Владимир Першанин - «Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага
Подполковник Пантелеев по своей обычной привычке решения принимал быстрые и четкие. Через пятнадцать минут снова запищала рация. Пантелеев говорил коротко и отрывисто:
— Занимайте оборону. Через два часа тем же путем выносите раненых. Внизу встретимся и решим остальные вопросы. Отбой.
Немцы довольно активно пеленговали переговоры. Поэтому командир полка был предельно краток.
— Насчет харчей и наркомовских, наверное, догадаются? — спросил кто-то из десантников.
— Догадаются, — ответил Чистяков. — Всем проверить оружие и быть готовым к отражению атаки.
Десантники подбирали фаустпатроны, автоматы, патроны. Свой боезапас за этот долгий день они почти израсходовали. Никита Зосимов обзавелся трофейными часами. Поднял с земли немецкую винтовку, вытряхнул из подсумков убитого сапера запасные обоймы, подобрал несколько гранат.
Чистяков сходил к раненым. Их было более двадцати человек. Двое сильно обожженные. Имелись контуженные, которые либо беспокойно вскакивали и пытались куда-то идти, или неподвижно лежали, вялые и безразличные ко всему. Санинструктор пожаловался:
— Измучились люди. Быстрее бы их в санбат. Трое умерли. А у меня бинты да йод, остальное все израсходовал.
Танкисты принесли несколько трофейных индивидуальных пакетов и бачок со спиртом.
— Обгоревшим ребятам спирта налей. Пусть хоть поспят немного.
Зееловские высоты погрузились в темноту, взлетали ракеты. В разных местах что-то горело.
Глава 5. Ночь и день
Через полтора часа, когда стемнело, по тому же обрывистому склону спустили вниз раненых. Было ясно, что танки или самоходки здесь уже не пройдут, — от узкой дороги осталась тропа, по которой с трудом спускали носилки.
Внизу Чистякова ждал заместитель командира полка Григорий Фомин. Пожали друг другу руки, сели за танком перекурить и обсудить обстановку.
— Спасибо, что на мины в атаку не погнали, — сказал капитан. — Остатки людей бы угробили и ничего бы не добились.
— Пантелеев настоял на передышке, — ответил Григорий Фомин. — В штабе разрывались: «Вперед, только вперед!» Но Пантелеев уперся, и командир танковой бригады его поддержал. Самое главное, и в других местах большого успеха не добились, а потери большие. Вы хоть высоту оседлали.
— Постой, Григорий, — перебил его Чистяков. — Я команду дам, чтобы снаряды вручную наверх тащили. Другого выхода нет.
Тяжелые ящики втаскивали по двое, замирая, когда взлетали осветительные ракеты. Немцы время от времени начинали минометный обстрел, стучали пулеметные очереди.
— Эти три танка я у тебя забираю, — сказал Фомин. — Им здесь все равно не подняться.
— Забирай, только десантников мне оставь. Людей не хватает.
Обсудили план действий. Чистякову предстояло на рассвете ударить по немецким укреплениям и полностью занять высоту. Тогда остальные танковые роты и самоходки при поддержке пехоты сумеют тоже продвинуться вперед.
— Этот холм как прыщ на хреновом месте, — погасил папиросный окурок Фомин. — Пытались прорваться правее, в двух километрах отсюда. Сверху «Тигр» и 88-миллиметровка из дота ударили. Плюс гаубицы — «стопятки» и противотанковые пушки. Потеряли самоходку и четыре танка. Десантникам головы поднять не давали. Убитых и раненых около сотни человек. Поставили на прямую наводку гаубичную батарею из артполка, чтобы атаку поддержать. Через полчаса всего одно орудие осталось. В общем, пока вы окончательно высотой не овладеете, толку на нашем участке не будет.
— Она не баба, чтобы ею овладеть, — огрызнулся Чистяков. — Три танка и самоходка Родиона Астахова сгорели. Ночью головешки вытаскивать будем. Остались четыре машины, еще две ремонтируем. Плюс минное поле. Если вы не поддержите нас как следует, добьют всю мою группу. Фрицы тоже не спят — готовятся.
— Поддержим. За это не волнуйся.
— Там две мои самоходки вместе с Рябухиным воюют. Виктор Ерофеев и Толя Корсак. Они хоть живые?
— Живые. Воюют неплохо.
— Ну, дай бог. Устал я своих ребят хоронить.
Немцы почуяли движение, запустили несколько осветительных ракет, а следом посыпались мины. Кто-то вскрикнул, по склону покатился снаряд. Неизвестно, чем бы все кончилось, но Фомин связался по рации со штабом бригады.
— Товарищ полковник, мы боеприпасы Чистякову подвезли. Фрицы поднять наверх их мешают. Помогите огоньком.
Там ситуацию поняли и открыли ответный огонь наши минометы. Вскоре перестрелка закончилась, и Фомин дал приказ командиру танкового взвода запускать двигатели.
— Ну что, до завтра, Александр!
— До завтра. Если ночью фрицы какую-нибудь гадость не устроют.
— Часа в два ночи свяжемся по рации, сообщишь, как разминирование идет. Уточним начало атаки.
Здесь, на вершине в общем-то не слишком высокого холма, продолжал дуть холодный и влажный апрельский ветер. Саперы ползком разминировали полосу шириной метров пятьдесят.
Чтобы дать возможность им работать, по договоренности с Фоминым, на правом фланге наступления ревели танковые моторы и вели огонь минометы. Раза три за ночь из укрытий дали несколько залпов тяжелые самоходки.
Майор, комендант укрепрайона, не сомневался, что на рассвете, а может, и в темноте его атакуют недобитые танки и самоходные установки, прорвавшиеся на высоту.
Он был также уверен, что русские активно разминируют какой-то участок для будущей атаки. Это подтвердила и разведка. Но определить, где работают саперы, было сложно.
Чистяков сформировал три саперные группы: одну основную и две отвлекающие. Пленные немецкие саперы начертили более-менее достоверную картину минного поля. Хотя знали далеко не все.
— Хотите жить — вспоминайте, — поставил жесткое условие капитан.
И два сапера, подавленные, уверенные, что русские будут их пытать, выдали всю информацию. Но без карты информация могла помочь только отчасти. Саперы старшины Авдеева работали вслепую.
Комендант укрепрайона сосредоточил на полосе будущей атаки огонь минометов, непрерывно взлетали ракеты. Пулеметчики ловили любые движения и стреляли. Несомненно, русские саперы несли потери. Однако такая активность дала вскоре обратный результат.
На его участок обрушили ответный огонь тяжелые 120-миллиметровые минометы. Русские решили не мелочиться, и десятки мин весом шестнадцать килограммов каждая окутали позиции густым дымом. Прямые попадания разворотили противотанковую пушку, блиндаж, где находились более десятка солдат.
Эти увесистые чушки, набирая высоту, падали вниз, как бомбы, с таким же воем и свистом. Капитан, заместитель коменданта, едва не угодил под взрыв. Его отбросило метра на три. А когда он поднял голову, то увидел впереди воронку и отползающего пулеметчика с оторванными ногами.
Саперы тоже несли потери, но упорно пробивались сквозь хитросплетение противопехотных и танковых мин. Порой раздавался взрыв. Срабатывала невидимая в темноте ловушка, и все знали, что сапер погиб. Мины взрывались возле головы, в руках и убивали чаще всего наповал.
У молодого сапера не выдержали нервы, когда на глазах оторвало по самые плечи обе руки его товарищу. Он пополз прочь, не думая ни о чем, лишь бы уйти от этого ужаса.
Его остановил старшина Авдеев, командир саперного взвода.
— Не разминируем до утра — нас здесь всех на рассвете добьют. А ну возвращайся!
Ствол нагана смотрел в лицо восемнадцатилетнему мальчишке — саперу, и тот отчетливо понимал, что старшина сейчас выстрелит.
— Не могу я… взорвемся мы на этих минах.
— Тогда пойдем вместе. Не вздумай улизнуть. Старшина спрятал наган и пополз вместе с сапером.
«Тридцатьчетверку», поврежденную взрывом фаустпатрона, удалось восстановить. К рассвету кое-как склепали и натянули гусеницу на самоходку Воробьева. Колесо закрепили, но, оглядев ходовую часть, Чистяков только покачал головой. Далеко этот «зверобой» не уйдет.
Главное — действует орудие, а передвигаться придется осторожно. Четыре танка, две самоходки и около сотни десантников — не так и мало. Если ударить дружно, результат будет.
Обходя машины, Чистяков повторял одно и то же:
— Ребята, выход только один. Либо мы их, либо они нас. Бежать некуда, позади склон да овраг.
— Все мы понимаем, — сказал командир десантной роты Олег Пухов. — Боеприпасов маловато. Всего по диску на автомат, гранат тоже в обрез. Одна надежда, что у фрицев разживемся.
Снарядов было тоже не густо, особенно к орудиям самоходок. Их продолжали подтаскивать снизу измотанные подъемами с тяжелым грузом бойцы из взвода боепитания.
Перед рассветом старшина и два его помощника принесли термосы с кашей, хлеб, махорку и бачок с разбавленным спиртом.
Самоходчики, как и танкисты, перед боем не пили, слишком быстрая реакция требовалась в предстоящей атаке. Десантники не отказывались и опрокидывали по «сто пятьдесят», загрызая спирт сухарем или занюхивая рукавом бушлата. Пшенную кашу со свининой не трогали. Срабатывало старое солдатское правило, идти в бой с пустым желудком. Поймаешь пулю в набитое брюхо — верная смерть.
