Александр Черницкий - Как спасти заложника, или 25 знаменитых освобождений
— Еще нет.
«Они не собираются нас убивать, — записал после этого студент. — Иногда с ними можно спокойно разговаривать. Большей частью они расхаживают среди нас с пистолет-пулеметами за спиной. Но у тех, кто сторожит вход в здание, оружие наготове. Тем временем половину неизраильтян уже освободили. Наша судьба решится в ближайшие сутки… Люди играют в карты, читают книги и обсуждают различные возможности, открывающиеся перед террористами».
В четверг 1 июля ровно за два часа до истечения срока ультиматума террористов вновь появился Иди Амин. Всякий раз и он, и его сын были одеты в военную форму какого-либо рода войск. Президент Уганды важно сообщил:
— Я веду переговоры с правительством Израиля через своего друга полковника Бар-Лева. Но пока переговоры провалились из-за упрямства израильской стороны. Могу, однако, обрадовать вас. Я убедил партизан перенести крайний срок ультиматума на одиннадцать утра в воскресенье четвертого июля.
«Израильтяне угнетены, тихи, печальны, молчаливы, — записал Моше Перец. — Каждый погружен в себя. Дети играют по-прежнему. В 14.00 освобождена вторая партия французов».
Пираты, исполненные чувства собственного всемогущества, изобрели себе развлечение. Они стали выкрикивать израильтян по списку, и названный должен был отреагировать поднятием пальца. Затем пират пристально изучал поднятый палец, после чего вносил какую-то неведомую отметку в список. Как следовало поднимать палец и что именно высматривают в нем террористы, было непонятно.
Охваченные ужасом люди терялись в догадках: кого из них казнят первыми? Один 16-летний юноша не сразу показал палец, за что араб немедленно с бранью ударил его по лицу. Затем четверых мужчин куда-то увели, и пошел слух, будто их пытали электричеством. Еще одного мужчину и в самом деле избили. Молодую миловидную женщину отвели в сторонку и запугали до умопомрачения описанием сцен насилия над ней.
В 16.00 израильтян вернули назад, в центральный зал аэропорта, где находились люди, оставшиеся с ними из солидарности: экипаж лайнера и несколько молодых французов. Заложников охватило чувство единения, а еще спустя два часа они запрыгали от радости: правительство Израиля приняло все требования угонщиков! Люди принялись обниматься и целоваться.
Но тяжелый осадок лежал на душе у каждого: было ясно, что уступка лишь подхлестнет терроризм. Свободное передвижение израильских граждан по миру становилось проблематичным, и еврейская страна превращалась в гетто — именно эту цель ставил НФОП с самого своего рождения в 1967-м.
Уложив вещи перед отправкой домой, будущий врач Перец записал: «Пятница, 2 июля, 7. 00. Перед нами появляется Амин в широкополой шляпе с сыном Гамаль Абдель Насером Джвами и красавицей-женой в зеленом платье. Президент поражает нас сразу двумя новостями: Израиль все-таки не принял требований угонщиков, а наше положение очень серьезно, потому что здание обложено тротилом. Оно будет взорвано, если требования террористов не выполнят. Далее Амин заявляет, что отправляется на Маврикий, где обсудит наше положение».
На острове Маврикий в Индийском океане Амину и впрямь предстояло председательствовать на встрече глав стран Организации Африканского единства (ОАЕ). Большинство этих нищих, как и Уганда, стран рассчитывали на финансовую помощь богатой нефтью Арабской лиги. Поэтому ничего хорошего поездка Большого Папы на Маврикий израильтянам не сулила.
Заигрывание с арабами отразилось даже на имени сына Большого Папы. Изначально мальчика звали Джвами. После смерти в 1970 году злейшего врага Израиля — египетского президента Гамаля Абделя Насера — отец прибавил к имени сына все три имени этого не слишком отважного Героя Советского Союза.
Амин рассчитывал вернуться с Маврикия в тот же день, — в пятницу вечером, либо наутро в субботу. Перед уходом он посоветовал заложникам написать открытое письмо в средства массовой информации с просьбой к Израилю согласиться на требования террористов. Этот совет вызвал бурную дискуссию. Большая часть семейных заложников и весь экипаж, за исключением капитана Мишеля Бако, высказались за составление письма. Седовласый капитан и молодые холостяки, вроде Моше Переца, были против.
К вечеру письмо с благодарностью Иди Амину за его заботу было готово. Главное — в нем содержалась просьба к израильскому правительству освободить заключенных в тюрьмах террористов. Похитителям текст понравился своей искренностью и убедительностью. Литературная работа «взрослых» подтолкнула молодых заложников поиграть в прессу. Ребята вообразили себя корреспондентами различных изданий и принялись освещать проблему собственного освобождения. Этот момент очень характерен: помимо всевозможных тягот нахождения в плену, заложникам не хватает элементарной информации.
Сейчас один израильтянин принялся строчить «редакционную статью» для религиозной газеты, другой — для спортивного журнала. Кто-то вспомнил основателя сионистского движения австрийского журналиста Теодора Херцля, скоропостижно умершего в 1902 году в возрасте 42 лет. В каждом израильском городе имеется улица, названная его именем, есть и целый город Херцлия. Однако для заложников был важен тот факт, что выдающийся организатор и тонкий дипломат Херцль был согласен на еврейское государство где угодно, не обязательно в Палестине.
Вновь и вновь он пытливо рассматривал карту мира, выбирая наименее заселенные и мало-мальски пригодные для колонизации области. Полнимо Палестины, Херцль всерьез рассматривал варианты будущего еврейского государства в Аргентине, на Синайском полуострове и… в Уганде. Дело в том, что при жизни Херцля Палестина находилась в составе Османской империи: не было никакой надежды, что средневековый мракобес султан Абдул-Хамид II позволит евреям создать там свое государство. Зато малонаселенная Уганда, подобно Синаю, была в ту пору британским владением, а с англичанами, справедливо полагал Херцль, можно и договориться.
И вот судьба забросила-таки евреев в Восточную Африку — против их воли и вовсе не для создания государства. Вечером в пятницу наступила первая в плену суббота, шаббат. Тихонько, чтобы не раздражать своих сторожей, заложники затянули праздничные песни. Дни иудейского лунного календаря начинаются с появлением первых звезд на небе.
Но праздника все равно не получилось. Наконец, наступила суббота и по светскому календарю. Моше Перец записал: «Суббота, 3 июля, 5.30. Почти все страдают поносом и рвотой. Видимо, причина в недоброкачественном мясе, т. к. религиозные не ели мяса и здоровы. Унитазы забиты. Вода из цистерн на крыше не поступает в краны через засоренные трубы».
Религиозные евреи никогда не употребляют мясных продуктов, если не уверены, что их приготовление производилось согласно кашруту — своду пищевых ограничений и правил иудаизма. Атмосфера в центральном зале аэропорта была жуткой в прямом и переносном смысле. В 7.30 так и не сумевший уснуть, студент сделал новую запись: «Кое-кого забрали в медпункт, другие лежат и пытаются уснуть. Многие отказались от завтрака».
В 16.45 прибыл Большой Папа Амин, обряженный в форму израильских ВВС и с неизменными «крылышками» израильского парашютиста на груди.
— Только что я вернулся с Маврикия, — раздуваясь от важности, сказал диктатор. — Как вы знаете, на этом острове в Индийском океане под моим председательством прошла встреча стран Организации Африканского единства — на самом высоком уровне! Вашему правительству должно быть стыдно, что оно не желает выполнить простых и понятных требований. Израильские министры играют вашей судьбой!
Одна из заложниц попыталась о чем-то попросить Амина и начала по-английски:
— Фельдмаршал президент Амин… Диктатор обрушился на нее с воплем:
— Не смейте так обращаться ко мне! Мой полный титул фельдмаршал доктор президент Иди Амин Дада!
С этими словами фельдмаршал-доктор-президент удалился, а заложники расселись в креслах, чтобы погрузиться в свои невеселые мысли. Стемнело: еврейская суббота закончилась. Скоро над озером Виктория загрохотала гроза, и бешеные вспышки молний не прибавили в сердцах оптимизма. Впрочем, над самим Энтеббе лишь моросил дождик. Люди стали устраиваться на ночлег.
Последнюю запись Моше Перец сделал на обрывке газеты: «Несколько парней вдруг заговорили, что слышат стрельбу. Люди повалились на пол и друг на друга, матери прикрывали собой детей. Некоторые бросились к туалетам. Стрельба раздавалась все ближе. Я в туалете. Они собрались нас убивать, одного за другим. Слышу крики ужаса».
«Стыдливый» террорист
Но не один лишь студент коротал за дневником время, чтобы не дать памяти исказить подробности плена. Этим занималась еще чета Давидсонов, Сара и Узи. Они летели в Париж вместе с сыновьями: 17-летним Роном и 8-летним Бени.
