Гела Чкванава - Гладиаторы
Он двинулся очень медленно.
Женщина, перед тем как умереть, очевидно, в агонии проползла немного вперед к выходу из вестибюля. Она лежала прямо у дверного проема, со свисающей с цоколя головой, одна рука вытянута вперед, как будто она плыла. Увидев ее, он внезапно с какой-то особой остротой ощутил, что жив.
— Ублюдки! — сказал он и не узнал собственного голоса. Никаким усилием воли не мог укротить предательски шумевшую в ушах кровь: ощущение было такое, как будто в вестибюле все еще перекатывалось эхо от взрывов гранат. Из-за этого шума Дато почти ничего не мог расслышать. Он не давал разобраться, хотя бы приблизительно, как далеко находится танк. Хуже всего было то, что неожиданная глухота странным образом ослабляла его решимость.
— Эй, ублюдок! — крикнул он, пытаясь освободиться от наваждения. Но в севшем голосе прозвучала обреченность, и он это ясно почувствовал, скорее интуитивно, чем на слух. Это еще больше подорвало его решимость, и он был вынужден немного подождать, надеясь успокоиться.
— Ты под колпаком, мать твою… Так что выползай! — заорал он опять.
Со слухом стало получше, но это только больше напугало, так как рев танкового мотора послышался совсем близко. Он уже не мог бороться со своим страхом. Не волновало его и то, что тот, кто все это так ловко устроил, кто так соблазнительно усадил всех у огня — живые мишени на мушке, тот, кто подталкивал его, прямо-таки требовал — нажимай на спуск и не сомневайся, — он не только догадался, не только все понял, но видел воочию, как страх полностью овладел Дато.
— Напрасно ты ждешь танка. Мы его давно себе прибрали! — закричал он опять в сторону пустой лестницы, за которой он так явственно, почти зримо чувствовал присутствие противника, что ему даже показалось, он слышит его дыхание.
Он понимал, что на подъеме грохот танка не мог долетать напрямую до санатория, и поэтому опасался, что танк еще ближе, чем могло показаться по звуку.
— Ничего не получается, ребята, только впустую тратим время. Прикончим его, как собаку, и дело с концом! — сказал он с фальшивым спокойствием. Плохо сказал, очень плохо, неестественно. У Кобы это получилось бы гораздо лучше. Вот у кого был дар перевоплощения. — Считаю до трех и если не вылезешь, взлетишь на в воздух!
«Посчитаю до трех, — подумал он. — И уйду». Медленно отступил на два шага и… остановился. Сейчас тот, кто подвигнул его на все это, кто все это устроил, уже ничего не нашептывал, не подталкивал, и пальцем не шевелил, чтобы ему помочь — просто оставил один на один со смертью и с холодным любопытством наблюдал со стороны. Дато остановился, потому что знал — он не позволит себе уйти. Должен состояться последний, честный поединок, избежать которого Дато просто не мог. И не хотел.
— Послушай, еб твою мать… Или выходи, или скажи, что не выходишь — и начнем! — крикнул он опять. На этот раз голос прозвучал сравнительно спокойно, поскольку он не хотел, чтобы укрывающийся за лестницей впал в панику: по собственному опыту знал, что загнанные в угол и обезумевшие от страха в плен не сдаются — на это у них не хватает решимости. Демонстрируя свое спокойствие, он надеялся выманить противника из укрытия.
Всего лишь на миг его подвели нервы, когда вдруг неодолимо захотелось просто смыться отсюда. Но он взял себя в руки. Вернее, все произошло само собой, как будто страх и чудовищное нервное напряжение как по мановению руки снял тот, кто оставил его лицом к лицу с противником.
Дато опустошал магазин короткими очередями. Он стрелял в стену позади лестницы. У него было ощущение, будто и пули чуяли, что не причиняют вреда тому, кто укрылся за стеной, так нехотя они летели, так мягко врезались в щербатые пемзоблоки и, будто бы насмехаясь над ним, даже не рикошетили. Он расстрелял половину нового магазина, мгновенно поменял его на полный и его также расстрелял до половины, чтобы тот, кто сидел в укрытии за лестницей, подумал, что он опустошил весь магазин и пытается сменить его.
«Если он решится, то появится сию минуту, так как по его расчетам я должен сейчас менять рожок!» — подумал он. Но он не появился. Дато почти испугала перспектива так и уйти, не увидев его. Он сорвал кольцо с последней гранаты, отпустил рукоятку предохранителя, секунду подождал, ощущая вибрацию механизма детонатора, и бросил в сторону лестницы, с удовлетворением ощутив, как взрывная волна рванула его одежду.
— Выходи, сука! — заорал и длинной очередью опустошил магазин. Лихорадочно меняя его, почувствовал как задрожали руки.
Он появился прежде, чем Дато успел передернуть затвор и дослать патрон, но не на лестнице, как он предполагал. Боковым зрением лишь на миг увидел Дато над капотом «Виллиса» его лоб и вылетающие из-под него огненные точки.
Очередь мягко врезалась в его грудь и отбросила назад, на асфальт перед входом в вестибюль. Жар и движение первых трех или четырех пуль в груди он ощутил так, как, может быть, матери ощущают движение плода в своем лоне. Остальные прошили ему живот и причинили сильную боль, от которой перехватило дыхание. Он рухнул навзничь, и тут же невыносимая боль пронзила грудь, изорванную первыми пулями. Силы мгновенно покинули его. Он даже не заметил, когда из рук выпал пулемет. А ведь всегда говорил себе, что, если его ранят, ни за что не выпустит из рук оружие, как другие.
Поднять выпавший пулемет у Дато уже не было сил. Изрытый гусеницами танка асфальт показался ему мягким, наверное, потому, что, упав, он просто не почувствовал боли от падения. Но он был еще жив и, шаря неверной рукой, потянулся к лежащему рядом пулемету. Прилагал неимоверные усилия, чтобы вдохнуть хоть глоток воздуха в переполненные кровью легкие, но это никак не удавалось.
Его противник исступленно завизжал. Дато не разобрал ни слова, но в ту же секунду почувствовал, что рядом с ним, сбоку, упала граната. Дато не видел ее и потому не очень испугался.
«Когда лимонка взорвется, подойдет и опустошит в меня весь рожок!» — как-то безразлично подумал он, и ему захотелось, чтобы все это кончилось как можно скорее, чтобы больше не мучили безжизненные, тяжелые как камень, истерзанные легкие и чтобы, наконец, пришло облегчение. Сейчас он уже чувствовал отвращение к своему непослушному, изнемогающему от боли телу и хотел от него избавиться. Только сейчас он, наконец, понял, как устал и как хотел отдыха и покоя.
г. ТбилисиПримечания
1
Курсивом в тексте отмечены фразы, которые герои говорят по-русски (примеч. переводчика).
2
Како — сокращенное от имени Акакий; «Разбойник Како» — популярный персонаж из одноименной поэмы классика грузинской литературы Ильи Чавчавадзе (примеч. переводчика).
3
Пацха — это традиционная кухня во дворе абхазского дома. Стены у пацхи плетенные из ореховой лозы
