Иван Шевцов - Бородинское поле
Гоголев кивнул на группу женщин, роющих блиндаж недалеко от дороги. Глебу показалось, что среди них Варя, и он направил туда лошадь, подъехали, поздоровались. Нет, он обознался, то была не Варя. На всякий случай спросил:
- Откуда вы?
- Москвичи, - ответила молодая, бойкая.
- А конкретно какая организация? Или учреждение.
- Разные тут: "Трехгорка", "Серп и Молот", артисты. А вам кого надо?
Глеб ответил тихой дружеской улыбкой и тронул лошадь. Навстречу по дороге на Шевардино от Семеновского шла стрелковая рота. Глеб подозвал командира, спросил:
- Какой армии?
- Тридцать второй стрелковой дивизии, - ответил старший лейтенант с какой-то подчеркнутой гордостью.
- А штаб пятой армии не знаете где? - спросил Гоголев.
Лейтенант взглянул подозрительно на комиссара, пожал плечами и собрался уходить. Но все же сказал:
- Спросите у комдива полковника Полосухина. Он сейчас там, на батарее Раевского.
Командир и комиссар молча переглянулись. Потом, погодя немного, Гоголев сказал:
- Послушай, Глеб Трофимович, ты чувствуешь, как это звучит: "На батарее Раевского"!.. А мы с тобой едем с Шевардинского редута мимо флешей Багратиона. И здесь будет бой. Смертный бой. Может, завтра. За Москву, за Отечество! И если наши предки, стоя здесь насмерть, говорили: "За Россию!..", то мы с тобой говорим: "За Советскую Родину…" - Чистый голос не выдавал волнения. Он умел придавать своим словам весомость и значительность.
- Да, комиссар, едем на батарею Раевского.
Прибывшая с Дальнего Востока 32-я стрелковая дивизия только сегодня утром вышла на свой оборонительный рубеж - Бородинское поле. Полностью укомплектованная личным составом и вооружением, эта дивизия должна была преградить путь фашистским войскам на этом направлении.
Виктор Иванович Полосухин в сопровождении нескольких штабных офицеров выехал на рекогносцировку местности, на которой дивизии предстояло сразиться с врагом. Он впервые был на историческом поле, впервые не на фотографиях, а воочию увидел памятники доблести русского оружия, расположенные на огромном пространстве среди свежевырытых окопов, блиндажей, противотанковых рвов, железобетонных дотов. Сколько месяцев он ждал этого дня, сколько рапортов от подчиненных пришлось ему читать с просьбой отправить на фронт. Там, на востоке, они с болью в сердце и нетерпеливой тревогой читали в газетах, слушали по радио сводки с полей боевых действий, и каждый задавал себе вопрос: когда же мы пойдем в бой, чтобы выполнить священный долг? И вот этот час настал.
Виктор Иванович хорошо знал настроение и боевые способности своих подчиненных, и все же где-то в сознании нет-нет да и зарождались нотки беспокойства: а как поведет себя дивизия в жесточайшем бою с превосходящими силами врага? О том, что враг во много раз превосходит дивизию и числом и боевой техникой, Полосухин знал.
Не очень удовлетворял командира дивизии обороняемый участок с тактической точки зрения. Поля и поляны вперемежку с рощами, кустарниками и лесами позволяли фашистам скрытно подойти к позиции дивизии на близкое расстояние. В то же время Полосухин увидел в этой местности и некоторые преимущества для себя. Лесные завалы, множество речушек, хотя и мелких, но кое-где с топкими и крутыми берегами, создавали некоторые препятствия для танков, которые служили главной ударной силой неприятеля. Рощи и кусты в свою очередь были удобными позициями для засад, служили неплохой естественной маскировкой от воздушного противника. Виктор Иванович считал, что главный удар рвущихся к Москве фашистов должна будет принять на себя в числе других и его дивизия. Для этого были достаточно веские основания: осенняя распутица вынуждала немцев держаться дорог, а 32-я дивизия как раз и оседлала главные магистрали, идущие на Москву со стороны Смоленска: железную дорогу, автостраду Минск - Москва и старую Смоленскую дорогу. Кроме того, через линию обороны дивизии с запада на восток проходило еще и Можайское шоссе.
Объехав полосу обороны дивизии, по крайней мере ее главные направления, Полосухин заглянул в Бородинский музей. Этот визит он оставил напоследок, перед тем как возвращаться в штаб дивизии.
Полосухин быстро прошел по пустым уже залам Бородинского музея, затем при выходе задержался у столика с книгой отзывов. Посмотрел исписанные страницы и, весело сверкая добрым, открытым лицом, обратился к сопровождавшим его командирам:
- Что, товарищи, отметимся, оставим на память?
И, не садясь, сделал запись быстрым почерком. В графе "Цель приезда" написал: "Приехал Бородинское поле защищать!"
Вышел из помещения, щурясь от яркого солнца. Остановился у тополя-гиганта толщиной в три обхвата, сказал:
- А ведь он и тогда, в восемьсот двенадцатом, уже был красавцем. Возможно, сам Кутузов им любовался.
И зашагал прямо по аллее на батарею Раевского. Перед курганом, - где сто тридцать лет назад стояла знаменитая батарея Раевского, - небольшой дот. Из амбразуры торчит ствол тяжелого пулемета. Полосухин хотел было задержаться у дота, но внимание его привлекли четыре всадника на кургане. Увидев приближающихся командиров, всадники спешились. Майор и батальонный комиссар бросили поводья ординарцам. Представилась: командир и комиссар противотанкового артиллерийского полка. Полосухин назвал себя, дружески протянул руку командиру и затем комиссару, сообщил, что приказом командарма их полк придается 32-й дивизии.
- Будем вместе защищать русское поле. В музее были?
- Сейчас нет, а раньше я бывал, - ответил Глеб.
- Да ведь экспонаты уже эвакуированы, - сказал Гоголев. - Вот только памятники… Жалко: могут повредить.
- Памятники не эвакуируешь. Они, как знамена, будут с нами в бою, - ответил Полосухин.
Затем ознакомил Макарова и Гоголева с обстановкой, поставил боевую задачу. Впереди полка Макарова занимает оборону стрелковый полк. Слева - батальон курсантов военно-политического училища и отряд ополченцев.
При последних словах лицо Глеба вспыхнуло багрянцем, в глазах заметались огоньки. Это внезапное оживление не ускользнуло от проницательного взгляда Полосухина.
- Вас чем-то смущают курсанты? - просто, без интонации спросил комдив.
- У меня там сын, товарищ полковник, - ответил Глеб, не скрывая своего волнения.
Они смотрели друг другу в глаза открыто и честно.
- Сколько ему? - после некоторой паузы поинтересовался Полосухин, словно что-то обдумывая.
- Восемнадцать.
- Хотите взять к себе в полк? - негромко спросил Полосухин.
По его виду Глеб понял: скажи он "да", и комдив не станет возражать. Но вопрос Полосухина был неожиданным для Глеба, и он был захвачен врасплох. Мысль взять Славу к себе в полк как-то сразу не пришла ему в голову. Просто весть, что сын находится совсем рядом, в соседней части, обрадовала и подавала надежду встретиться. Он колебался с ответом, бросив вопросительный взгляд на своего комиссара и боевого товарища, точно спрашивая его совета. Но Гоголев уклончиво отвел взгляд, и тогда Глеб ответил не очень решительно:
- Да нет, товарищ полковник. Пусть воюет вместе со своими однокурсниками. Так будет лучше.
- Правильно, майор, я с вами совершенно согласен: так будет лучше и для него, и для вас, и для дела. Пусть воюет там, где приказала ему воевать Родина. Кстати, вам уже пришлось участвовать в боях с немцами?
Вопрос относился к обоим. Ответил Гоголев, кивнул на комполка:
- Глеб Трофимович от самой Прибалтики и до Смоленска прошел с боями. Был ранен, только что вышел из госпиталя. Мне тоже пришлось побывать в когтях войны. - Последнюю фразу прибавил со скромной улыбкой, не стал уточнять свой боевой путь от Перемышля до Днепра.
- Значит, обстрелянные и закаленные, - сказал Полосухин и признался: - А мы вот - новички, и первое крещение примем на Бородинском поле. Да, скажите,- майор, у вас не найдется несколько "лишних" артиллеристов? Ну, например, наводчиков и заряжающих? Дело в том, что здесь, на полигоне, найдено шестнадцать танков Т-28 без моторов, но с исправными пушками. Снаряды к ним есть, предостаточно. Танки мы зарыли в землю, превратив их в доты. Не хватает артиллеристов.
- Много не найдется, но расчета на два подберем, - пообещал Макаров.
- У вас ко мне есть вопросы или просьбы?
- Вопросов нет, но просьба есть, - ответил Глеб.
- Выкладывайте.
- Артиллерия наша на конной тяге. Нельзя ли выделить нам хотя бы несколько тягачей?
- А лошадей что, не хватит? - спросил Полосухин, и этот вопрос его несколько удивил Макарова, показался странным. Пояснил Гоголев, как бы дополняя командира:
- Сами понимаете, товарищ полковник, лошади, особенно в артиллерии, - самая уязвимая цель. Они беззащитны, их в окопах-блиндажах не укроешь. Особенно от ударов с воздуха.
- А как же кавалерийские соединения? - неожиданно парировал комдив. - Ведь воюют же. И здесь, под Москвой, корпус Доватора действует.
![Рон Хаббард - Поле битвы — Земля [Поле боя — Земля]](/uploads/posts/books/101739/101739.jpg)