Джеймс Джонс - Только позови
— Если хочешь, я могу прогулять еще пару дней. Как раз до конца твоей увольнительной. Чего они мне сделают? Не выгонят — людей и так не хватает. А я вкалываю будь здоров.
Он усмехнулся при мысли, до чего же легко сводит людей случай — только раз оказались в постели вместе, и между ними уже что-то есть. Если это «что-то» длится неделю, тогда говорят, что это любовь.
Она подала блестящую идею. Раз он окончательно и бесповоротно решил бросить пить, раз ему предстоит навсегда распрощаться с выпивкой и ротой, это надо отметить. Он просто обязан хорошенько кутнуть напоследок. Лучшего места, чем Сан-Франциско, для этого не найти, и лучшей пары, чем Арлетта, тоже.
Он подал ей стакан, присел на край кровати и подмигнул.
— Ну что ж, значит, повеселимся.
Идеи такого рода обычно прячутся где-то в извилинах, пока какая-нибудь случайность или чье-нибудь слово не вытащит их на свет. Уинчу даже показалось, будто он точно знал, что так оно и будет, как только вошел в кабинет Хоггенбека. Конечно, он понимал, что многовато пьет, но ему было наплевать. Уинч хорошо помнил формулу: усилие воли, которое требуется, чтобы преодолеть искушение выпить, обратно пропорционально количеству потребляемых граммов. Он эту формулу выводил всю жизнь. И отдавал себе отчет, что чересчур надирался во время плавания. Сегодня тоже принял достаточно. Но с другой-то стороны, он превосходно себя чувствует. Разве что простудился малость на судне, и вот кашель никак не проходит. Он потянулся за бутылкой. Втайне он досадовал, что она не одевается — могли бы пойти в «Марку».
— Послушай, а у тебя дети есть?
Она не ожидала вопроса.
— Дети? Да, есть. Двое. Они у бабки живут, у моей матери. У нее собственный дом. На то, что я получаю по аттестату, не проживешь.
— А они не скучают по тебе?
— А чего им скучать? Я достаточно часто там бываю, — хмуро ответила она.
Уинч не хотел, чтобы она сердилась.
— Ладно, не обижайся. Сейчас мы с тобой куда-нибудь закатимся.
На другой день Уинч выступил с речью на Вашингтон-сквер, его чуть было не заграбастала военная полиция, и, кроме того, кашель у него перешел в бронхит.
Пока Арлетта ходила в китайский город за чем-нибудь вкусным, чтобы пообедать в номере, Уинч решил, что надо бы пройтись и малость выпить. Он заглянул в две-три забегаловки, пропустил два-три стакана и уже возвращался в гостиницу, когда на площади его вдруг осенило произнести речь. Как увидел этих записных истуканов, которые, забравшись на ящики, талдычили устарелые, затасканные лозунги насчет профсоюзного движения и коллективных действий, так его и осенило. Почему бы и нет? Уинч даже хрюкнул от удовольствия. Хотя он и выплеснул лошадиную дозу злости на Арлетту, в нем еще шевелился мутный неизрасходованный остаток.
Уинч подошел к одному из говорунов и сунул пятерку, чтобы тот освободил ему место.
Он давно носился с этой идеей. Впервые она явилась ему год назад, на Гуадалканале, когда он лежал под плотным минометным огнем противника. Он обдумывал, взвешивал и развивал ее, сидя иной раз в одиночестве за выпивкой или вместе с ротным наблюдая с какой-нибудь высотки, как пытаются продвинуться вперед их обессиленные, обезумевшие от жары взводы. В конце концов, он сформулировал ее в лаконичном призыве: «Пехотинцы всех стран, соединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своих винтовок!» Эти слова он и выкрикнул, забравшись на ящик.
Вокруг него быстро образовалась толпа военнослужащих — они были рады случаю позабавиться. Сперва слышались смех, подначки, но потом кое-кто начал хмуриться.
— Ну вот ты, например, — обратился Уинч к какому-то рядовому в толпе. — Ты сколько имеешь в месяц?
Тридцать восемь долларов, верно? А сколько бы загребал, если б мы сколотили профсоюз, знаешь? Чего ты лыбишься, лучше пошевели мозгами. Да мы чего хочешь добьемся при хорошей организации. Мы же в каждой стране нарасхват. Почему все имеют свои профсоюзы, а военные нет? Японские солдаты и немецкие, английские и американские, русские, французские и австралийские — объединяйтесь! Мы будем диктовать условия труда. А если что не так, мы в снаряды муку вместо взрывчатки!
Из задних рядов раздался неодобрительный свист.
— Кому-то это не нравится? Ему до смерти хочется поскорее попасть в списки убитых? Снизим потери в живой силе! — гремел Уинч. — Отходите целыми частями в тыл. Избирайте согласительные комиссии, чтобы устанавливать наилучшие места для боев. — Он выкинул вперед обе руки. — И чтоб никаких тропиков. Долой джунгли!
— А ты, часом, не коммунист? — заорал кто-то сзади. — Забыл, что японцы — наши враги?
— Кто, я забыл? Опупел, что ли? Протри глаза, вот мои нашивки (Арлетта настояла на своем и пришила их к куртке: она гордилась ими). Я первый сержант. Но у меня больше общего с японским сержантом или немецким, чем с этими тыловыми крысами и вообще штатской сволочью. — Заявление, естественно, было встречено одобрительными возгласами. — А вы знаете, сколько я получаю в месяц? Так вот. У каждого рядового столько же будет, если объединимся.
Уинч увидел, как, раздвигая толпу, к нему спешит военная полиция, и выпрямился во весь рост.
— Солдаты всех стран, соединяйтесь! Ждите продолжения завтра в это же время.
Он спрыгнул с ящика и побежал. Вдогонку ему неслись свист, поощрительные крики, хлопки.
До узких улочек, где можно нырнуть в любую щель, было метров пятьдесят, не больше, но, пока он добежал туда, с удивлением почувствовал, что задыхается, и остановился в каком-то переулке. Он понял, что не может больше ступить ни шагу. Его охватил сильнейший приступ кашля. По счастью, несколько солдат, будто ненароком, сбились в ряд и задержали патруль. Кашель не отпускал, Уинч едва успевал отхаркивать белую пенистую слизь. Через несколько минут ему полегчало, и он кое-как добрел до ближайшей забегаловки за углом. Порция виски вроде бы подкрепила его.
Дальше шагалось легче, но Уинч знал, что три лестничных марша в гостинице ему сразу не одолеть. Он останавливался на каждой площадке, чтобы отдышаться.
Испуганная Арлетта встретила его у двери. На столе в плотной картонной посуде ждал горячий обед — всякая китайская вкуснятина.
— Боже ты мой, что случилось? Я слышала, как ты поднимался.
— Да ничего, просто кашель немного беспокоит, — выдавил Уинч, прислоняясь к косяку. — Сейчас поедим, выпьем, поспим, и все пройдет. Пустяки, не волнуйся.
После отдыха в кресле ему и в самом деле стало гораздо лучше. Хороший обед, выпивка, постель довершили дело. Чувствовал он себя превосходно. Удушья от пятидесятиметровой пробежки по площади как не бывало. Однако ночью снова начался кашель, и он проснулся, ловя ртом воздух. Он старался вдохнуть как можно глубже, но воздуха все равно не хватало. С кашлем шла та же белая слизь. Помогло только испробованное средство — два хороших глотка. Уинч устроился было, чтобы уснуть, но почувствовал, что лежа совсем не дышится. Кончилось тем, что остаток ночи он продремал, сидя в кресле.
Арлетта тоже вся извелась с ним. Обоих утешало, правда, что скверное самочувствие не отразилось на его мужской силе. Утром, когда они спустились позавтракать, он уже не мог подняться по лестнице без помощи Арлетты. После этого Уинч вообще не выходил, и Арлетта одна бегала по своим делам. Он проторчал в номере двое суток, но на третью ночь понял, что доигрался. Несколько часов он простоял в ванной комнате над раковиной, упершись локтями в вешалки для полотенец, задыхаясь от кашля и отхаркивая белую пену.
— Наверно, надо в госпиталь, — позвал он наконец Арлетту. — Ничего не поделаешь. Поможешь мне добраться? Не хочется тебя беспокоить, но самому мне трудновато будет.
— О чем речь! — Арлетта озабоченно глядела на него. — Знаешь, у тебя что-то серьезное, очень серьезное. Да и мне надо выходить на работу.
— Тогда спустись, поймай такси.
В машине оба молчали. Арлетта взяла его руку и подержала в своей, потом наклонилась и поцеловала.
— Адрес и телефон в кармане рубашки.
— Не будем загадывать, — сказал он хмуро. — Меня, наверно, отправят на восток.
У входа на территорию госпиталя он оглянулся в последний раз и помахал рукой. Помахав в ответ, она села в машину и захлопнула дверцу. Пока такси не отъехало, Уинч видел сквозь заднее стекло ее бледное лицо. Было что-то такое в наклоне ее головы, что выдавало в ней чувство облегчения. Уинч усмехнулся.
— Ну, так что у нас? — бодро спросил молодой дежурный врач, когда санитар привел Уинча в пункт неотложной помощи.
— Не знаю, — мрачно ответил Уинч, — Наверно, бронхит. Денек — другой придется поваляться. Но мне нужно поговорить с уорент-офицером Хоггенбеком. Меня направляют отсюда в Люксор.
Врач пощупал пульс и пристально посмотрел на Уинча.
— В Люксор, штат Теннесси. Документы уже готовы.
