Василий Красавин - Так сражались чекисты
Некоторые работники завода предлагали немедленно взорвать завод и перебраться за Волгу.
Обдумав создавшуюся обстановку, я решил ждать. Сотрудники оперативной группы и саперы-подрывники находились в цехах в полной готовности, с запалами.
Это был риск. Но риск оправданный. «Не может быть, — думал я, — что в областном управлении обо мне «забыли» и не принимают срочных мер для восстановления связи с оперативной группой завода». День и ночь 14 сентября прошли в томительном ожидании. А утром 15 сентября — можете себе представить нашу радость! — прибыл мой связной с запиской начальника отдела УНКВД Н. И. Коненкова. Суть записки заключалась в следующем: завод не взрывать, немедленно разминировать и защищать всеми имеющимися средствами. Мы облегченно вздохнули.
В течение двух дней мы занимались разминированием завода. Это было нелегким и небезопасным делом: враг непрерывно обстреливал и бомбардировал завод, во многих цехах возникали пожары от зажигательных бомб.
Во второй половине сентября обстановка в Сталинграде резко ухудшилась. Гитлеровцы захватили Мамаев курган, бои шли на окраинах заводских поселков. Заметно усилился артиллерийский и минометный обстрел «Красного Октября», участились налеты вражеской авиации.
Активизировала свою деятельность немецкая разведка. Из опроса задержанных нами лиц было ясно, что разведывательные органы противника проводят массовые вербовки шпионов для заброски их в наши ближайшие тылы. Бойцы заводской военизированной охраны бдительно стояли на своих постах, не давая возможности вражеским лазутчикам проникнуть на территорию предприятия.
Много сил и времени отнимала у работников оперативной группы эвакуация из заводских поселков гражданского населения. На катерах и баржах, принадлежащих «Красному Октябрю», мы вывезли за Волгу не менее 30 тысяч человек. В основном это были женщины, старики и дети.
Вскоре гитлеровцы проникли в заводской поселок. Начались упорные бои за каждый дом, за каждую улицу. Бойцы 10-й дивизии войск НКВД мужественно защищали заводские районы. Плечом к плечу с ними сражались рабочие батальоны. Они заняли и удерживали наиболее важные опорные пункты: школы, больницы, водонапорные башни, каменные здания. Вскоре на помощь прибыла 39-я гвардейская стрелковая дивизия генерала Гуртьева, занявшая позиции в районе заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь».
Бои не ослабевали. Гитлеровцы непрерывно бомбили завод. Один за другим цехи превращались в груды развалин.
Оперативная группа размещалась в это время в туннеле электроподстанции цеха блюминг. Во время одного из наиболее ожесточенных налетов вражеской авиации бомба пробила туннель, и мы лишь по счастливой случайности остались в живых. Из всей группы был легко ранен лишь тов. Коржов. Следующая бомбежка не обошлась без жертв. Один из сотрудников был убит, а я получил контузию и по распоряжению заместителя начальника УНКВД тов. Петрухина был эвакуирован за Волгу для лечения.
Лишь в начале января 1943 года я вернулся на «Красный Октябрь, где после победоносного завершения Сталинградской битвы возглавил вновь созданную оперативную группу, перед которой были поставлены теперь несколько другие задачи.
Фронт отодвинулся от Сталинграда. Но война продолжалась…
Разведчицы
С. Н. АШИХМАНОВ, бывший сотрудник управления НКВД
На город медленно опускались багровые от пожарищ сумерки. Но бой по-прежнему не затихал. Теперь немцы наносили удар по самому центру, стремясь пробиться к Волге. С наблюдательного пункта я хорошо видел стены разрушенной мельницы, груды развалин на площади 9 Января. Там непрерывно грохотали взрывы. В ночи взметнулось, осветив фантастические руины, огромное яркое пламя.
Небольшой отряд чекистов Сталинграда и солдат 10-й дивизии войск НКВД первым принял на себя удар, который гитлеровцы нанесли 14 сентября 1942 года. В этот день противник бросил в очередное наступление крупные силы. Ему удалось занять поселок вблизи Мамаева кургана, дома специалистов. В районе пивзавода немцы почти достигли цели — они были в нескольких десятках метров от Волги. Многих боевых товарищей потеряли мы в эти грозные часы, но удержали свои позиции. А ночью с левого берега, преодолев вспененную разрывами Волгу, к нам переправились первые подразделения легендарной 13-й гвардейской дивизии генерала Родимцева.
У мельницы по-прежнему грохотали взрывы. А ведь именно оттуда я ждал сообщения о своих посланцах в тыл врага. Прошли они или не прошли? Судя по времени, связной уже должен был вернуться. Но ведь его путь лежал через настоящий ад…
Вскоре подошел адъютант начальника дивизионной разведки:
— Вас просят спуститься вниз.
Я ответил, что жду связного.
— Мы его встретим. Дело срочное и не терпит отлагательств.
В землянке коптит керосинка. На снарядных ящиках по-домашнему расположились пожилая женщина в пуховом, домашней вязки платке и девушка с большими цыганскими глазами, смотревшими озорно и с любопытством.
— С того берега, — говорит мой помощник. — Прибыли в наше распоряжение, для заброски в тыл врага.
Знакомимся. Пожилая женщина с усталым лицом и натруженными руками оказалась партийным работником из Кайсацкого района. Звали ее Марией Ивановной Моториной. На опасное задание пошла с полным пониманием ответственности. В ней чувствовалась большая внутренняя сила.
Девушка привлекала внимание игривой цыганской красотой. О себе она сказала скупо:
— Мария Кириченко, токарь Гмелинской машинно-тракторной станции.
— Токарь? — переспросил я, не сумев скрыть удивления. Уж очень ее внешность не соответствовала профессии.
— Да, токарь, — ответила она, и ее черные глаза вызывающе блеснули.
— Случайно, не цыганка? — полюбопытствовал я.
— Цыганка, — лицо девушки вспыхнуло. Видимо, мой пристальный интерес обидел ее.
— Не обижайтесь. Дело, которое вам поручают, очень серьезное. Вы еще не ходили в тыл?
— Нет. В первый раз…
— Вот и учитесь не обижаться. Вспыльчивость там ни к чему.
«Не слишком ли она молода? Понимает ли, какие опасности ее ждут?» — невольно подумалось мне.
…Линию фронта они перешли вдвоем. И хотя в тылу врага действовали самостоятельно, связь между собой продолжали поддерживать.
Вскоре поступило первое сообщение от Моториной: у Красных казарм обнаружена батарея шестиствольных минометов. Мы передали данные нашим артиллеристам, и батарея была уничтожена. Потом Моторина передала координаты штаба на Чудской улице и пункта связи.
А Маруся-цыганка молчала. Мне невольно припомнились все мои сомнения. Девчонка… Начиталась книжек про разведчиков… И вдруг приходит подробнейшее, по-военному четкое донесение. Маруся обнаружила большие склады боеприпасов на Кубанской и Ангарской улицах, в трамвайном депо. Кроме того, она сообщила месторасположение штаба одной из немецких частей и большого скопления гитлеровской техники в районе ликеро-водочного завода. По всем этим объектам наши гвардейские минометы произвели несколько сокрушительных залпов. Эффект был отличный.
Вскоре Маруся передала нам ценные сведения о городской немецкой комендатуре и список предателей, поступивших на службу к фашистам и участвовавших в расправах над советскими людьми. У нашей цыганки уже появились «друзья» среди немецких офицеров, через которых она и сумела раздобыть такие сведения.
В январе 1943 года полевая жандармерия заподозрила Марусю в связях с нашей разведкой и арестовала ее. На допросе от нее потребовали назвать адрес, по которому она проживает, и людей, которые могли бы это подтвердить.
Всем разведчицам мы давали указание найти для прикрытия в тылу врага квартиры, надежных людей. Маруся назвала две семьи — Евдокии Ивановны Глушко и Татьяны Захаровны и Николая Максимовича Кувалдиных, живших по улице Приозерной, дома 2 и 9. Но полной уверенности у Маруси не было: на этих квартирах она успела побывать всего два раза.
Полицейские привели Кириченко к Глушко и Кувалдиным на очную ставку. Предупредили: если ее не опознают и не подтвердят, что она давно здесь живет, ее расстреляют. Для разведчицы наступил решающий час. А вдруг?.. К счастью, все обошлось. Кувалдины и Глушко, честные советские люди, подтвердили, что Маруся живет у них. Рискуя своей жизнью, они дали карателям письменные поручательства за нее.
Все это стало нам известно позже, когда битва в Сталинграде уже подошла к концу. Маруся вернулась из-за линии фронта. Помню, как она пришла в нашу землянку, бессильно опустилась на снарядный ящик и, сняв цветастый цыганский платок, на минуту закрыла глаза.
— Дома… — еле слышно прошептала она.
И я понял, сколько пережитого кроется за этим тихим ласковым словом.
