KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » О войне » Андреа Камиллери - Пансион Евы

Андреа Камиллери - Пансион Евы

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Андреа Камиллери, "Пансион Евы" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Вся былая наглость и невозмутимость Джаколино мгновенно улетучились. Девушка заметила его! Он лихорадочно соображал, как ему подойти к незнакомке, что ей сказать, удобно ли это делать в церкви. От напряжения несчастный пошел пятнами. «А, будь что будет, — решил Джаколино. — Положимся на волю Господа. Если браки и вправду заключаются на небесах, почему бы и знакомству не состояться в церкви?»

После мессы он задержался на ступенях, через некоторое время девушка подошла и встала рядом.

— Добрый день, — пролепетал Джаколино.

— Добрый день, — улыбнувшись, ответила девушка. А потом уже совсем просто, без условностей и церемоний добавила: — Меня зовут Агата.

— А меня — Энцо!!! — выпалил он. — Можно угостить вас кофе, синьорина?

Вот так произошло их знакомство — легко, без напряжения и неловкостей.

Родители Агаты умерли, когда она была еще совсем маленькой, и ее отдали в иезуитский приют в Сиракузах. Подросших воспитанниц отцы-иезуиты распределяли по детским домам в качестве учителей и воспитателей. Война, голод и бомбежки непрестанно увеличивали число питомцев в сиротских приютах. Агата учила детей младших классов читать и писать, а также, как это ни странно, преподавала физкультуру.

— А что тут странного? — удивлялась Агата. — В иезуитском колледже гимнастика была таким же важным предметом, как катехизис или латинский язык. «Слово Божье много весит, поэтому его должны нести пастве крепкие люди, — любил повторять отец Томмазо, — в здоровом теле здоровый дух». И заставлял выполнять упражнения с палкой, с обручем, со скакалкой, а также особую дыхательную программу.

Так и случилось, что Агата обратилась к Джаколино с просьбой помочь ей провести соревнования по игре в мяч. Поскольку в самом приюте спортивной площадки не было, состязания решили устроить за городом, на лугах. Так было даже безопаснее — меньше вероятности, что вражеская авиация полетит бомбить безлюдные поля. Начальница приюта, матушка Фиорентина, узнав, что Агату будет сопровождать сын самого дона Стефано Джаколино, без колебаний дала свое разрешение. В общем, намечалось нечто среднее между походом, пикником и футбольным матчем.

Ранним утром Джаколино прибыл к приюту с тяжелой походной сумкой, в которой лежали добытый им неизвестным (ха-ха, известным! у немцев, через папу) способом провиант. День обещал быть жарким и безоблачным. У входа его встретила Агата с дюжиной своих учеников — мальчиков и девочек, которых она водила в церковь на первое причастие. У мальчиков за плечами были небольшие холщовые вещмешки, сшитые, по-видимому, в самом приюте, с сухим пайком и бутылками воды. На Агате было длинное летнее платье и непременный платок, только более легкомысленного, нежно-голубого цвета.

— Энцо! — радостно воскликнула она, увидев юношу. Джаколино с великим трудом удержался от желания заключить Агату в объятия, но, покосившись на ребят, с важным видом отвечал:

— Здравствуйте, дети!

Агата построила своих учеников в пары, пересчитала их, и процессия двинулась за город. Через полтора часа они дошли до уютного места рядом с оливковой рощицей и расположились на траве. Джаколино разбил ребят на две команды, шестеро против шестерых, по-честному — не больше двух девочек в каждой команде, обозначил ворота и начал игру. Сам Джаколино выполнял роль арбитра и громко свистел в два пальца, потому что свистка они так и не нашли. Агата активно болела, хлопала в ладоши, смеялась, и Джаколино время о времени ловил на себе ее внимательные взгляды.

Матч закончился с ничейным счетом. Мальчики улеглись на траве, девочки собирали цветы, кто-то ловил бабочек. Агата разложила на чистом куске материи помидоры, сыр и резала принесенные Джаколино буханки. Сам же Джаколино развел небольшой костер, насадил на прутики сардинки и слегка обжаривал их на открытом огне. Агата присела рядом с ним на траву.

— Ты не жалеешь, что я тебя сюда вытащила? — спросила девушка. — С ребятами столько хлопот.

— Нет, что ты! — откликнулся Джаколино. — Мне нисколько не в тягость. Даже хорошо, что мы с детьми.

— У нас будет много детей, — сказала Агата, склонив голову ему на плечо.

Ненэ ходил по вечерам к Джованне ужинать, но прежде они шли в спальню и предавались любви. Недолго и поспешно, минут десять, будто кто-то мог их застукать. И только после этого ели, не выходя из спальни.

Часто и весьма охотно Ненэ любил ее еще раз перед уходом, уже стоя в дверях одетый.

Чиччо пристрастился к заключению самых неожиданных пари: «Спорим, что я съем всю эту рыбу, полкило, живьем. Только без костей. Спорим?»

И съедал!

«Спорим, что я поднимусь по лестнице на четвертый этаж на руках?»

Этот спор, он, правда, проиграл — на седьмом пролете руки не выдержали.

А однажды Чиччо с вызывающим видом заявил:

— Спорим, что я справлю и большую, и малую нужду в воскресенье утром, прямо на площади, перед входом в ратушу?

— И по-большому, и по-маленькому?

— Да.

— Среди бела дня?

— Среди бела дня.

Друзья поспорили. В воскресенье они отправились в кафе «Кастильоне», что находилось на площади напротив ратуши, расположились за столиком и взяли по мороженому. И, как нарочно, в этот самый момент началась бомбежка.

— Пошли в убежище, вон что делается, — предложил Джаколино.

— Сидеть! — приказал Чиччо.

Земля содрогалась, серый дым проникал в помещение. Очевидно, неподалеку обрушился дом. Вокруг не было ни одной живой души. Еще одна бомба упала прямо на здание метрах в двадцати от них, стены заволокло дымом и пылью. Ребята закашлялись, в этом смраде можно было задохнуться. Стены кафе сотрясались.

— Парни, нас сейчас грохнут, — взмолился Джаколино.

Тогда Чиччо поднялся и медленно пошел к ратуше. Он остановился у колонн, расстегнул штаны, не торопясь, спустил трусы и присел. Вокруг рвались бомбы, раздавались очереди, в воздухе свистели осколки, летели камни, кирпичи, стекла и обломки мебели, а Чиччо уверенно выигрывал пари.

— Да насрать мне на войну! — заорал он, поднимаясь. В его крике не было торжества, а только лишь гнев и горечь отчаяния.

Все труднее и труднее становилось добывать еду. Рыбацкие суда и шаланды опасались выходить в море из-за риска быть обстрелянными или наткнуться на мину. Хлеб, который выдавали по карточкам, был зеленоватого цвета, заплесневелый. Отломив кусочек, послюнив и скатав шарик, можно было запустить его в стену — и хлеб прилипал. Масла не было, не говоря уже о мясе. Ужин в «Пансионе Евы» теперь состоял из оливок, сардин да протухшего сыра. Хорошо еще Джаколино добывал неведомым способом толстые буханки хлеба. Единственное, что было в избытке, так это вино.

У девушек появились постоянные клиенты, а то и по два. Некоторые мужчины выбирали себе одних и тех же. Например, Микеле Тестагросса, плотник лет пятидесяти, приходил по вторникам и субботам, брал исключительно Кармен и закрывался с ней на полчаса. Так же и Никола Парринелло, которого по вторникам и пятницам обслуживала Люба. К этой Любе приезжал еще и дон Стефано Милокка из Монтелузы. Дон Стефано входил в «Пансион» с неизменным чемоданчиком, оговаривал с мадам Флорой цену за дополнительные услуги, потом запирался с девушкой в номере и выходил только в час закрытия.

— Люба, скажи мне такую вещь. Ведь этому дону Стефано уже за шестьдесят, не может же он все это время тебя…

Услышав вопрос Ненэ, Люба рассмеялась.

— Конечно же, нет! Он об этом даже и не думает!

— Вот как? Что же он делает?

— Значит, так. Сначала мы раздеваемся догола, потом он достает из чемоданчика костюм монахини и священника. Мы в них облачаемся, и дон Стефано исповедуется.

— Исповедуется? Он? Это ты исповедуешься!

— Ничего подобного! Это дон Стефано надевает платье монахини, а потом, как монахиня игумену, мне исповедуется. Если бы ты знал, какие у него фантазии! И сколько! Он способен говорить часами. Рассказывает, будто к «ней» приходит дьявол и засаживает ей сзади, а потом предается другим извращениям. Что к ней приставала матушка-настоятельница, и она не смогла ей отказать. В общем, все в этом роде. Но иногда с такими подробностями, что можно рот раскрыть от удивления. А две недели назад дон Стефано в конце исповеди потребовал, чтобы я наложила на него епитимию. Я понятия не имела, что бы такое ему придумать в качестве искупления грехов. Ну, думаю, цирк, значит, цирк, и выпалила первое, что пришло мне в голову: читай, говорю, дочь моя, «Отче наш» пятьдесят раз перед сном, и еще десять ударов плеткой из ослиного хвоста!

И что ты думаешь: в следующую пятницу дон Стефано после обычной исповеди достает из чемоданчика плетку из ослиного хвоста, попону и ослиные уши на тесемочке! Надевает себе на спину попону, на голову уши, потом приказывает мне взять в руки плетку и сесть на него верхом. Я так и сделала, а он заголил зад и велел мне стегать его ослиной плеткой. Я принялась охаживать дона Стефано по заднице, а он возил меня на коленках по комнате, кричал, что он теперь Валаамова ослица, и бормотал «Отче наш». Ушел ну очень довольный. Плетку и уши он потом оставил у меня в комнате, но мне пришлось их выбросить, а то они сильно воняли.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*