Идиллия Дедусенко - В «игру» вступает дублер
— Я немного её боюсь, — призналась Анна. — В ней есть что-то неестественное.
— Думаешь, приставлена, чтобы следить? Не исключено. Ничего нельзя сбрасывать со счетов. На всякий случай надо тебе иметь оружие.
Анна подняла на него испуганные глаза. Зигфрид улыбнулся, вынул из внутреннего кармана маленький пистолет и постарался успокоить её:
— Не надо бояться. В нашем деле всякое может случиться, нужно уметь защищаться. Умеете стрелять?
— Не-е-ет…
— Сейчас будем учиться. Главное — хорошо прицелиться, чтобы не промахнуться. Итак, целимся. Это делается так.
Зигфрид вложил ей в руку пистолет и стал сзади. Придерживая Анну левой рукой за плечо, правой он поднял её вытянутую руку с пистолетом до уровня глаз. Она ощутила, как сильно бьётся его сердце, и голова её пошла кругом, а рука с пистолетом, расплывшимся в тёмное пятно, дрогнула и стала опускаться.
— Прямее руку, — мягко сказал Зигфрид. — Ну-ка ещё раз попробуем.
Анна снова подняла дрожащую руку. Зигфрид, ощутив её волнение, внезапно прижал девушку к себе, прошептал:
— Анечка, милая… Полгода я был как камень… Жена погибла… Это не просто — пережить такое… Я думал, что навсегда разучился чувствовать. Ты же понимаешь…
Анна с усилием отстранилась и, глядя на Зигфрида широко раскрытыми глазами, в которых смешались сострадание и радость, быстро проговорила:
— Понимаю! Конечно, понимаю! Только не уходи!
— Я с тобой, милая, с тобой… — Зигфрид нежно гладил её по голове, как маленькую.
Раздался шум у двери. Анна быстро сунула пистолет под подушку и пошла посмотреть, что это за шум.
— Осторожнее, он заряжен, — шепнул Зигфрид и плюхнулся на стул, открыв учебник.
Почему-то вернулся отец, который должен был прийти только через три часа.
— Забыл трубку, — сказал он, обращаясь к Анне, — ты не знаешь, куда она запропастилась?
Вагнер вошёл в комнату, увидел Зигфрида.
— А, артист, здравствуй.
Неизвестно почему он называл Зигфрида артистом, хотя знал, что уроки немецкого языка у дочери берёт помощник художника театра Сергей Ларский.
— Здравствуйте, Пётр Фёдорович, — смиренно ответил Зигфрид…
Они редко виделись. Зигфрид приходил обычно тогда, когда Вагнер уже был на работе. Но иной раз старик прибаливал, просил напарника подменить его в котельной и выходил из дома только утром и вечером, чтобы выгрести и протопить камин на вилле.
Вагнер нашёл свою трубку и удалился. Зигфрид и Анна достали радиопередатчик и начали сеанс связи. Зигфрид снова стал серьёзен и сосредоточен, будто и не было между ними этих волнующих минут близости. Анна тоже старалась казаться серьёзной, а по лицу всё время блуждала затаённая улыбка.
Вдова профессора явилась не в десять, а в одиннадцать.
— Проспала! — с кокетливой улыбкой оправдывалась она. — Если бы мне пришлось когда-нибудь работать, меня бы непременно уволили за прогулы.
Фрау Антонина очаровательной улыбкой утвердила своё право на некоторое легкомыслие. Она достала из сумочки банку кофе со сгущёнными сливками, по пачке галет и сдобного печенья. А потом жестом фокусника извлекла шоколадку. Всё, разумеется, было немецкое. Анна не находила слов от неожиданности, а Антонина поспешила объяснить:
— Это не в счёт оплаты! Просто мне скучно одной завтракать. Давайте вместе попьём кофе. У вас ведь найдётся кипяток?
— Да, чайник ещё не остыл, только чуть-чуть подогрею.
На кухне Анна старалась осмыслить поведение гостьи. Ничего подозрительного. В самом деле, одной и чашку чая не проглотить с удовольствием. Эта Антонина, кажется, «весёлая вдова». Анна усмехнулась своему каламбуру и понесла чайник в комнату.
— В школе я учила французский, — весело объявила Антонина. — Кто же знал, что нас завоюют немцы, а не французы? Теперь вот надо учить немецкий. А как, скажите, будет «Я люблю тебя»?
— Ихь либе дихь, — поддаваясь её хорошему настроению, сказала Анна.
Антонина несколько раз повторила, прихлёбывая кофе. И премило вздохнула:
— Ах, это самые важные слова! Особенно для женщины. Я привыкла, чтобы меня любили, невзирая на чумной мор и войну! Мой бедный муж меня обожал, но, увы, это длилось недолго. Мы прожили чуть больше двух лет, и он умер в самый неподходящий момент — за две недели до начала войны! Я осталась без поддержки, без утешения. Не так-то легко найти подходящую замену, когда кругом стреляют! Хорошо, что есть вещи, драгоценности, а то не знаю, как бы я жила.
Свою биографию «безутешная» вдова рассказывала, мило обкусывая смоченную в кофе галетку. Языком она занималась примерно с тем же прилежанием, с каким это делает шаловливый ребёнок, питающий отвращение к книге.
Выйдя от Анны, Антонина скривила губы: разыгрывай тут светскую любезность перед какой-то учительницей. Раньше она её на порог бы не пустила, а теперь приходится к ней самой ходить. А как не пойдёшь? Фишер, по всему видать, шутить не любит. Только вряд ли эта блондиночка чем-нибудь опасна: тихая, пугливая.
Антонина так и заявила Фишеру, который в тот же вечер явился с расспросами. Он с усмешкой посмотрел на неё и сказал:
— Пугливая? Чего ей бояться, если за ней нет вины?
— Сейчас все боятся! — не отступала от своего фрау Антонина, уж очень ей не хотелось ходить на эти бессмысленные занятия.
— Вы же у неё не единственная ученица?
— Похоже, что единственная.
— А как же господин Ларский? Или он берёт уроки в другое время?
— Ах, Ларский! Наверное, ему удобнее в другие дни.
— Возможно. А вы не находите, что фрёйлейн Анне было бы удобнее объединить двух учеников вместо того, чтобы давать уроки в разные дни?
— Наверное, — пожала плечами Антонина.
— Так почему она этого не делает?
— Откуда я знаю?
— Я вас учу мыслить, фрау Антонина. Зайдите неожиданно в другой день, вслед за Ларским. Не сразу, конечно, а через несколько минут.
— Вы мне слежку предлагаете! — возмутилась Антонина.
— Я вам предлагаю вашу личную безопасность, — чётко выговорил каждое слово оберлейтенант и при этом так выразительно посмотрел на Антонину, что она внутренне содрогнулась.
Во вторник Зигфрид пришёл с новой информацией о переформировании в немецких частях.
— Это короткое сообщение, Анечка, надо его сейчас же передать.
Анна достала «Юрку», взялась за ключ. «Та-та-та», — стучал передатчик, и где-то за сотни километров радист ловил в эфире такое нужное сообщение. И вдруг раздался стук в дверь. Какая досада: осталось всего два слова.
— Давай, Анечка, давай, — шепнул Зигфрид, а сам прыгнул к двери, оттуда можно было осторожно глянуть в окно.
Стук повторился, долгий, настойчивый. Зигфрид старался через окно рассмотреть, кто стучит. Анна тем временем закончила передачу, быстро спрятала «Юрку» и тоже выглянула. В краешке окна мелькнула лакированная сумочка.
— Антонина! — догадалась Анна.
— Антонина?
Мелькали секунды, Зигфрид думал: «Случайность? Нет, уж слишком настойчива. Выследила». Вдруг быстро распорядился:
— Расстегни блузку, будешь застёгивать на ходу. Оставь дверь в эту комнату приоткрытой. Иди! Ничего не бойся! Впусти её!
Он быстро сдёрнул с кровати покрывало, смял одеяло, скинул пиджак и бросил на стул. Когда Антонина вошла, «удивлённая» тем, что ей так долго не открывали, то через приоткрытую дверь увидела, как около неприбранной постели натягивает на себя рубашку молодой мужчина.
— О-о-о, — разыгрывая милое смущение, сказала профессорская вдова, — я, кажется, некстати.
Анна то бледнела, то краснела, не в силах вымолвить хоть слово, и это вполне соответствовало волнению девушки, застигнутой врасплох при интимных обстоятельствах. Наконец пролепетала:
— Сегодня урок у господина художника…
— Вижу, вижу, — с подчёркнутой галантностью проговорила Антонина, бросив насмешливый взгляд на смятую постель.
Зигфрид вышел. Застёгивая последнюю пуговицу на пиджаке, плотно прикрыл дверь и с видимым смущением произнёс:
— Анна Петровна, я не нашёл там словаря.
— Он… он, наверное, здесь, на этажерке, — спохватилась Анна, доставая словарь. — Вот же он.
— Аннушка, представьте нас, — чуть капризно потребовала Антонина.
Анна уже овладела собой, представила, Антонина и Зигфрид протянули друг другу руки.
— Я решила занести лекарство вашему отцу, — сказала вдова, обращаясь к Анне. — Вы говорили, что он часто болеет, потому вам и приходится подрабатывать.
Она достала две упаковки, положила на стол.
— Это очень помогает при простудах… Ну, не буду вам мешать сегодня. А в другой раз, может, позанимаемся вместе? И вообще, Аннушка, почему бы вам не объединить нас? Это такая экономия времени для вас, а у нас занятия пойдут веселее. Я постараюсь не опаздывать. Когда мне прийти?
