Андрей Пржездомский - Секретные объекты «Вервольфа»
В какой-то момент Рольфу показалось все это чистым безумием — он, бывший гражданин Советского Союза, вдруг принимает эсэсовскую присягу. В каком страшном сне могло ему присниться, что он, одетый в униформу вражеской армии, будет произносить имя Гитлера как высшего божества, ради которого он должен пожертвовать всем — совестью, честью, Родиной и самой жизнью! Но все было взаправду — и штурмбаннфюрер Раабе, и ряды солдат в полевой форме с двумя молниями на черных петлицах, и офицеры с нашитыми на рукава ромбами «СД», и слова присяги на верность Адольфу Гитлеру. Не удержавшись на краю пропасти, Рольф падал на самое ее дно. Это не оставляло ему никакой надежды на спасение.
— Расскажите о своей практической работе в качестве переводчика «Зондеркоманды 7Б», — продолжал допрос капитан Исаев.
Было видно, что девушка-машинистка, которая печатала протокол, едва поспевала за показаниями Рольфа. Она несколько раз с нескрываемой ненавистью смотрела на немца, всем своим видом показывая, что даже слушать его ей противно и делает это она вынужденно. Работа такая. От ее взглядов, от строгого голоса контрразведчика, от нахлынувших вдруг воспоминаний у Рольфа стало так тягостно на душе, что он хотел бы умереть прямо здесь, в этом немецком доме, который занимает штаб «СМЕРШ». И не вспоминать больше о прошлом, и не думать больше о том, что все могло бы сложиться совсем иначе, если бы…
Из Спецсообщения Управления контрразведки «СМЕРШ» 3-го Белорусского фронта от 27 апреля 1945 года № 2/12658
«…Из показаний арестованных видно, что „зондеркоманда“ состояла из 4 отделов: первый отдел вел борьбу с лицами, совершившими уголовные преступления, второй отдел назывался „политическим“ и занимался контрразведывательной деятельностью, одновременно вел следствие по делам арестованных советских граждан. Третий и четвертый отделы также занимались контрразведывательной работой, выявлением и задержанием партизан, советских разведчиков-парашютистов и лиц, имевших связи с ними…
Основной работой этих „зондеркоманд“ в Восточной Пруссии являлось — подготовка кадров для разведывательно-диверсионных групп, оставляемых немцами в тылу Красной Армии, устройство блиндажей и землянок в лесных массивах для этих групп и снабжение последних взрывчатыми веществами, оружием и боеприпасами…»
— Дитман, я вас спрашиваю! Чем вы занимались в «зондеркоманде»?
— Я попал в оперативную группу гауптштурмфюрера[78] Борга. Работал переводчиком при тюрьме, был начальником караула по охране арестованных, дежурным по «зондеркоманде» и оперативной группе, конвоировал и водил на работу арестованных, доставлял их к следователю на допрос.
«Как сейчас меня», — промелькнуло в голове немца.
— Принимали ли вы участие в облавах на советских парашютистов?
— Да, принимал. В начале декабря сорок четвертого командование «зондеркоманды» послало нас, всего тридцать человек, в Кольтопские леса Алленштайнского округа. Там советские самолеты сбросили парашютистов. Мы три дня прочесывали лес, но так и не нашли ни одного парашютиста. В другой раз нас послали в конце декабря сорок четвертого в Валькадерские леса. Но и в этот раз мы ни одного парашютиста не обнаружили. Хотя на прочесывании были пять или шесть дней…
— Да?! — капитан, как показалось Дитману, недоверчиво взглянул на него. — Все вы теперь говорите одно и то же: не поймали, не участвовали, не мучили, не убивали… А кто тогда убивал? Они сами, что ли, себя?
Воцарилась гнетущая тишина. Было слышно только, как дребезжат стекла. Это советская бронетехника мощной лавиной двигалась в глубь Земландского полуострова, запруживая все дороги — автобаны с бетонным покрытием, мощенные брусчаткой шоссейки, едва заметные проселки и аккуратные прямолинейные просеки.
Рольф Дитман почувствовал усиливающееся чувство тревоги, которое все больше переполняло его, затуманивая рассудок и подавляя волю. «Знают ли они о Могилеве и Борисове?» — стучала кровь в висках. Он посмотрел на свои руки — они дрожали мелкой дрожью.
Капитан как будто прочел мысли Рольфа:
— Расскажите, что было под Могилевом в мае сорок четвертого.
«Знают! Они все знают! — пронеслось в голове немца. — Все пропало! Теперь я — труп!»
— Что было тогда под Могилевом? — повторил свой вопрос советский контрразведчик.
— Под Могилевом… — как эхо, повторил Рольф. — Под Могилевом в конце апреля прошлого года я был прикомандирован к оперативной группе, начальником которой был оберштурмфюрер[79] Эрнст. Там я работал переводчиком. Переводил документы… Несколько раз меня вызывали на допросы, где я тоже работал как переводчик…
Рольф Дитман хорошо помнил тот день, несмотря на то что потом старался не вспоминать о нем, отгоняя картины кошмара и ужаса. Но они преследовали его по ночам, они врывались в его сознание неожиданно: во время пьяного застолья или кратковременного отдыха на берегу тихой речки, в кругу друзей или в полном одиночестве. Тот день двадцать девятого апреля Рольф запомнил на всю жизнь, потому что это был день окончательного его падения, после чего, он понимал это сам, у него уже не было пути назад.
Была суббота. И Рольф рассчитывал, что после обеда ему наконец удастся отдохнуть от изнурительных допросов. Лица мелькали калейдоскопом — партизаны, схваченные при облавах; подпольщики, выданные провокаторами; советские парашютисты, наткнувшиеся на посты боевого охранения. Мужчины, женщины, дети. Их были сотни. Одни презрительно молчали в ответ на вопросы, задаваемые следователями «зондеркоманды»; другие долго и многословно говорили о себе и своих товарищах, пытаясь спасти себе жизнь; третьи рассказывали всяческие небылицы, пытаясь оттянуть время.
Их почти всегда били. Били зверски и чем попало — резиновыми шлангами, деревянными палками, металлическими прутами… Это называлось «мерами физического воздействия».
Из Справки 2-го отдела 2-го Главного управления МГБ СССР о деятельности «Зондеркоманды 7Б»
«…Следствие в „Зондеркоманде 7Б“ велось самым упрощенным методом, во время допросов применялось физическое воздействие. Судьба арестованного полностью находилась в руках следователя, который в конце следствия давал заключение, где выносил меру наказания. Заключение утверждалось начальником, после чего судьба арестованного была решена. Мерами наказания являлись: расстрел или удушение в „душегубке“, отправление в концентрационные лагеря или на принудительные работы в Германию…»
Прослужив в «зондеркомаиде» уже около года, Дитмаи привык к крикам, виду чужой боли и крови, стараясь встать или сесть в кабинете во время допроса так, чтобы не оказалась испачканной его аккуратно выглаженная униформа. С того момента, как он ее надел, это был предмет его гордости. В ней он чувствовал себя не двадцатилетним парнем с Украины, а мужественным воином. Форма сидела на нем, в общем-то, неплохо и действительно придавала его фигуре особый шик и мужественность.
Правда, однажды во время допроса одного советского агента, выброшенного с парашютом, о котором СД знала практически все от выдавшего его связника, но который тем не менее упорно молчал, Дитман услышал слова, обращенные непосредственно к нему:
— Ты русский?! Ты хорошо говоришь по-русски! Предатель! — Он добавил еще несколько грубых выражений и вдруг неожиданно для Рольфа плюнул ему прямо в лицо.
Дитману потом очень долго казалось, что он не может смыть этот плевок. Он по нескольку раз в день мыл лицо, протирал его одеколоном, а однажды даже не пожалел для этого ста граммов спирта. Русского парашютиста уже давно перестали допрашивать, несмотря на истязания, так и не добившись от него ни слова. А потом Рольф от кого-то узнал, что парашютиста расстреляли, как расстреляли сотни советских разведчиков, попавших в лапы фашистов. С тех пор у него даже вошло в привычку тереть рукой правую щеку, как будто она у него покрыта коростой.
Это уже было в Борисове — небольшом белорусском городке, расположенном на берегу Березины. В тот день после обеда Рольф Дитман уже собирался пойти к оберштурмбаннфюреру Раабе, чтобы получить увольнительную до конца дня. У него явно «наклевывался» неплохой вечер — хорошенькая переводчица Мария, девушка лет двадцати, служившая в «зондеркоманде» еще со Смоленска, согласилась пойти с Рольфом в казино «Белый медведь», расположенное в уцелевшем здании столовой мебельной фабрики. Там по вечерам собирались свободные от службы офицеры многочисленных частей, дислоцированных в Борисове и его окрестностях. Звучала музыка, песни. Можно было потанцевать или поиграть в карты. Кроме того, там иногда показывали кинофильмы. В эту субботу обещали демонстрировать немецкую кинокомедию «Мюльхаузен», и Рольф уже предвкушал веселый и многообещающий вечер.
