Дмитрий Линчевский - Драгунский секрет
Бойцы, разувшись у порога, вошли в просторную комнату, на которую им указали, сели на стулья и диван, что им предложили.
— Маманя, дров еще принесть? — крикнула из кухни Маришка.
Андрей, не дожидаясь ответа, вскочил с места и убежал помогать девушке. Остальные принялись разглядывать висевшие на стенах фотографии.
— Такое ощущение, что везде одна и та же деваха, — сказал Сергей, указывая на снимки, где были запечатлены супружеские пары (молодые казаки и казачки).
Денис тоже обратил внимание на некоторую похожесть девушек, впрочем, не более чем родственную. Хотя, именно этот факт его и заинтересовал. Связь между прошлым и настоящим приобретала совершенно конкретные очертания — образ Маришки. Это лишний раз доказывало, что кровь дедов не расплескивалась на дороге времени (как из ведер на коромысле), а сохранялась до последней капли. Имело ли то какое-нибудь отношение к делу — стоило призадуматься. Мозг человека устроен таким образом, что, размышляя над определенной задачей, он ищет подсказку в каждой мелочи, в любом событии. Наглядным примером тому — яблоко, упавшее на голову Ньютона. Но какая разгадка могла таиться в историческом прошлом Червленой? Или это опять плод фантазии, порожденной недостатком информации.
В комнату вошла хозяйка с тарелками в руках.
— Интересно?
— Конечно, — улыбнулся Денис. — Здесь, наверное, весь ваш род?
— Почти, — кивнула она, ставя на стол посуду. — Основателя нет.
— Тоже казак?
— Нет, драгун из России. Прапрабабка — казачка.
— И у меня.
— Неужто?
— Да. И, между прочим, отсюда родом. Правда, уехала еще в 19 веке.
— За военным, небось?
— Да, вместе с ним.
— А наша уговорила своего здесь остаться.
— Красивые у вас бабушки.
— Ох, — вздохнула женщина. — У нас в семье с годами ничего не меняется: девки родятся на одно лицо, мужья попадаются военные, живем испокон веку в крайней хате.
— А что, село никогда не расширялось?
— Станица, — поправила хозяйка. — Расширялась, конечно, но больше в другую сторону. В нашу — не особенно. А потом, когда притеснения начались — семья временно съезжала…
— Какие притеснения? — заинтересовался Макс.
— Ну, как какие? Власти сначала казаков выгоняли, нохчей звали, потом, наоборот. В общем, когда назад вернулись, пришлось заново строиться, и опять, с краю.
«Так вот каким образом в станицах появились кавказцы, — подумал Денис. — И после этого кто-то будет говорить, что мы пришли на чужую землю. Это Червленая-то, чужая земля? Это Маришка — нохчо?».
Глава 9
Подпоручик Шумницкий после освобождения из плена был ни жив, ни мертв. Рана его гноилась, тело пылало жаром, язык ворочался с превеликим трудом. Полковой лекарь сделал, что мог, но от страданий бедного офицера не избавил. Добрейший Евграф Аристархович распорядился тотчас закладывать коней и отправляться в Червленую. Спешным образом снарядив «оказию», а, по случаю, захватив с собой арбу с двумя болезными, пополудни вышли из крепости…
Кузьмич стоял на дозорной вышке, лениво потягивая трубочку. По улице неспешным шагом, прогибаясь под дюжим атаманом, пылил гнедой жеребец. День клонился ко сну.
— Я думал, то вышка горит, — запрокинув голову, сказал Яков Степаныч, — а то ты покуривашь.
— Мошкару гоняю, — крякнул дед, всматриваясь в даль. — Слышь-ка, Степаныч, кажись, отряд идет. Иль чудится мне.
— Вроде б, не предупреждали.
— Да нет, не чудится, точно идет. А вон, кажись, и посыльные скачут.
Двое всадников с винтовками за плечами уже поднимались от Терека.
— Привет казаки! — крикнули они издали.
— Здорово, служивые! — помахал трубкой Кузьмич.
— Мимо идете, аль к нам? — осведомился атаман.
— К вам, к вам. Одного тяжелого имеем и двух недужных.
Из-за плетня крайней хаты показалось озорное личико Маришки.
— Драгуны пожаловали?
— Они самые, — кивнули всадники.
— А отряд, не Туманова ли?
— Его самого.
— Ух-ты, господи! — встрепенулась девица и бросилась в дом.
Проезжая мимо рощицы, что брала начало у самой речки, Алексей затеял одно каверзное испытание (имея целью успокоить командира в части восторгов своим бесподобным оружием).
— А помните, Илья Петрович, вы давеча обмолвились, что можете одним замахом дуб срубить?
— Молодой, — уточнил командир.
— Будь, по-вашему. Вон их здесь сколько, выбирайте.
Туманов повел взглядом.
— Да вот, хоть бы, и тот, — спрыгнул он с коня и подошел к довольно тонкому деревцу.
— Помилуйте, Илья Петрович, у меня рука толще.
— Ну, тогда этот, — повернулся он к соседнему дубку.
— Хорошо, пусть так.
Командир выхватил из ножен палаш, наскоро примерился, и, широко замахнувшись, ладно ударил им по стволу… И что ж? Клинок оставил в древе лишь узкую, в три пальца глубиной, засечку, и только-то.
— Дубок, верно, староват? — ухмыльнулся Алексей.
— Нет, дуб молод. Это у меня в последний миг рука ослабла, — признался Илья Петрович. — Разве можно оружием по дереву — жаль его.
— Дубок?
— И дубок тоже…
Надежда бежала по улице, вздымая пыль, не хуже конного.
— О, господи, чего ж так поздно упредили: ни подготовиться, ни встретить по-людски.
— Что там гутаришь? — спросила бабка Маланья, выходя из ворот.
— Ругаюся, что упредили поздно. Отряд уж на краю станицы, а мне токма передали. Яков Степаныч, тяжелых мне давай, тяжелых!
Командир, хлопотавший о размещении больных, услышал знакомый голос и, добрея лицом, обернулся. Надежда, заметив его, тотчас сменила прыть на мягкую поступь, будто и не бежала до этого вовсе.
— А я, признаться, усомнился в прошлый раз, что вы сами тяжелых просили, — сказал Туманов, любуясь казачкой.
— А мне-то, что за дело? — кокетливо хмыкнула она. — Думайте себе, что хотите, коль других забот нету.
— Кабы так, — вздохнул Илья Петрович.
Чуть в стороне от телег увлеченно беседовали меж собой Прохор с Маришкой. Глядя на них, можно было подумать (да, верно, так оно и было), что все им тут мешают. Взоры их нежно поглаживали друг дружку, руки порывались к объятьям, ноги встречно близились, но приличье холодно смиряло плоть — не должно на людях, бесстыдно. Прошка, вероятно, давал выход эмоциям в рассказах о последних событиях. Заломив папаху на бок, он указывал пальцем то на командира, то на Алексея, то на Леденца, при том, не забывая, постукивать кулаком в грудь и себя тоже. Маришка сначала радостно улыбалась, потом слегка погрустнела, а, заметив кровавые следы на белых боках маштака (от татарских палок), увидев лежавшего в телеге Шумницкого, вдруг повлажнела глазами.
— Подожди, Прошенька, я сейчас, — шепнула она и устремилась в станицу.
Настя, подвернув подол, убиралась на кухне. Дед пошел встречать отряд, а она, сославшись на занятость, наводила порядок в хате.
— Ты чего ж не пришла?! — ворвалась в дом запыхавшаяся Маришка.
— Видишь, занятая.
— Я тож без дела не сидела и что?
— А кто там?
— Драгуны.
— Те самые?
— Ага.
— Что-то зачастили.
— Дура! — выпалила Маришка. — Они офицера своего из плена выручили. Вон, всего израненного привезли.
— Ну, так что. Первый раз, что ль?
— Между прочим, Алешу твоего татарки, как собаки, подрали.
Настя замерла с тряпкой в руках.
— Какого Алешу?
— Того, который с обозом приехал.
— Алеша его зовут?
— Алеша, — Маришка улыбнулась. — А маштачка его — Леденец.
— Леденец?
— Угу. Тоже подрали бедную коняшку. Да вон они, ужо по улице идут.
Подруги бросились к окну. Отряд втягивался в станицу. Алексей рысил в конце строя, на щеке его краснели шрамы от татарских ногтей, на боку Леденца виднелись кровавые полосы.
— Бедненький, — сочувственно произнесла Настя.
— Ага. Татарки их в кровь изодрали.
— Мне лошадку жалко.
— А Алешу?
— Зачем его жалеть — знал, куда ехал. Тем более, шрамы от баб достались — не велик подвиг.
— Дура ты! — вновь вспыхнула Маришка. — Мне Проша рассказал, как их там всем аулом зажали… — голос ее чуть дрогнул, — и палками били, и камнями… а они даже ответить не могли — потому что против баб.
— Будет тебе, угомонись. Они в тот аул тоже не с караваем приходили.
— А, ну тебя. Пойду я. Только помяни мое слово. Если окажется этот Алеша не круглый дурак — побегаешь ты за ним, ох, побегаешь.
— Насмешила. В жисть ни за кем не бегала и за этим не буду, потому как — не орел.
Алексей сидел за накрытым столом в горнице у Лукерьи и попивал душистый, на лесных травах чай. Тут же прихлебывал из чашечки румяный от сытного ужина Яков Степаныч.
— А куда Илья Петрович задевался? — спросил он, оглядываясь (будто Туманов мог спрятаться под кроватью или в сундуке).
