Андрей Жариков - Крушение «Кантокуэна»
У Людмилы Николаевны не было сил спорить с этим негодяем, но попросила Сережу пояснить японцу, что убеждена — преступление совершили японцы.
Лицо у японца стало похоже на оскаленную морду кровожадного хищника.
— Мы спасли вас, доктор, и еще нескольких солдат и офицеров. Все уже отправлены к берегам СССР. Из-за вас мы задержали переводчика. Вас не отправили по состоянию здоровья.
Сергей перевел слова японца и добавил:
— Он врет. Все наши товарищи после допроса исчезли. А с нами они что-то не торопятся…
— Переведи ему: японцы потопили наше торговое судно с продуктами для детей, а не боевой корабль. Мы не нарушали территориальных вод! И последнее: что он от меня хочет?
Японец опять заулыбался, стал кивать головой.
— Извините, мы не знали, кого спасали. Нам известно только одно: ваш корабль потоплен американцами. Вам окажут врачебную помощь, предоставят отдых и переправят в СССР. Людмила Николаевна готова была поверить. Но Сергей, насмотревшись допросов и испытав на себе жестокость японцев, не верил ни одному его слову.
— Что она говорит? — спросил японец.
— Врач требует, чтобы не держали ее в погребе, — настойчиво потребовал Сергей. — И чтобы дали лекарство, постель и воду.
— Мы удовлетворим просьбу доктора, — пообещал переодетый в штатский костюм офицер, — если она прекратит клеветать на его императорского величества флот, что наша подводная лодка потопила ваш корабль. — Японец заулыбался и прижал ладонь к груди. — Мы всегда готовы помочь русским, тем более русской женщине.
— Я не буду этого переводить! — возразил Сергей. — Вы врете!
— Доктора в отдельную каюту со всеми удобствами! — приказал офицер. — Переводчика в трюм. Пусть подумает, прежде чем говорить.
В течение следующих суток Сергея не допрашивали. Он сидел со связанными назад руками в том же трюме, в котором до него находилась врач Котина. Потом его перевели в кубрик, и все тот же офицер, только теперь он был в мундире, сказал ему по-японски:
— Забирайте одежду. Вы будете моим переводчиком. Вы не отрицаете, что врач Котина во время торпедирования советского торгового корабля находилась рядом с вами?
— Нет, не отрицаю. Мы были вместе, — ответил Сергей.
— Врач Котина сказала, что она отчетливо видела на подводной лодке, которая потопила советское судно, американские опознавательные знаки… Вы тоже видели?
— Нет, я не видел. Было темно, — ответил Сергей и заметил на столике записывающий аппарат — магнитофон.
Врача Котину и радиста Сергея Сидорова поместили в разных каютах, дали одежду, кормили. К Сергею приходил японец в белом халате, смазывал раны и синяки, полученные на допросе.
Однажды он принес Сергею газеты; в них сообщалось, что американская подводная лодка потопила в Японском море советское торговое судно, а японский рыболовный корабль спас команду, в составе которой женщина и подросток.
— Всех вас сначала приняли за советских офицеров с боевого корабля, — заговорил японец. — У нас есть данные, что ваши торговые суда помогают американцам. А мы с американцами воюем. Теперь ясно: американцы потопили ваш корабль не случайно — они хотят рассорить СССР с Японией. Под нашим флагом они встречают ваши торговые суда и топят их…
— Я не знаю, зачем из нас хотят сделать ложных свидетелей. Все это шантаж, — сказал Сергей. — Передайте командованию, что мы просим отправить нас домой.
Через три дня Сергея привели в кубрик, где японский офицер допрашивал русских матросов.
— Переведи, — приказал офицер. — Советское торговое судно потопили американцы. Мы подобрали некоторых русских матросов и хотим доставить их в корейский порт, потому что наш корабль Владивосток не принимает.
После того как Сергей перевел сказанное японцем, один матрос в гневе выкрикнул:
— Это неправда! Японец заставляет нас подписать бумагу, что нас потопили американцы…
Когда Сергей перевел сказанное матросом, японец велел увести русского матроса.
— Они не подпишут ложные показания, — сказал Сергей.
— Всех в трюм! — приказал японец.
Судьба матросов была трагичной. Японцы связали каждого из них и бросили в темный трюм без воды и пищи.
Радиста Сидорова пощадили по одной причине: он знал японский и мог понадобиться им в качестве переводчика.
Ночью кто-то ключом открыл дверь каюты, в которой спал Сергей, и бросил на постель спасательный жилет. Сергей подумал: провокация. Он спихнул на пол шуршащий сухой жилет и сказал по-японски: «Постель занята». Человек бесшумно подскочил и торопливо заговорил, мешая русские и японские слова: «Я корейца… Тебя спасать будет. Близко берег… Бросайся в море…»
«И все-таки провокация. Только выйду из кубрика, и меня бросят за борт… А вдруг это… спасение?»
— Куда идти? — спросил Сергей по-японски.
— За мной! Быстро! — ответил человек. — Очень быстро!
Пробежав по узкому коридору и поднявшись на палубу, Сергей столкнулся с часовым. Оторопел. Матрос отвернулся, словно не заметил беглеца.
Было предрассветное время. Моросил дождь. Сергей, оказавшись у кормы, торопливо надел жилет и прыгнул за борт…
В 1946–1948 годах в Токио шел судебный процесс над главными японскими преступниками. На этом процессе выяснились многие злодеяния, совершенные японскими военными на протяжении всего времени подготовки и хода второй мировой войны.
На суде подтвердилось, что морские пираты Японии за 1941–1945 годы потопили десять советских транспортов.
Тогда же бывший главнокомандующий японской Квантунской армией генерал Ямада в ходе предварительного следствия признал себя виновным в том, что осуществлял непосредственное руководство работой бактериологических отрядов «731» и «100» по изысканию наиболее эффективных способов применения бактериологического оружия и его массовому производству для военных целей. Другими словами, признал себя виновным в том, что осуществлял непосредственное руководство подготовкой бактериологической войны против СССР, Китая, Монголии, Англии, США и других стран.
Японские особые отряды и их филиалы были расположены поблизости от границы с Советским Союзом. Работу бактериологических лабораторий возглавлял генерал-лейтенант медицинской службы С. Исии. В лабораториях изготовлялись бактерии чумы, холеры, сибирской язвы, тифа, газовой гангрены… Смертоносные средства испытывались на людях. Ежегодно только для одного отряда «731» японская жандармерия поставляла до 600 человек. Ни один из них не остался в живых.
На суде стало известно, что многие подобранные в море советские, американские, китайские граждане, а также военнопленные и дети, схваченные в результате бандитских нападений на монгольские и китайские селения, отправлялись в специальные лаборатории для испытания на них смертоносных бактерий.
Все это не плод воображения, а неопровержимые факты, признанные самими же преступниками, запротоколированные на суде в Токио на многих языках мира.
Среди тех, кто был доставлен в филиал бактериологического отряда для испытания на них невидимого смертоносного оружия, оказались и судовой врач Котина и все оставшиеся в живых из команды торгового судна.
«Изобретатели смерти» не торопились испытать действие бактерий на Людмиле Николаевне. Они заставили ее лечить зараженных людей. Возможности выживания больных интересовали японских бактериологов.
Людмила Николаевна подчинилась, чтобы хоть немного продлить жизнь людям и облегчить их страдания. Согласилась и потому, что при удобном случае надеялась бежать.
ШАНГО — ХОРОШО!
До города оставалось километров десять, когда выдвинувшимся вперед подразделениям было приказано остановиться. Из-за колючего кустарника, где укрылась рота лейтенанта Василия Салыкина, были видны крыши пригородных домов и две высокие трубы, из которых валил черный дым. Почему остановка — солдаты не знали. Быть может, впереди противник? А может, следует ждать, пока подойдут главные силы армии? Ротам и батареям было приказано находиться в готовности отражать нападение противника со стороны города.
Дотемна рыли в каменистом сухом грунте неглубокие траншеи, устанавливали пулеметы и орудия, потом ужинали в потемках, и команда «отбой» была дана только в полночь.
После гибели командира роты Мякова произошла перестановка. Котин и Колобов получили повышение в должности: первый стал командиром взвода, второму доверили отделение. В отделении тринадцать солдат. Все новички, прибывшие из резерва. Молодые и необстрелянные.
Колобов в действующей армии с сорок первого, прошел рядовым стрелковой роты от Москвы до Берлина, несколько раз лежал в госпиталях, но никогда не командовал солдатами. Получив в подчинение отделение, он преобразился: перестал балагурить и говорить стал с хрипотцой, не торопясь. Он знал всех своих бойцов. С солдатами Колобов умел ладить. С каждым поговорит, у каждого проверит оружие, обувь, обмундирование. При обходе всех спросит: сыт ли, не болит ли что и найдет минуту для беседы. Рассказывал солдатам о былых сражениях. Для молодых воинов — «академия».
