Николай Бадеев - Принимаю бой
Поздно вечером 11 августа 1877 года «Константин» незамеченным подошел к Сухуму и в шести милях от берега спустил на воду все четыре минных катера. И когда диск луны покрылся тенью, катера рванулись в атаку на броненосец «Шевкет». И надо же такому случиться — в этот самый момент на берегу вспыхнул пожар. Пламя осветило катера. С броненосца раздались орудийные и ружейные выстрелы. Невзирая на огонь, катера смело атаковали «Шевкет». Катер «Синоп» прорвался к броненосцу и ударил его насаженной на шест миной. Послышался взрыв, высоко поднялся столб воды, и броненосец повалился на борт. А катера поспешили к «Константину»; подняв их на борт, крейсер быстро удалился.
Гоббарт-паша пришел в ярость. А тут вдобавок подняли шум английские газеты: сколько денег вложила Англия в создание турецкого флота, а где результаты? Какой-то русский пароход держит в страхе все турецкие корабли!
Гоббарт-паша поклялся султану утопить «Константина». В море отправилась пара мощных броненосцев. На мостике головного стоял английский офицер в красной турецкой феске — Монторп-бей. Хитрый англичанин не повел корабли в Севастополь; там можно было нарваться на «Константина», а это значило не только потерять солидный счет в оттоманском банке, но и, возможно, голову с феской. Обстреляв беззащитный приморский поселок Анапу, Монторп-бей удрал в Константинополь, и там сокрушенно доложил: «Константин» уклонился от встречи с моими кораблями.
Гоббарт-паша немедля настрочил в Лондон, в газету «Таймс», телеграмму: «Русские избегают встречи с моим флотом».
А Макаров готовился к новому походу. В ночь на 14 января 1878 года «Константин» направился к Батуму — там стояла эскадра Гоббарт-паши. В пяти милях от Батума Макаров остановился и спустил на воду катера «Чесму» и «Синоп».
Катера взяли курс в бухту. Вскоре моряки увидели сквозь туман семь турецких кораблей. Приблизившись к одному из них на пятьдесят метров, лейтенанты Зацаренный и Шешинский пустили торпеды, или, как в то время говорили, самодвижущиеся мины.
Почти одновременно раздались два взрыва, стена воды на мгновение заслонила торпедированный корабль. «Затем слышен был сильный треск от переломившихся частей судна и глухие вопли и крики многочисленной команды, — доносил Макаров о потоплении турецкого корабля «Интибах». — Пароход лег на правый борт и быстро погрузился на дно с большей частью своего экипажа. Громкие крики «ура» команд обоих катеров известили эскадру Гоббарт-паши, что его сторожевой пароход потоплен. От взрыва мин до того, как скрылись мачты, прошла одна или две минуты. Небольшая часть людей, оставшихся на поверхности, хваталась за плававшие обломки и разные вещи с утонувшего парохода, которые образовали около места потопления правильный круг».
Потопление «Интибаха» вызвало среди турок панику. Даже в своих портах они не чувствовали себя в безопасности.
Война закончилась победой. Было создано новое славянское государство Болгария, независимость обрели Сербия, Черногория и Румыния.
А «Константин» снова стал мирным, пассажирским пароходом.
Когда «Шутка» не шутит
— В нашем доме, — рассказывал молодой человек, — по проспекту Римского-Корсакова вмурованы в стену какие-то загадочные мраморные доски. Что-то на них написано, а что — не поймешь…
— Дом двадцать два?
— Он самый. Такой старинный, красного кирпича.
— А-а, понятно, понятно, — ответил сотрудник музея. — Да там до революции был гвардейский флотский экипаж. А мраморные доски… Впрочем, если хотите, пойдемте, и я покажу вам модель корабля, который «повинен» в появлении этих досок…
Глядя на модель, редкий посетитель удерживал улыбку. Улыбнулся и молодой человек: не кораблик, а прямо-таки рыба-меч, да и название-то «улыбчивое» — «Шутка».
Весной 1877 года разразилась война с Турцией, а вскоре русские войска вышли к Дунаю и стали готовиться к переправе через эту широченную, быструю реку. Им помогал прибывший из Петербурга отряд моряков гвардейского флотского экипажа. Матросы обучали солдат сооружать лодки и плоты, обследовали места, где предполагалось наводить понтонные мосты.
Турецкий султан самоуверенно заявил: русской армии не преодолеть Дунай. У него, султана, на этой реке сорок шесть кораблей. И каких! Броненосные корветы, мониторы, канонерские лодки, вооруженные пароходы. А у русских ни одного. Что тут сделают моряки, даже если они и гвардейцы?
Но с Балтийского флота один за другим на Дунай по железной дороге следовали паровые и гребные катера. Здесь их вооружили восьмиметровыми шестами, на конце которых крепили медные цилиндры, начиненные взрывчаткой. Чтобы взорвать вражеский корабль, нужно было ткнуть цилиндром-миной в его днище, воспламенив заряд электрическим током. Носовой шест назывался таранным, а кормовой — несколько комически: лягательным.
Конечно, атака шестовыми минами требовала недюжинной отваги. Нужно подойти к вражескому кораблю почти вплотную и, конечно, под огнем. К тому же взрыв мог повредить и сам катер.
Катера носили имена боевых кораблей Балтики, которым они принадлежали: «Петр Великий», «Кремль», «Варяг», «Не тронь меня», «Генерал-адмирал».
Ждали еще катер, предназначенный гвардейцам, но он почему-то запаздывал. Наконец Петербург сообщил: «Отправлена шутка». Подумали — телеграфная ошибка. Но на исходе мая матросы увидели огромную колымагу, которую с трудом волокла по ухабистой дороге шестерка ломовых лошадей. На повозке стоял привязанный канатами катер «Шутка».
За колымагой скрипели телеги, груженные черной трубой, паровым котлом, машиной, якорем.
Гвардейцам достался прогулочный катер. Полированное дерево каюты, изящные скамейки — все говорило о том, что он был рожден отнюдь не для боевой службы.
Экипажи других судов свысока посматривали на «Шутку». За ними, мол, громкая слава знаменитых кораблей, дальние походы, а на этой «Шутке» каталась петербургская знать по Неве и взморью, только и всего. «Надо б сменить название, — сокрушались моряки, — негоже кораблю такая кличка». Но гвардейцы отмахнулись:
— Ладно, и так хорошо! «Шутка» шутить не будет.
Восемь моряков — команда «Шутки» — старательно готовились к предстоящим боям: установили котел и паровую машину, способные дать одиннадцатитонному кораблику скорость в шестнадцать узлов; приделали к носу козырек от волн; прикрепили к бортам железные листы — защита от пуль. Труба, отводившаяся с помощью веревки назад (для прохода под невскими мостами), позволяла «Шутке» маскироваться среди прибрежных кустов и камышей.
И вот «Шутка» развела пары, матросы насадили на кончик шеста цилиндрическую мину…
Как раз в те дни у матросов-гвардейцев гостил известный художник Верещагин; он писал картины о войне. Узнав, что «Шутка» отправляется в боевой поход, Верещагин попросился на катер.
— Я вам не буду помехой, — убеждал Василий Васильевич. — Флотское дело знаю, пригожусь…
Верещагин в свое время окончил Морской корпус. Командир охотно согласился пополнить экипаж катера моряком-художником.
Рано утром 7 июня 1877 года отряд катеров направился к острову Мечка ставить минное заграждение в районе, намеченном для переправы русских войск. Из турецкой крепости Рущук тотчас выбежал пароход «Эрекли» с восемью пушками и сотней солдат на борту. Пароход шел самым полным, явно намереваясь смять катера.
Еще немного, и он врежется в вереницу катеров и шлюпок, потопит их, а солдаты перестреляют матросов.
Орудия «Эрекли» открыли по русским катерам стрельбу.
Вдруг у берега, заросшего камышами, поднялась высокая черная труба; густо задымив, она двинулась к середине реки. Через минуту показался и корпус катера. То была «Шутка».
Командир «Эрекли» криво улыбнулся: куда эдакой крошке тягаться с его пароходом! Но что такое? Кроха опустила шест с миной в воду.
— Весь огонь по катеру! — рявкнул командир.
Вода вокруг «Шутки» вскипела от картечи, по бортам, по машине, по палубе защелкали пули. Верещагина — он помогал матросам управиться с шестом — ранило в ногу; тяжело контузило механика Болеславского… Пробоина в носу, в левом борту… Но «Шутка» упрямо приближалась к пароходу. Оставалось несколько десятков метров.
Командир «Эрекли», оцепенев, судорожно сжимал поручни мостика. Солдаты, крича «Аллах!», «Аллах!», стали бросаться за борт.
Глухой удар в днище, но взрыва не последовало: пули перебили электрический провод. Положение было отчаянное. В пробоины с силой била вода. В поврежденном котле упало давление. Течение прижимало катерок к пароходу. Вот-вот турки начнут прыгать на его палубу. И только огонь из пистолетов, который вели Верещагин и Болеславский, заставлял турок как ужаленных отскакивать от борта.
