. Ясно?
Ну, я прошел немного, и первый встречный парень, к которому я обратился, сказал мне, что мы находимся в Хьюстоне, в штате Техас. Когда я вернулся и доложил об этом лейтенанту, он заметно повеселел и радостно проговорил:
— Хьюстон не такой уж плохой городишко. Черт тебя дери. Кавер, ты растешь! На сей раз ты ошибся только на семьсот километров! А лейтенант Кавер ответил:
— Так я же отлично знаю, что тебе нужна посадочная полоса не меньше семьсот километров. Еще несколько «козлов», и мы были бы как раз на месте.
Конечно, командир не мог такое снести, завязалась перебранка. А мне, честно говоря, все это уже порядком надоело.
— Такого мне еще не приходилось слышать, — сказал Бен. — Офицеры, а пререкаются
из-за пустяков.
— Да, это конечно нехорошо. Но видел бы ты, как они работали — любо-дорого смотреть. Ты бы сразу переменил о них мнение; держу пари офицеры нашего экипажа, когда не пьяны, ничуть не хуже других офицеров.
Мне не хотелось, чтобы Бен слышал перебранку, раз уж ему это так не нравилось, поэтому я занимал его разговорами, пока наши офицеры наконец не утихли. Потом все направились в гостиницу. Лейтенант Кавер плелся сзади. Его совсем заклевали. Мне стало жаль парня: ведь каждому обидно, когда его переспорят. Я подошел к штурману и сказал:
— На вашем месте я не стал бы беспокоиться. Ну, какая разница, где мы сели? Чем этот аэродром хуже любого другого, а в городе мы больше одного дня не пробудем.
Лейтенант Кавер, видимо еще не остывший после ссоры, резко повернулся, взглянул на меня так, будто видел во мне нового противника и ответил:
— Хочешь сам проверить цифры? Хочешь проверить и убедиться? Вот они, все тут! — И он стал совать мне под нос свои бумаги.
— Да я в этом ничего не понимаю, — ответил я.
— Раз вы считаете, что все правильно, значит, так оно и есть.
— Я могу показать тебе все данные счисления пути. Они говорят, что мы находимся
прямо над заливом.
— Ну, я, конечно, сам бы до этого не додумался, но если вы говорите, что по этому самому счислению мы находимся над заливом так оно, должно быть, и есть. И как вы думаете, мы долго там пробудем? Лейтенант Кавер ничего мне на это не ответил. Он повернулся и зашагал прочь, всем своим видом показывая, что никто в целом мире не сможет его разубедить.
ГЛАВА XVIII
После плотного ужина я подумал, что наши дела не так уж плохи. Мы с Беном зашли к командиру за разрешением погулять по городу и застали весь экипаж в сборе. На столе стояло несколько бутылок, и, кажется, наши офицеры уже успели помириться. Когда мы вошли, лейтенант Бриджес как раз говорил, что он ничего не имеет против посадки в Хьюстоне и считает лейтенанта Кавера хорошим штурманом. А лейтенант Кавер сказал, что он не возражает против «козлов», без которых не обходится ни одна посадка, а если при этом самолету едва хватает посадочной полосы —
тоже не беда. Главное, сказал он, это уметь посадить машину на землю.
Очередная откупоренная бутылка переходила из рук в руки. Заметив нас с Бсном, офицеры предложили нам выпить. Бен отказался, мне тоже не хотелось. Мы постояли немного, а когда в компании опять разгорелся спор, решили не ждать конца и отправились в город, в кино. Бен всю дорогу возмущался нашими офицерами:
— Как они себя ведут! Ты подумай только, как они себя ведут! Пьянствуют, затевают споры из-за пустяков и вообще распускаются, да еще в присутствии рядовых. Какой же они нам пример показывают? Разве это офицеры? Смотреть на них тошно…
После кино мы зашли к лейтенанту Бриджесу узнать, во сколько решено ехать завтра на аэродром. Но нам так и не удалось ничего выяснить, потому что выпивка продолжалась. На столе появились новые бутылки. Компания была на взводе, так что на нас никто не обратил внимания. Друзья продолжали выяснять детали совершенного перелета. На этот раз командир говорил с бортинженером. Он докапывался, почему отказал мотор.
— Ты инженер или нет? — спрашивал лейтенант Бриджес Кендалла. — Ты должен знать, отчего бывают поломки.
— Но я не вожу самолеты и не ломаю моторы, — возражал бортинженер.
— Неважно, Кен, ты обязан их чинить.
И тогда лейтенант Кендалл вдруг сказал:
— Черт бы побрал эти моторы! Я никогда и не собирался стать бортинженером. Вот содержать офицерский клуб-это было бы здорово!
Лейтенанту Каверу, видимо, очень понравилась такая мысль, и он предложил выпить за всех содержателей офицерских клубов, однако второй пилот лейтенант Гарделла заупрямился: ему, оказывается, не нравилось, что все содержатели клубов, как правило, носят усы; он даже привел в пример одного, у которого усы были необыкновенно длинные. Тогда лейтенант Кавер вспомнил одного безусого содержателя клуба. За него второй пилот согласился выпить.
— А вы знаете лопоухого майора с аэродрома в Бепкаре? — обратился ко всей компании штурман.
— У него такие большие уши, что бедняге трудно надевать наушники; уши просто не помещаются под ними.
— Выпьем за его здоровье, — предложил лейтенант Гарделла.
— Помню, как однажды, — продолжал штурман, — он пытался заправить свои уши под наушники. Уж он их складывал и подсовывал…
— Так давайте пить за лопоухого, — пере-бил его лейтенант Гарделла. — Ты, Кавер, все время болтаешь; и не пьешь. Надо поменьше молоть чепуху и больше пить, пить…
Посмотрели мы с Беном на всю эту честную компанию и отправились восвояси, так ничего путного и не узнав. Решили мы встать утром пораньше и встретить наших офицеров у входа.
Пришли мы наутро в семь и ждали часа два. Наконец стали появляться наши офицеры. Вид у них был такой, что лучше бы глаза мои на них не смотрели. У лейтенанта Бриджеса волосы торчали, как солома, веки отекли так, что от глаз остались только щелочки, парашют он пристегнул задом наперед, и ранец болтался у него на животе, сильно мешая при ходьбе. А шел наш командир, спотыкаясь и, покачиваясь и все время глупо хихикая над какой-то шуткой лейтенанта Кавера. Остальные члены экипажа предстали перед нами ничуть, не в лучшем виде после этой веселой ночки. "Взрослые люди, а вздумали когда напиться!" — мелькнуло у меня в голове. Вен не мог смотреть на них без отвращения.
Грузовик уже дожидался нас. Когда все влезли и шофер собирался трогать, лейтенант Бриджес вдруг подошел к борту, зажал рукой нос, как делают мальчишки, собираясь нырять в воду, и крикнул:
— Вот так я выброшусь с парашютом! — И выпрыгнул из кузова. Он упал на спину, и просто удивительно, как он не переломил себе хребет. Вслед за ним поднялся лейтенант Кавер, и на нем парашют был пристегнут задом наперед. Он лихо повторил маневр своего командира и растянулся на дороге. Валяются оба в пыли, дрыгают ногами и ржут. Похоже было, что мы долго не тронемся, потому что и командир корабля, и штурман не думали снова залезать в грузовик. Глядя на них, я не знал, что делать: радоваться или горевать. Бен, наверное, не на шутку встревожился: он сидел, вытаращив глаза, белый как мел. Шофер, высунув голову из кабины, равнодушно смотрел на происходящее. Он даже заглушил мотор, видя, что командир и штурман не собираются подниматься с земли. Казалось, их невозможно было утихомирить. Меня уже начали одолевать грустные мысли, но тут я посмотрел на нашего второго пилота лейтенанта Гарделлу и с надеждой подумал, что не все еще потеряно. Лейтенант сидел смирно, держа на коленях гудок с завтраком. Парашют его был в полном порядке. Он спокойно смотрел на своих друзей и не говорил ни слова. Когда прыгунам надоело валяться в пыли и они, пыхтя, вскарабкались в кузов машины, лейтенант Гарделла сжал губы и с отвращением передернулся. Гримаса не успела сойти с его лица, как командир и штурман снова были за бортом. Лейтенант Гарделла потрогал свой парашют, будто проверяя, все ли на месте. Он не хихикал, как все остальные, и это меня еще больше ободрило.
