Нгуен Нгок - Страна поднимается
— Слушай, Са, давно ли браг Тхе взялся учить тебя? Вон ведь как пишешь!
Са, подняв голову, улыбнулся:
— Да уж пятый день пошел. Только я туго соображаю.
Тхе — он что-то ищет, наклонясь над своей холщовой сумкой, — говорит, не поворачивая головы:
— Нет-нет, он молодец, быстро все схватывает. Еще два месяца, и читать будет…
Пуп снопа глядит на Са. Он вспоминает собственную свою юность. И радуется за Са, чувствуя, как душу его переполняет теплота и нежность к обоим — Са и Тхе.
— Ничего, — говорит Тхе, — скоро и ты, Пун, выучишься грамоте.
— Стар я, — смеется Нуп, — мне этой премудрости не одолеть. Научиться бы хоть как следует бить француза.
Ежели припомнить последний месяц, то он каждые три или пять дней приходил сюда, в лес Баланг, повидать Тхе. И день ото дня все яснее видел: Тхе очень похож на Кэма. Всякий раз он понемногу посвящал Тхе в дела своей деревин Конгхоа. И Тхе при каждой их встрече рассказывал ему что-нибудь новое. Кто, как не Тхе, вразумил Нупа: надо вырубать лес и очищать поля сообща, всей деревней. Раньше ведь каждый усердствовал на своем поле. Люди посильней, посноровистей бывали сыты. А старым да хворым или вдовицам с сиротами под силу ли возделать доброе поле? Вот и приходилось в конце года голодать — соберут им люди рису или кукурузы, помогут малость, только на всех ведь не напасешься. А теперь работают вместе, всем миром. Разбился народ на артели — в каждой и силачи есть, и кто послабее. Сегодня всей артелью рубят иль выжигают лес на поле одной семьи (или, как говорится, для одного очага), завтра — валят деревья, жгут валежник на другом. Работа спорится, поля, какое ни возьми, возделаны превосходно, еды каждой семье хватит до конца года. Сейчас уж, если в делах деревенских случится загвоздка, Нуп сам идет за советом к Тхе, и тот всегда находит наилучший выход.
Наглядевшись, как Са выводит свои прописи, Нуп оборачивается и смотрит опять на Тхе. Он знает: Са всегда вместе с Тхе, как тень; он и ночует здесь, в лесу, а днем промышляет в ручье улиток в раковинах, крабов, рыбу и потчует Тхе. Почему-то вдруг Нуп вспоминает, как земляки то и дело твердят ему: «Пора, давно пора привести Тхе. Чего ты все тянешь да откладываешь?» И решает: ладно, вот высадим рис, и Тхе придет в Конгхоа, пусть народ поглядит на него.
Но самому Тхе он пока ничего не говорит.
Тхе и Пун вдвоем выходят из шалаша и усаживаются под огромным деревом кэпонг. Длинные толстые ветви его, обросшие пучками длиннющих листьев, точно руки исполинского гиббона тянутся вниз, к ручью, поплескаться в прозрачной воде.
Сегодня Тхе заводит речь вот о чем: деревня Конгхоа не должна больше уходить с обжитого места. Пуп, широко раскрыв глаза, глядит на ветви кэпонга.
— Да нет, Тхе, поверь, народ Конгхоа вовсе не по своей воле кочует по горам. Но, оставаясь на одном месте, нам от француза не отбиться, он нас тогда одолеет. Ведь камнеметы, ловушки с шипами, луки-самострелы — все оружие наше хорошо лишь по первому разу. Сила его — внезапность. В другой раз французу все уже известно, снова его не сразить. Он пошлет самолет с бомбами, а от них никуда не скроешься. Вот люди Конгхоа и бродят по лесу, как дикие звери, — нынче в этой чащобе, завтра в другой…
— Ну, а с полями как же? — спросил Тхе.
— Тут ничего не поделаешь, — протяжно вздохнул Нуп. — Если уходим недалеко, возделываем старые поля. А заберемся подальше — значит, землю бросай. Нынче по всем склонам Тьылэй не счесть делянок, покинутых моими земляками. Говорят, будто мы, бана, не привязаны к своим полям. Неправда это! Каждое поле щедро полито нашей кровью и потом… Сами горюем, но что поделаешь!
Тхе оборвал лист с ветки, не спеша разорвал его пополам, потом — на четыре части, на восемь, скомкал, бросил наземь и отряхнул руки.
— Дядюшка Хо, — сказал он, — учит: только с доброго поля сыт человек, голодному не выдержать долгой войны, не осилить французов. А если все время бросать поля, сыт не будешь. Надо найти способ удержаться на одном мосте, бить врага, возделывая старые свои земли, и никуда больше не убегать…
— Разве есть такой способ?
— Есть… Надо, Нуп, переиначить весь деревенский уклад.
— Как это — переиначить?
До вечера Тхе толковал с Нупом о том, как перестроить жизнь в Конгхоа, сделать ее настоящей деревней Сопротивления и больше не уходить от врага. Перво-наперво надо создать отряд ополченцев; потом построить в недоступном месте тайные дома-убежища, еще одну потаенную деревню в чаще леса, спрягать в тайниках рис, проложить скрытые троны — но ним старики, женщины, дети смогут уйти при приближении француза. Надо ставить еще больше ловушек с шипами, получше охранять подходы к деревне…
Под вечер, собираясь домой, Нуп достал из заплечной своей корзины тыкву-горлянку и протянул ее Тхе.
— Что это? — спросил тот.
Пуп, поставив флягу на землю рядом с валуном, сказал:
— Здесь, в тыкве, пчелиный мед. Раньше у нас жил брат Кэм и ел мед. Деревня Конгхоа знает, люди из племени кинь любят пчелиный мед, и посылает его тебе в подарок.
Помня, что обычай бана не велит отказываться от подарков, Тхе ответил:
— Прошу тебя, Нуп, передай мою благодарность и привет всем твоим землякам!
* * *
Луны нет на небе, но и без нее очень светло. Госпожи звезды в красных и синих нарядах мерцают, качаются, не стоят на месте и, кажется, шелестят на ветру, будто листья в лесу. Пуп и Тхе лежат на земле и глядят в небо. Этой ночью Нуп впервые остался у Тхе в лесу. Он рассказал Тхе, кто из деревенских жителей вступил уже в ополчение, сообщил, что построено пять домов-тайников, и еще многое… Они лежат и толкуют вполголоса, нм не спится. А ветер у них над головой тоже шепчется с листьями.
С деревенскими делами было покончено. Пуп лежал молча. Вспоминал, как года четыре назад вот так же лежал ночью рядом с Кэмом. Он повернулся с боку на бок раз, другой, потом, поглядев на Тхе, спросил:
— А сам ты не из Конгтума ли будешь?
Тхе тоже повернулся к нему:
— Нет. С чего ты взял?
— Понимаешь, Кэм… Он когда-то жил в Конгтуме.
Пуп довольно долго лежал молча.
— Тогда, ты, наверно, из Вьетбака? — спросил он снова. — Оттуда, где живет сейчас дядюшка Хо?
— Да нет, Вьетбак очень далеко отсюда. Но из Вьет-бака все время добираются сюда наши люди, приносят новости.
— Ага, понятно. Ты лучше вот что скажи: если ты сам не жил рядом с дядюшкой Хо, откуда тебе известно, как бить француза? Кто же тогда научил тебя?
— Меня, Нуп, — отвечал ему Тхе, — учила Партия.
— Партия?.. Расскажи мне о ней.
— Что ж, если хочешь, послушай…
Тхе приподнялся, сел, опершись спиною о ствол дерева, и начал свой рассказ. Нуп тоже уселся и глядел Тхе в лицо, слушал молча. Этой ночью Нуп понял наконец, что же такое Партия. Он узнал, как обширна его страна, сколько в ней гор и рек и диковинных мест без единой горы, узнал, как бесконечно тянется побережье моря и бескраен его простор. Птицам и тем не облететь всей этой суши и моря, ветру не пронестись из края в край. Земля повсюду щедра, с полей можно собрать два, даже три урожая в год. Рис родит зерна крупные и округлые. Люди добры и пригожи. Только хорошие люди все, как один, бедны, а плохие — богаты. Плохие люди отобрали у хороших всю землю да еще заставляют бедняков гнуть на них спину, платить им подати. Вдобавок ко всему плохие люди из Франции — государство это находится на другом краю света — вторглись сюда и поработили нашу страну. Бедняки, что страдали и возмущались еще с давних времен, не раз поднимались против угнетателей, но терпели поражение за поражением. Лишь когда создана была Партия, хорошие люди начали побеждать. И тому, как воевать сегодня с французом, нас тоже учит Партия.
— Выходит, Партия — это и есть дядюшка Хо?
— Понимаешь, Нуп, дядюшка Хо — он человек Партии. Но в ней еще много других людей. Дядюшка Хо руководит всеми делами Партии.
— Ясно, дядюшка Хо — человек Партии. А остальные партийцы, они кто такие?
— Их много, очень много. Все, кто живет в тяготах и нужде, ненавидит французов и богачей-мироедов, кто честно трудится и не щадя жизни бьется с врагом и самых первых рядах, кто опережает других, работая в поле, и первым подставляет плечо под тяжкое бремя лишений и бед, — все, все они люди Партии… Да, Пуп, не будь у нас Партии, нам нипочем бы не одолеть врага. Люди Партии стараются не для того, чтобы у них у самих все было хорошо и правильно. Главное для них — показать пример другим, увлечь за собою народ. Не будь у нас Партии, мы — сколько бы каждый в душе ни ненавидел французов — не смогли бы сплотиться, объединить свои усилия и бить в одну, общую цель. Нет, повторяю тебе, французов бы нам не одолеть!..
Нуп лежал на спине, глядел широко раскрытыми глазами в небо и думал, думал. Да, теперь он понял, почему и Кэм, и солдаты Зупга, и Тхе — люди из племени кинь, чей дом был далеко, на равнине, поднялись по непролазным кручам сюда, в горы. А ведь, чтобы добраться сюда, они, не испугавшись крокодилов, переправились еще через широкую реку Ба. Он понял, отчего, оставаясь по месяцу, по два в диком лесу, не уставали они, не теряли бодрости духа и относились по-братски к здешним горцам. Верно, всему этому научила их Партия. Он размышлял о собственной своей тяжкой судьбе, о горькой доле матери, Лиеу, всех людей Конгхоа, и видел: лишениям и бедствиям нет числа, как звездам на небе. Теперь Партия протянула руку всем угнетенным и страждущим, и Нуп хотел — и в большом и в малом — идти за Партией.
