Эл Морган - Генеральская звезда
— И ты согласился с ее планом?
— Не совсем, но во всяком случае я хоть добился ее согласия рассказать обо всем родителям. Мне казалось, что они обязательно примут мою сторону и уговорят ее выйти за меня замуж.
— И ты думаешь, им удалось бы ее уговорить?
— Кто знает... Это была моя единственная надежда, я не мог поступать вопреки ее желанию — тогда бы она вообще ушла от меня. Уж в чем другом, а в этом я не сомневался. Подумать только, всему причиной было военное училище Соединенных Штатов Вест-Пойнт, будь оно проклято, — училище, в которое я попал из-за моего отца, будь он проклят за то, что не сумел уклониться от пули под Шато Тьери!.. Ну вот. Потом мы потанцевали и вскоре уехали. Я выпил совсем немного и, клянусь тебе, совсем не был пьян.
— Знаю, Чарли.
— Ехали мы не так уж быстро, километров пятьдесят в час, не больше. Ночь выдалась теплой, помнишь? Верх машины был опущен. Элен прижалась ко мне, положив голову на мое плечо. Вот тут она и призналась, что все время хотела прервать беременность. «Зачем ты на себя наговариваешь?» — рассердился я. «Нет, нет, я говорю не об аборте, — ответила она. — Ты думаешь, почему я так много каталась на водных лыжах и так часто играла в теннис? Да потому, что иногда такие упражнения вызывают преждевременные роды. Только у меня ничего не получилось».
Некоторое время мы ехали молча, а потом она сказала ужасную вещь. «Как было бы чудесно, — заявила она, — если бы мы попали в аварию и со мной произошел бы несчастный случай! Знаешь, Чарли, ну не очень серьезный — сломала бы я ногу или что-нибудь еще. Вот тогда бы сразу все решилось...»
В следующее мгновение она ухватилась за руль и хотела резко его повернуть. Я попытался отвести ее руки и затормозить машину, но нога вместо тормоза попала на педаль газа. Машина рванулась, потеряла управление, перемахнула кювет и, перевернувшись, грохнулась наземь. Я помню только, как машина переворачивалась, а потом потерял сознание.
— А что ты рассказал полицейским?
— Что на дорогу перед машиной внезапно выскочила собака, что я пытался затормозить, но ошибочно нажал педаль газа — машина сошла с дороги и...
— Спасибо за твой рассказ, Чарли.
— Я должен был кому-то рассказать. Чем больше я молчал, тем сильнее мучился, буквально сходил с ума. Да, Элен убил я, Маргарет. Теперь ты видишь — это правда.
— Нет, не вижу. Скорее, она сама виновата в своей смерти.
— Мне не надо было пытаться отбирать у нее руль. Пусть бы она устроила маленькую аварию, о которой говорила. На той скорости, с которой мы ехали, ничего опасного произойти не могло.
— Ты серьезно, Чарли?
— Вполне.
— Ну, предположим, ты позволил бы Элен устроить «маленькую аварию», допустим, у нее произошел бы выкидыш. Это что, по-твоему, решало проблему?
— А в чем вообще состояло решение?
— Мне кажется, ты пошел по единственно правильному пути, когда пытался уговорить Элен открыться родителям. Ты прав, они убедили бы ее выйти за тебя замуж. По-моему, и Элен это понимала, потому-то она и заговорила о «маленькой аварии».
— Возможно. Я должен теперь рассказать им?
— Отцу и матери?
— Да.
— Что это даст?
— Ничего.
— Что ты теперь намерен делать, Чарли?
— Вернуться в Вест-Пойнт. А что еще? Если бы не это проклятое училище, Элен была бы сейчас жива. Это как на плакатах с призывом добровольно вступать в армию: «Они не напрасно отдали свою жизнь». Прости, Маргарет, я, наверно, кажусь черствым и бессердечным, но я вкладываю в эти слова совсем другой смысл.
— Понимаю, Чарли.
— Теперь я буду нести еще более тяжкое бремя. Память об отце, жертвы, принесенные матерью, смерть Элен... Все, все на алтарь Вест-Пойнта! Мне придется туда вернуться, стать примерным курсантом и со временем дослужиться до генерала. Почему только жизнь не оставляет человека в покое, почему мешает ему самостоятельно выбирать свой путь!
— Вот ты и заговорил, как мальчишка!
— Возможно. Но что мне делать дальше, как быть, Маргарет?
— Жить.
— Одному, без Элен?! Я обожал ее. Все, что нам оставалось прожить, мы должны были прожить вместе. Не сочти меня сентиментальным. Просто я спрашиваю себя: как мне теперь жить без Элен? Как жить одному?
— Видишь ли, Чарли, все мы как-то ухитряемся жить без тех, без кого не мыслили свою жизнь.
* * *
Дня через три Чарли выписался из больницы и уехал в училище. Он написал моим родителям длинное письмо, а мне коротенькую записку: «Спасибо, что выслушала и поняла...» В конце второго года обучения он участвовал в маневрах в Джорджии и прислал оттуда открытку: «Все хорошо. Всыпали морякам!»
Мой детский сад процветал. Мне пришлось нанять еще двух девушек, так как большую часть времени приходилось просиживать за бухгалтерскими книгами и заниматься рассылкой рекламных листовок и брошюр. Из откровенно эгоистических побуждений я продолжала водить Эдди Прайса за нос. Я не могла появляться в обществе без партнера, а выбор был невелик. Эдди как нельзя лучше подходил для этой цели и поскольку считал нас почти помолвленными, никогда не возражал сопровождать меня в моих вылазках. Мать души в нем не чаяла — в то время ей понравился бы кто угодно. Она связывала с Эдди последнюю надежду покончить с моим затянувшимся девичеством. Отец же относился к нашему роману с нескрываемой язвительностью.
— На деле-то, Мэгги, ты просто морочишь голову Эдди Прайсу, а? — как-то заметил он. После смерти Элен отец снова стал звать меня Мэгги.
— Пожалуй, ты прав, папа.
— Что значит «пожалуй»? Ты действительно серьезно намерена выйти за него?
— «Пожалуй» — это значит, что ничего определенного на сей счет я сказать не могу. Это значит, что сейчас не так-то просто найти кавалера для двадцативосьмилетней девушки. Это значит, что Эдди водит меня в кино и я могу бывать с ним в свете.
— Но ты думаешь выходить за него?
— Так именно это ты называешь «серьезными намерениями»?
— Да. Так это обычно и называется. Еще раз спрашиваю: думаешь или нет?
— Нет, не думаю. По той простой причине, что выходить за него замуж не собиралась и не собираюсь.
— Вот и хорошо. Он тебе не подходит.
— А кто подходит?
— Кто-то другой. Фоллвью — еще не весь мир.
— Папа, уж не хочешь ли ты сказать, что мне надо уехать отсюда?
— Мать убьет меня, если услышит, но я все-таки скажу. Для Фоллвью ты слишком умна, развита и жизнерадостна. К тому же ты права насчет выбора: неженатых молодых людей у нас тут — раз, два и обчелся.
— Я уже думала об этом. Возможно, я и в самом деле уеду. И в то же время мне хочется еще немного поработать в детском саду, окончательно поставить его на ноги.
— Не хочу сказать ничего плохого про твой детский сад, но нельзя же посвящать ему всю свою жизнь. Началась депрессия, Фоллвью она по-настоящему еще не коснулась, но обязательно коснется, и коснется прежде всего твоего детского сада. Как только начинаются материальные трудности и людей охватывает страх за будущее, они первым долгом отказываются от того, без чего можно обойтись. Женщина, если потребуется, всегда сможет выкроить несколько часов для своего малыша.
— Неужели ты и в самом деле считаешь депрессию такой уж серьезной угрозой?
— Да, считаю. Она уже сейчас наделала бед, и чем дальше, тем будет хуже.
Отец оказался прав. Депрессия коснулась Фоллвью зимой 1930 года. Три фабрики закрылись, на остальных прошло большое сокращение. Конечно, особенно пострадали обитатели «Шведской горы». Припоминаю, что мать руководила частным комитетом помощи, который снабжал некоторых безработных продуктами питания и дровами. Говоря о моем детском саде, отец словно в воду смотрел. Наступил конец и для нас, и перед рождеством нам пришлось навсегда закрыть двери сада. Эдди Прайс все настойчивее требовал от меня согласия стать его женой. Теперь у меня не было оснований тянуть с окончательным ответом. Эдди твердил, что он и без того долго ждал, не желая мешать моим попыткам сделать карьеру, а теперь хватит, пора перейти к более важным и более ответственным делам — стать его супругой и народить ему целый выводок будущих адвокатов. Я уже чуть не решила последовать совету отца и уехать из Фоллвью, но получилось как-то так, что у меня не хватило ни энергии, ни самолюбия, ни особого желания сделать это. Давно следовало бы порвать с Эдди Прайсом, но и на это я не решалась.
Однажды я получила коротенькую писульку от Чарли Бронсона — он в то время учился на последнем курсе. «Я выполнил свое обещание, — сообщал он, — и стал отличником...» В свое время Элен много рассказывала мне о порядках в Вест-Пойнте, и я хорошо понимала, каких усилий это стоило Чарли.
Весной 1932 года я все же порвала с Эдди Прайсом. Он воспринял это весьма спокойно, так что я даже обиделась. Мой кавалер вел себя так, словно я была для него процессом, который он проиграл в суде. Что и говорить, не очень-то приятно, когда ущемляют вашу гордость, но что поделаешь, черт побери! Пришлось ходить в кино в гордом одиночестве. Я не могла заставить себя пуститься на поиски нового ухажера и снова пройти через всю эту процедуру, когда надо держаться за ручки и позволять лапать себя в обмен на мороженое и билет в кино.
