Василий Мурзинцев - Записки военного советника в Египте
Раздается громкий сигнал автобуса, похожий на сигнал нашей электрички, и теперь его штурмуют пассажиры. Одни пассажиры первого класса солидно проходят через дверь впереди и занимают каждый свое место.
Остальные, бог знает каких классов, устремляются к задней двери. Тут пробка: шум, крики, бурная жестикуляция. Все это отнюдь не ускоряет посадку, самые нетерпеливые занимают места через окна. Часть пассажиров со всех сторон лезет на крышу. Там ехать прохладнее и можно даже лежать. Набитый до отказа внутри, с веселой компанией сверху, подавая громкие сигналы, автобус осторожно трогается. Прощальные крики мальчишек и пассажиров постепенно затихают. Автобус набирает скорость.
Дорога от берега Нила до Суэцкого залива примечательна своим однообразием. Нужно много раз проехать по ней, чтобы в памяти остались какие-то ориентиры: песчаные холмы, россыпи камней, заросли колючек, мелкие лощины. Исключение составляют два холма в пятнадцати минутах езды от Кураимета. Видно их издалека, но только вблизи поражают отвесные скалы, карнизы, крышеобразные четырехскатные выходы твердых пород на плоских вершинах холмов. Трудно отделаться от впечатления, что это творения природы, а не рук человеческих: настолько скалы похожи на древние крепости. За холмами виднеются скалы, по форме напоминающие Сфинкса у пирамид в Гизе, только еще больших размеров. А может это забытые людьми и полузасыпанные песком древние крепости, прикрывавшие в свое время подходы к Нилу с востока? Кто знает. В Египте много неразгаданного, скрытого толщей веков и песка.
Два с половиной часа мчится автобус по пустыне, продуваемый насквозь горячим ветром через открытые окна. Однообразие и духота утомляют. В автобусе тихо. Многие дремлют. Наконец появляется белая головка маяка. По мере приближения автобуса башня все выше и выше поднимается вверх, четко вырисовывается на голубом фоне неба. Пятиминутная остановка. Часть солдат сходит. Оставшиеся устраиваются поудобнее, и автобус мчится мимо рыбачьих судов на юг к Рас-Гарибу. За тридцать километров от Рас-Гариба справа от дороги начинает вырисовываться синий силуэт самой высокой горы в этой местности, давшей имя городку нефтяников. Длинная гряда с тремя выступающими вершинами издали похожа на стадо лежащих верблюдов. Вблизи это сходство значительно уменьшается. Хотя от КП полка до горы 45 километров, солидная высота Гебель-Гариб 1750 метров и прозрачный воздух позволяют видеть и крутые скаты, и отдельные скалы, и затененные ущелья.
Полк занял боевой порядок в пяти километрах от берега Суэцкого залива.
Недели через три после моего приезда в полк я уже подумывал о поездке в Каир для отдыха. В это время и произошел следующий разговор с мистером Усэмой.
Разговор, как обычно, шел на смешанном русско-арабском языке.
— Мистер Васили, ти хочешь видеть Египет?
— Хочу.
— Тебе надо видеть Египет. Тебе надо знайт араби нэс, понимаешь?
— Понимаю. Нэс — люди, народ.
— Араби народ, бедни народ, но это отличны народ.
— Да, народ не может быть плохим.
— Букра (завтра) начальник тила едет Кена. Тебе можно ехать вместе. Ти хочет?
— Я хотел ехать в Каир.
— Потом можно Каир. Кена можно машина, потом Каир дизель. Вместе с мистером Фавзи — начальником тила.
— Почему так далеко ехать?
— Мистер Фавзи получить Кена цемент и другой, как это.
— Материал?
— Правильно. Материал. Нада делать мэльга, маука. Понимаешь, маука?
— Понимаю, позиция.
— Правильно. Позиция. Ти едешь видеть. Как турист. Понимаешь?
— Понимаю.
— Потом Каир. Фантазея. Потом здесь. Я приказ мистера Фавзи. Мистер Фавзи организейшен.
— Хорошо, — согласился я, не устояв перед искушением увидеть новые места к югу от Каира.
На следующий день выехали, как обычно, значительно позже назначенного времени.
Путь от Гас-Гариба до Гордаги, центра Красноморского губернаторства, длиной в 165 километров мы на двух грузовиках египетской марки «Наср» (Победа) проделали за два с половиной часа.
Дорога почти не отличалась от той, что соединяет Зафарану с Рас-Гарибом. Только горы имели несколько другой вид. Многочисленные острые вершины резко выделялись на голубом небе, словно гигантские зубы допотопного чудовища, как их рисуют в книгах «фантастики и приключений.
В одном месте красноватого цвета горы довольно близко подходят к берегу и тянутся сплошной грядой несколько километров вдоль залива. Весь этот участок густо усеян черными камнями величиной с булыжник. Издали создается впечатление вымощенной площади.
Вскоре показались два стройных словно плывущих в мареве минарета. Это Гордага или Гордэга — центр Красноморского губернаторства. Никто точно не знает, как этот город называется. С севера при въезде стоит табличка с надписью на арабском и английском языках Гордэга, с юга Гордага. «Мумкен кеда, мумкен кеда» можно так, можно так. Промелькнули глинобитные домики арабов, и снова дорога устремилась вдоль залива на Сафагу. Не один раз мне пришлось ездить по этой дороге, но сколько ни напрягаю память, не могу вспомнить ни одной особенности или достопримечательности на участке 65 километров от Гордаги до Сафаги. Перед Сафагой поворачиваем направо, причем так круто, что левые колеса отрываются от земли, но мы, к счастью, не переворачиваемся: шофер успевает повернуть машину влево. Машина сходит с дороги, врезается в песок и останавливается. Задним ходом выбираемся на дорогу и пытаемся догнать первую машину с начальником тыла. Но догонять долго не пришлось, через десяток километров мы увидели ее перед закрытым шлагбаумом. Когда подъехали, мистер Фавзи о чем-то беседовал с полицейскими. Оказалось, что навстречу нам движется какая-то колонна, и дорога занята. Разъехаться же в пути нет никакой возможности. Пока мистер Фавзи Фаттах уговаривал полицейских, я осмотрелся.
Мы находились в узком извилистом ущелье, по дну которого проложена асфальтированная дорога. По обе стороны дороги шириной от 10 до 30 метров дно усеяно камнем и глыбами скал, сорвавшихся с отвесных стен.
Хотя был полдень и солнце висело прямо над головой, ярко освещая все вокруг, ущелье имело довольно мрачный вид. Черные, как антрацит, скалы, черная дорога тускло поблескивали, и от этого казалось, что наступают сумерки. Если не считать нас и нескольких полицейских, перекрывших дорогу, ничего живого, ничего яркого. Даже ветер не шумел в этом неприветливом месте. Хотя скалы едва ли превышали двести метров, ущелье казалось гораздо глубже. Переговоры закончились тем, что мы повернули обратно, быстро проехали по единственной улице Сафаги, прижатой скалами к самому морю, и снова такая же дорога на юг к Кузейру.
Кузейр оказался довольно большим городком. Множество узких, кривых и грязных улиц, осыпающиеся стены старинной крепости. Мужчины, женщины и дети почти все в национальных одеждах времен фараонов. Верблюды и ослы. Горячее солнце и отсутствие зеленых насаждений, дающих тень.
Все это вместе создает впечатление чего-то нереального, настолько древнего мира, точно он по волшебству вызван из небытия. Только современные машины постоянными сигналами напоминают, что город живет в нашем веке.
Сразу же за городом дорога идет по узкому черному ущелью, почти не отличающемуся от ущелья в Сафаге. Такие же черные скалы, такая же тишина.
Машины мчатся на запад. Ущелье постепенно расширяется, скалы светлеют и становятся ниже. Иногда встречаются ответвления, словно притоки большой реки, и вообще впечатление такое, как будто мы едем по дну реки с отвесными берегами. Примерно на полпути между Кузейром и Кеной ущелье сходит на нет, и мы выезжаем в пустыню. Солнце висит у самого горизонта. Оно уже не ослепляет. Красное, цвета раскаленного, не остывающего железа, солнце быстро опускается. Мы догоняем караван верблюдов. Это кочевники бедуины по холодку меняют стоянку. Десяток верблюдов, нагруженный всяким скарбом, медленно шагают по пустыне. Несколько человек идут пешком, остальные качаются на верблюдах.
— В каком веке живут эти люди? — думаю я, высовываясь из окна кабины, чтобы лучше их рассмотреть. Когда мы догоняем караван, до меня доносится музыка. Кто-то из кочевников включил транзисторный приемник: да, это двадцатый век.
Бедуины позади, я снова смотрю на солнце. Коснувшись земли, оно не расплылось по горизонту, не расплющилось, а, не меняя формы, спускалось за горизонт. Вот уже виден краешек, словно кончик верблюжьего горба, вот уже верхний край коснулся горизонта и исчез. Сразу же высыпали звезды, словно в театре повернули сцену и сменили декорации. Еще минут пятнадцать чуть розовело небо, но потом потемнело и стало темно-синего цвета. Пустыня замерла.
В Кену приехали в полной темноте. До отхода поезда оставалось четыре часа. Взяли билеты, мистер Фавзи Фаттах, отправив машины, повел меня ужинать. На слабо освещенных улицах было мало машин, но много экипажей, запряженных худыми лошадьми.
