Утешение - Гаврилов Николай Петрович

В глазах читалась еще большая настороженность, чем у чеченца. Чеченец остался стоять на улице, Ольга чувствовала его взгляд.　

— Простите, пожалуйста. Я сына ищу. Пропал без вести. В новогодние дни. Возможно, ехал на танке, что у вас во дворе стоит. Я из Сибири… — быстро выговорила Ольга.

Осмотрев двор, убедившись, что у подъезда больше никого нет, женщина немного смягчилось.　

— Ладно, заходите. Не на улице же стоять, — произнесла она, запуская Ольгу в подъезд.　

В квартире, в полумраке, в свете керосиновой лампы в глаза прежде всего бросилась бесполезная, но абсолютно целая красивая хрустальная люстра, совершенно нелепо смотрящаяся на закопченном, посеченном осколками потолке. На кухне неработающий холодильник, финская мойка под краном, в котором нет воды, присыпанные бетонной пылью батареи, которые не греют. В комнате Ольга увидела лежащего на кровати человека, накрытого горой вещей.　

— Отец мой. Парализованный, — пояснила женщина, заметив взгляд Ольги. — Поэтому и не уезжаю. Когда стреляют, в подвал спустить его не могу, стаскиваю на пол и ложусь рядом. Сестра в Москве есть, только зовет меня одну, а отца, говорит, пока отдай в дом инвалидов. Не знает, о чем говорит…　

Ольге мгновенно представилось, как живет эта женщина в городе, где и полчаса провести — подвиг. Как она ходит по окрестностям за водой, ищет продукты, как лежит с папой на полу, когда все вокруг ходит ходуном. Подобная реальность с беспощадной ясностью высвечивает самое важное, что есть в человеке, что в обычной жизни скрыто под многими слоями. Этой женщине оказался не нужен другой мир с его придуманными ценностями, она осталась на войне с отцом — не предала его, обманывая и успокаивая себя ссылками на непреодолимые обстоятельства. Она понимала, что любовь — это жертва, и оказалась готова ее принести.

— Мы квартиру на одного чеченца переписали. Вроде как под его защитой, иначе давно бы исчезли. Русских здесь не любят, тем более сейчас, — спокойно, даже как-то равнодушно пояснила женщина. Он нам и продукты иногда приносит. Да что это я о своем? Убили всех, кто был на том танке. Человек десять. Один мальчишка спрятался у двери в подвал — подвалы же закрыты, так и сидел там, согнувшись, до утра. Голову спрятал, а спину видно. Когда его оттуда вытаскивали, за руки по земле тащили… Тоже убили. Две недели тела во дворе лежали. Военные как-то проезжали, мы им сказали, но они даже смотреть не стали. Недавно закопали. За домом, там яма была. Я и закапывала. Со мной еще двое соседей.　

— Вот посмотрите, — выдохнув, достала фотографию Ольга. В сознании мелькнуло: «Только не узнай».　

— Вроде нет, — словно почувствовав ее мольбу, неуверенно произнесла женщина. — Но точно не скажу. Изувеченные они были, да и старалась не смотреть на лица.　

— А был кто-нибудь в танкистском шлеме, знаете, черный такой, с наушниками?　

— Один вроде. Но он внутри танка остался. Водитель. Других не помню. Простите меня, но не знаю я…　

«Леши здесь не было. Надо искать дальше, — больше по желанию убедила себя Ольга, поблагодарив женщину. — Но где искать?!»

А затем произошло что-то непонятное.　

Выйдя из подъезда, она боковым зрением машинально отметила стоящие в глубине двора «Жигули», которых раньше не было. Пошла на выход из двора, но вдруг за спиной возник шум и визг колес. «Жигули» резко остановились возле нее. Хлопнули двери с двух сторон. Все произошло слишком быстро, она ничего не успела осознать, поняла только, что ее схватили за руку и воротник и запихивают в машину. Полетели пуговицы от пальто.　

— Тап ала ^{6}, — рявкнул кто-то, и она осознала, что находится на заднем сиденье, что сидящий рядом зажал ее шею и прижал голову к себе и что у него нестерпимо едко пахнет из подмышки. В следующую секунду мужчина схватил ее за подбородок И приподнял лицо.　

— А чё? Пусть кричит, — сказал сидящий за рулем, чернявый и совсем молодой, и добавил что-то по-чеченски. В машине засмеялись. Их было трое, двое сидели по бокам Ольги. Машина проехала на выезд из двора и остановилась у дороги.　

— Что ты здесь шаришь, тварь? Чё вынюхиваешь? — тряхнул ее тот, кто зажимал шею. Сидящий с другого бока потрошил ее сумочку. Ольга даже не успела заметить, как она оказалась у него в руках. Полетел в открытое окошко ее паспорт. Он достал фотографию Алеши в военной форме, плюнул снимку в лицо и тоже выкинул в форточку. Затем полетела и сама сумочка.

— Доллары, — довольно ухмыльнулся он, пряча в карман деньги Галины.　

— Я сына, сына ищу, — пытаясь освободиться от хватки, задыхалась Ольга. — Сын пропал здесь. Прошу, умоляю, отпустите…　

— Э… Твой сын убивать нас приехал, — прижавший ее сильнее сжал подбородок и ударил ладонью по искаженному лицу. Удар пришелся куда-то в лоб. Еще раз шлепнул — без размаха, так, унизительно. Второй в это время лазил у нее по карманам, прощупал подкладку пальто, дернул замки сапог, проверил голенища, потом полез под кофту, ощупал лифчик. Он искал деньги методично и тщательно, словно обыскивал манекен. Затем ее голову наклонили, сняли с шеи тоненькую золотую цепочку.　

— Мы твоего сына зарезали. Вот так… — Ольга не видела, но поняла, что сидящий рядом провел себе ладонью по заросшему горлу. Он добавил что-то по-чеченски, и в машине снова засмеялись. Наконец сидящий сбоку вышел из салона, а второй пнул ее ногой в спину, выталкивая из машины.　

— Пошла… — И снова смех.　

Может быть, они бы уехали. Но сидящий за рулем чернявый и молодой что-то гортанно произнес, и ее, растрепанную, с искаженным лицом, в расстегнутых сапогах, снова потащили в машину. Сделав небольшой круг, «Жигули» подъехали к гаражам у той же пятиэтажки, но с другой стороны. Совершенно ошеломленная Ольга, как в каком-то замедленном кадре, успела увидеть глаза одного из тех, кто сидел рядом. Он смотрел на нее, но видел ее не такой, какая она была, а такой, какой будет после — раздетой, задушенной, лежащей между гаражей, и взгляд его смотрелся пустым и страшным.　

— Пожалуйста, не надо, — прошептала Ольга.　

Они подъехали к гаражу, вывели женщину из машины, но в этот момент рядом оказался еще один человек. Тот самый чеченец с рыжей щетиной, с начищенными ботинками, с которым она разговаривала у подъезда.　

— Нельзя! — крикнул он. Какие-то секунды выпали из сознания. Они спорили. Чеченцы отошли от нее, в чем-то убеждая этого мужчину, а он, злясь, отрицательно махал головой и показывал пальцем в сторону, откуда они приехали.　

— Я сказал, то ты сразу ко мне обратилась. Это почти то же самое, что гостья, — сказал рыжебородый, когда те трое все-таки сели в машину. — Не надо тебе здесь ходить. Они плохие люди, мародеры, сыны шакалов. Воевать не хотят — ищут, кого ограбить. Что стоишь? Сегодня они тебя не тронут. Уходи. Уезжай отсюда. Иди…　

Ничего не видя, запахивая пальто с оторванными пуговицами рукой, Ольга пошла от гаражей. На обочине, где машина останавливалась, она опустилась на землю и начала слепо шарить руками по прошлогодней траве и снегу. Нашла фотографию Алеши, вытерла ее и впервые за все это время всхлипнула. Нашла паспорт. Иконку Богородицы. Она никуда не торопилась, все движения ее были медлительными, неспешными.

Спрятала карточку в рамке под пальто. Огляделась.　

На всю ширину улицы в ее направлении двигалась цепочка солдат. Двигались грамотно — кто-то впереди, кто-то прикрывает. Человек семь в бронежилетах, с автоматами, с ручными пулеметами.　

— Оля, все нормально? Ты ранена? — крикнул идущий впереди, и она поняла, что это Слава, но даже не удивилась этому. В мыслях и на душе была пустота.　

— Фу, нашли… — Слава помог ей подняться. — А я потом думаю, зачем мы тебя здесь оставили? Взял бойцов, и сюда… Узнала что-нибудь? Сейчас пойдем к нам. У меня там шикарный блиндаж, вернее, подвал. Топчан, отличный кофе, сколько хочешь. А завтра мы тебя в Северный отвезем. Да что с тобой, мать?.. Местные? Ты только скажи, мы сейчас быстро тут всех зачистим.