Иван Поздняков - Пока бьется сердце
Пройдут годы, обвалятся в лесах траншеи и землянки, густой травой зарастут солдатские окопы, но не изгладятся в наших сердцах те дни, когда мы коротали время в своих блиндажах, мерзли в окопах, делили сухари и махорку, обливались кровью и потом, роняли слезы на свежие могилы друзей-побратимов. И кто знает, может быть, многие из нас, выжившие, прошедшие через всю войну, навестят когда-нибудь эти места, низко поклонятся им, поцелуют ту землю, на которой мы закалялись, наливались той силой, которая делает человека мудрым и красивым душой.
Прощай, Северо-Западный фронт!
Эшелоны идут на юг. Еду в одном вагоне с разведчиками Василия Блинова. Мой друг стал заправским офицером. По-прежнему сдержан, немного замкнут, но эта замкнутость не признак эгоизма и душевной черствости — Василий просто не любит лишнего шума, громких фраз, бесполезной суетни. Блинов пододвинулся ко мне вплотную, вынул из кармана гимнастерки письмо и протянул мне.
— Вчера получил, читай…
Почтовый лист бумаги исписан ровным, каллиграфическим почерком.
«Дорогой боец! Уважаемый Вася Блинов! Какое счастье, что я нашла мою дорогую дочурку. Да, да, пишет вам мать Марты, той девочки, которую вы подобрали. В то страшное утро я не была дома, уехала в Ригу. Там меня и застала война. Я не могла пробиться к семье, чтобы забрать и увезти с собой дочь: фашисты уже захватили тогда половину Латвии. Потом эвакуация. Приехала в Казань, устроилась в госпиталь и до сих пор работаю медицинской сестрой. Сильно тосковала по Марте и отцу, не знала, что с ними, живы они или нет. Плакала. Я не стесняюсь говорить об этом, потому что знаю, что и у вас есть мать и вы представляете горе и отчаяние женщины, у которой война отняла ребенка. Недавно я прочла в газете статью о том, как вы спасли мою дочь, пригрели ее. В той же газете увидела снимок, где вы стоите с Мартой на руках. Я чуть не ошалела от радости, прибежала в госпиталь и всем показала газету. Люди радовались вместе со мной, поздравляли меня. Пишу это письмо, и около меня сидят мои подруги, они рассматривают снимок в газете, шлют вам привет и вместе со мной благодарят вас за все. Я верю в то, что вы вернетесь целым и невредимым. Пусть оберегает вас моя горячая благодарность, мое уважение и восхищение вами. Тысячу раз целую ваши солдатские теплые руки. Я все время думаю о вас, о вашем большом благородном сердце. Желаю вам удачи и счастья. Я узнала адрес вашей части и теперь хлопочу о том, чтобы выехать на фронт к моей милой девочке, забрать ее к себе. Надеюсь, что скоро встретимся с вами. Как хочу я прижать к груди свою крошку, пожать вашу мужественную руку!
С горячей благодарностью к вам Анна Резекнес».Перечитываю письмо еще раз. Да, новость большая. Василий закуривает.
— Что ты окажешь на это?
Что мне сказать другу? Ведь это замечательно, что у Марты отыскалась мать, что она скоро приедет к нам. Значит, мы сдержали свое слово, когда обещали девочке непременно найти ее мать.
— Конечно, замечательно, что к Марте приедет мать, — произносит Василий, — сам радуюсь такому обороту дела, но на сердце как-то неспокойно, точно пиявка к нему присосалась.
— Я понимаю, к девочке привязался…
— Не только привязался. Полюбил ее. И Люба в ней души не чает. Я уже говорил тебе, что мы думали удочерить ее. Уехали бы втроем в Москву или Саратов и начали бы жить, да как еще жить!..
— Не будь, Василий, эгоистом.
— Любовь всегда эгоистична. Ее ни с кем не хочешь разделять. Когда я иду в разведку, я всегда думаю о Марте. Порой туго приходится, смерть рядом, но вспомнишь малышку, и будто крылья за спиной вырастают. Тогда все нипочем, и силы неизвестно откуда берутся. Однажды я с ребятами весь день в ледяной болотной воде пролежал. Это в немецком тылу, рядом с шоссейной дорогой, по которой перебрасывались на другой участок фронта немецкие дивизии. Лежу в воде, душа в сосульку превратилась, зуб на зуб не попадет, руки и лицо, как у мертвеца, посинели. Вот тогда и вспомнил о Марте, и, веришь ли, вроде теплее стало. Уедет она от нас, и здорово загрущу. И Люба грустить будет…
— Значит, с Любой окончательно решили пожениться? — спрашиваю друга, в надежде отвлечь его мысли от Марты.
— Окончательно, дружище. Об этом на днях официально объявим, и брак в ближайшем тыловом городе оформим по всем законам.
— Радуюсь за вас. С Любой легко будет в жизни: такая знает, почем фунт лиха. Но не слишком ли вы торопитесь со свадьбой? Ее можно справить и в день победы.
— Нельзя ждать. Некоторые увиваются возле Любы, особенно один штабист. Ты его знаешь, это Селезнев. Вот Люба и говорит: давай официально оформим наш брак, чтобы эти донжуаны не приставали.
Блинов свертывает новую папиросу.
— Ты не подумай только, что мы живем как муж и жена, — краснея и смущаясь, продолжает Василий. — И после женитьбы никакой глупости не будет. Сами так порешили. Люба сказала: если забеременею и отправят в тыл, то это будет дезертирством. Она права. Сейчас воевать надо, драться, бить врага. На фронте каждый человек дорог… Да, чуть не забыл сказать тебе: письмо из Казани я уже читал Марте.
— Что она?..
— Восторгам конца не было. Письмо целовала, но потом притихла вдруг, ко мне прижалась и расплакалась. Понимает, что нам придется расстаться…
Эшелоны идут на юг
В пульмановских вагонах, где тесно от солдатских тел, на открытых платформах, где возле закрепленных орудий коротают время артиллеристы, в штабных автобусах, установленных тоже на платформах, — везде оживленные разговоры. На каком фронте мы будем драться? Получим ли пополнение? Какая боевая техника поступит к нам?
Эшелоны идут без остановки.
Переборы баяна, солдатские песни, монотонное постукивание колес на стыках. Свистки паровоза. Ночное, звездное небо. Упругий воздух, бьющий в лицо. Убегающие назад, чуть светящиеся, подслеповатые окна сонных полустанков и разъездов.
«На войну! На войну!» — стучат колеса.
Москву проезжаем ночью. До боли в глазах всматриваюсь в очертания огромного затемненного города.
Мысленно иду по знакомым улицам. Сижу в Коммунистической аудитории университета, слушаю лекцию профессора Нечкиной, потом возвращаюсь в Сокольники, прохожу мимо клуба имени Русакова, все дальше и дальше по Стромынке. Вот и Яуза. Грязная, маленькая Яуза. На ее берегу огромное студенческое общежитие. Вхожу в свою комнату. Вижу свою койку, застланную дешевым байковым одеялом…
Когда это было? Давно, давно! Тысячу лет тому назад. Может, и не было этой студенческой жизни, видел ее лишь в каком-то кинофильме или вычитал в книге?
Смотрю на любимый город, на его затемненные улицы, и сердце начинает колотиться в груди черт знает как. Не хватает воздуха, будто в рот вогнали здоровенный кляп.
Прощай, Москва! Доведется ли опять ходить по твоим улицам, дышать твоим воздухом — неизвестно.
Колеса вагона выстукивают: «Неизвестно! Неизвестно!»
Все дальше и дальше от Москвы…
Эшелоны разгружаются на небольшой железнодорожной станции, затерявшейся в степях Рязанской области.
Каждый день совершаем большие марши. Проходим селами и маленькими городишками. Над колоннами висит густая пыль. Она скрипит на зубах, толстым слоем покрывает пилотку, плечи, лицо.
Останавливаемся в ста километрах от Белгорода. Дивизия входит теперь в Степной округ. Полки получают технику, пополняются людьми.
День и ночь идет боевая учеба. Солдаты постигают искусство борьбы с танками, учатся боевым действиям в степной местности.
К солдатскому рациону прибавилось молоко, зеленый лук, чеснок, свежий картофель. Всем этим нас обильно снабжают местные жители. Тяжела учеба, но бойцы прибавляют в весе, наливаются силой.
Стоят солнечные теплые дни. Войска в меру своих сил помогают местному населению в полевых и хозяйственных работах. Колхозам выделены во временное пользование лошади, автомашины, тракторы-тягачи. Созданы небольшие команды, в которые вошли бойцы хозяйственных подразделений. Эти команды работают в поле, ремонтируют сельскохозяйственный инвентарь. Солдаты с жадностью берутся за работу в поле, огороде, в колхозных кузницах и в мастерских МТС. По этому сугубо мирному труду мы изголодались до полусмерти.
Дом, где разместились разведчики Василия Блинова, стоит на отшибе небольшого села. Избенка на вид неказистая: покосившиеся углы, развалившееся крыльцо, подслеповатые окна, прогнившая во многих местах крыша. Таким выглядело это жилище в тот момент, когда полк Бойченкова входил в село, чтобы принять здесь пополнение, отдохнуть, подготовиться к новым боям.
Блинов перетянул в свой взвод и Григория Розана.
Я снова у разведчиков. Их жилища не узнать. Поставлено новое крыльцо, перекрыта крыша, вделаны новые оконные рамы, переложена печь. Вокруг дома высится новенький частокол.
