Энтон Майрер - Однажды орел…
— Разумеется. — Голос Мессенджейла был совершенно спокойным. Голос никогда не выдавал его. — Правда, не исключено, что потребуется сбросить еще десяток бомб или около того.
— Еще десяток!.. — воскликнул Гролет.
— Конечно. — Он повернулся к ним. — Почему бы нет? По-моему, попытки примирения будут предприняты ими в ближайшие дни, самое большее через две недели.
— Это кажется фантастичным, правда, генерал? — спросил Фаулер.
— Да, фантастично.
— Весь город одной бомбой…
«Все пропало!» Эта мысль стучала молоточком в мозгу Мессенджейла. Традиционные победы уничтожены громом среди ясного неба. Все пропало! Он почувствовал настоящую слабость от ярости и разочарования. Почему Шюлер не сказал ему об этом, не подготовил его? Они должны были знать об этом — кто-нибудь из числа влиятельных должен был знать об этом… Если б он был хотя бы в Маниле! Весь мир переменился. Все хитроумные уловки, на изучение которых он затратил всю жизнь, чтобы пользоваться ими, оказались бесполезными. Он почувствовал себя игроком, который обречен увидеть свое богатство, дом, семью и будущее сметенными безжалостным движением деревянной лона-точки крупье. Это невыносимо! Эти грязные, подлые ученые!
Окажись они сейчас все или хотя бы один из этой компании здесь, в этой комнате, с каким огромным удовольствием он перестрелял бы их! Навязчивый восторг на загорелом скуластом лице Гролета вызвал у него отвращение. Мессенджейл поднял глаза на большую карту Японии, на изогнутую цепь островов, похожую на найденные археологами побелевшие кости, напоминающий круглую шляпу с плоской тульей Хоккайдо; растянутый в юго-западном направлении, похожий на подвешенный гамак Хонсю; как пясть прилепившийся к Внутреннему морю, маленький Сикоку, а пониже его, как увесистый кулон, Кюсю. Операция «Коронет». Прибрежные районы Чоси и Кацута, на изучение которых он затратил сотни часов. И все это теперь ни к чему. Все напрасно.
Это был самый скверный момент в жизни Мессенджейла.
Когда он повернулся к офицерам своего штаба, на его лице было выражение собранности и готовности к действиям.
— Ну что ж. Это отразится на нашем оперативном планировании, если не сказать больше.
— Так точно, генерал. Несомненно.
— Итак, я думаю, что нам не следует оставаться здесь не завоевавшими почета и невоспетыми. Шервин, не передадите ли вы мои сожаления мисс Ворден и ее окружению?
Фаулер заморгал от удивления.
— Вы… вы не хотите возвратиться к гостям, сэр?
Бывают моменты, когда проявляемая человеком бычья тупость способна привести в невероятное бешенство. Мессенджейл до боли в пальцах сжал гагатовый мундштук и сказал ледяным тоном:
— Я разрешаю вам сообщить этой кучке неблагопристойного отребья, что мне надо работать. Вам достаточно ясно, Шервин?
— Так точно, генерал.
— Очень хорошо. — Он резко повернулся, выскочил из комнаты разведывательного отделения, неспешно, почти бегом, направился по полутемному коридору и у первого же поворота с силой налетел на старшего техника-сержанта Хартжи. Сержант со стоном отшатнулся, несколько папок с бумагами выскользнули у него из рук, их содержимое рассыпалось по полу.
— Черт тебя возьми! — крикнул Мессенджейл злобно. Его опять охватила ярость, до дрожи, до тошноты. — Надо смотреть, куда прешься!..
— Так точно, генерал… сэр. — Хартжи начал заикаться. — Извините, сэр…
Сержант стоял перед ним вытянувшись; кожа на лбу у него облезла, а у корней жестких черных волос мелкими пузырьками выступил пот. «Я мог бы убить этого человека, — стрелой пронеслось в голове командира корпуса, — он мой полностью. Я мог бы прикончить ею, уничтожить одним словом, одним движением…» Пока Мессенджейл наблюдал, как в зрачках Хартжи прячется страх, его внезапно, как приступ лихорадки, охватило трепетное ликование, впервые испытанное им, когда он был кадетом старшего курса в Вест-Пойнте, затем это ощущение так же быстро погасло, оставив после себя неприятное чувство опустошенности. Теперь ничто не поможет, абсолютно ничто.
— Идите, Хартжи, — сказал он резко. — Не оставьте важные бумаги на полу…
— Слушаюсь, сэр.
Потом Мессенджейл сидел совершенно неподвижно в своей комнате — прежде это были апартаменты епископа — и курил. На его столе лежал доклад Бёркхардта с проектом боевого приказа и распоряжениями резервным частям передового и тылового эшелонов. Он с раздражением отвел взгляд от стола. Все это ни к чему. И надо же было этой кучке изнеженных интеллектуалов состряпать устройство, которое способно погубить его триумф в самый решающий момент, лишить его даже малейшего ощущения достигнутой цели. Это возмутительно! А теперь еще намерены включиться эти русские. Должен же быть какой-нибудь способ остановить их, отбросить назад; неужели там, наверху, не могут контролировать обстановку? Надо немедленно связаться с Шюлером.
Послышался взрыв женского смеха, приглушенный и далекий, доносящийся, казалось, из глубокого подземелья, снова наступила тишина. «Всему свое время». Внезапно Мессенджейл, понял, что готов расплакаться. Он окинул печальным взглядом комнату: книга с закладками на полках, вешалки с обмундированием, шкатулка с орденами и медалями, подробная карта острова Хонсю.
В дальнем углу комнаты стояла обнаженная сабля Мурасе…
Глава 14
Трехгранные тополя и ивы покрылись золотом цвета ржавчины, река обмелела — лето стояло сухое. Кукурузу уже собрали, и обширное поле, раскинувшееся за фермой Тимрада, выглядело запущенным и непроходимым. Теперь до самой фермы Гэса Хормела проложена пешеходная дорожка, покрытая плиткой с каменной обочиной. Кузницы Клаузена уже не существовало, на ее месте появилась заправочная колонка фирмы «Мобайл», нарядно раскрашенная красными и голубыми полосами; на гидравлических домкратах стояли три автомашины, но под ними никто не работал. Кто-то, сидевший в конторке, заметив небольшую автоколонну, махнул им, и с головной машины, которую вел брат Дэмона Ти, ответили сигналом сирены. Дэмон махнул в ответ рукой, хотя не имел никакого представления, кто сидел в конторке.
— Это сын Дика Таппера — Джин, — сказал Тед Барлоу, повернувшись от руля к сидевшим на заднем сиденье Сэму и Томми. — Он скоро тоже приедет.
Лавка Олли Бэшинга, в которой торговали фуражом и зерном, была закрыта, так же как и магазин тканей и готового платья Нисбета: противосолнечные шторы опущены, в витрине вывешена табличка.
— Какая везде тишина, — заметил Дэмон.
— Все на Зеленой лужайке, — сказала его сестра Пег. — Это хорошо, что все соберутся! — Они ехали в «бьюике» Теда с откинутым верхом, и Пег одной рукой придерживала шляпу, поля которой трепало ветром. — Городская церемония. Сегодня твой день, Сэм.
— Вовсе нет, — дружелюбно возразил он. — Однако я все равно рад быть здесь.
— Ох, да не будь же ты таким натянутым и скромным! — Пег повернулась к Томми. — Честное слово, неужели он не может держаться так, чтобы не выводить людей из себя?
Слегка улыбнувшись, Томми кивнула со словами:
— Не может. Он всегда такой.
Томми посмотрела на Сэма, и на мгновение их взгляды встретились, но она быстро отвела свой в сторону; он обхватил руками колени. Она, несомненно, разочарована им: его внешностью. Так же, как и многим другим. Сама же она, напротив, выглядит очаровательно, как всегда: подбородок приподнят, зеленые, широко раскрытые глаза блестят, слегка вьющиеся волосы коротко подстрижены и зачесаны набок. Сэм хотел сказать что-то, но промолчал. Сидящая на заднем сиденье впереди идущего «понтиака», который вел Ти, шаловливая дочь Пег, Ненси, которой уже исполнилось семнадцать, повернулась назад и показала им язык; Сэм улыбнулся ей в ответ. Они проехали по тенистым улицам, свернули на Мэривэйл-стрит, затем поехали по авеню Линкольна. Теперь на улицах появились люди, очень много людей, и все они спешила к центру города; вокруг взрослых сновали шумные ребятишки. На флагштоках, в окнах вторых этажей и у входных дверей висели флаги. Увидев подъехавших, Шелдон Кимбэлл в сером полотняном костюме — Дэмон сразу узнал его — вскинул обе руки и закричал:
— Это он, ну наконец-то!
— Привет, Шелли! — отозвался Дэмон и махнул ему рукой. Вот она, родина. Они повернули на Мэйн-стрит. В витринах магазинов замелькали плакаты и увеличенные фотографии. Отовсюду на Дэмона смотрело его же лицо, увеличенное в три, в четыре раза, моложавое, довольно суровое и мрачное, полное самоуверенности. Томми наставила его сфотографироваться, когда ему присвоили временный чин полковника, в форту Орд. Это была та самая фотография. Как давно это было! Так хорошо знакомая ему гостиница «Грэнд вестерн» теперь называется «Уитмен армс»: две современные двери из зеркального стекла с небольшим козырьком над ними, а сбоку неоновая вывеска с надписью: «Кафе».
