Владимир Сысоев - Первое задание
— Что, в сущности, Англия…
— Англия — это второй фронт!
— Исключено!
— Как знать!?
— Нет, это точно.
— Значит, всё в порядке! — со свойственным ему оптимизмом сказал Шварц.
— Поживём — увидим. А пока они нас лупят и без второго фронта. Но вся борьба ещё впереди!
Майор Демель посмотрел внимательно на своего собеседника и решил, на всякий случай, сделать ему небольшую уступку:
— Вообще-то, Ганс, я понимаю, что решение о строительстве объекта в нашем районе ещё раз подчёркивает гениальность нашего фюрера, в данном случае — прозорливость и предусмотрительность.
— Ты серьёзно так считаешь?
— Конечно.
— Хайль Гитлер! — рявкнул Шварц.
— Хайль! — ответил Демель.
В дверь постучали.
— Войдите, — вежливо сказал Шварц.
Появилась улыбающаяся Наташа.
— Срочный пакет, — доложила она и кокетливо стрельнула блестящими глазами.
Шварц расцвёл великодушной улыбкой и пошёл навстречу.
— Спасибо, Наташа.
— Посыльный требует расписку, — сказала Наташа.
— Это что ещё за новости? — надменно спросил Шварц.
Наташа ответила очень милой сочувствующей улыбкой, молча пожала плечами и с лёгким наклоном головы подала пакет. Шварц вскрыл конверт, расписался на нём и отдал Наташе. Она вышла.
Шварц подал бумагу Демелю.
— От железнодорожного коменданта. Прибыла техника для строителей.
— А как дело на этом фронте? — спросил Демель, пробежав по документу глазами.
— На каком? — не понял Шварц.
— Я — о Наташе.
— А… — Ганс самодовольно усмехнулся. — Честно говоря, я не тороплюсь, хочу, чтобы она сама бросилась мне на шею!
— И как?
— По-моему, она уже близка к этому, а у меня всё недостаёт времени.
— Займись, эта связь тебя не унизит, и арийская кровь не пострадает. Прекрасная женщина!
— Нравится? — снисходительно спросил Ганс.
— Не скрою, очень! Красива необыкновенно и прекрасно воспитана…
Шварц громко захохотал, и когда смех начал иссякать, доверительно сказал:
— Всё это так, но она по-детски наивна. Глупенькая девчонка! Мечтает о настоящей, большой любви, о замужестве. Романтична и экзальтирована. Нет у неё чувства меры!
— Зато у неё в избытке есть всё остальное, чем привлекает нас женщина! А что касается замужества, надеюсь, ты не выдал ей аванса.
Друзья рассмеялись.
Новый командир роты
Полицейская карательная рота, сильно поредевшая, получила пополнение за счёт военнопленных и «добровольцев» из местного населения.
Позорная вылазка в Медведевку заметно охладила пыл карателей, их репутация была сильно подмочена.
Рота гудела, как растревоженное осиное гнездо. И в это время в ней появился новый командир — капитан Крылов. Злые языки поговаривали, что у капитана очень серьёзные нелады с большевиками, но толком никто ничего об этом не знал.
Новый командир за дело взялся рьяно. В роте был установлен строгий порядок. Подъём, физзарядка, утренний осмотр, занятия, дежурства, работы, вечерняя прогулка и отбой — всё это отмеривалось распорядком дня точно, как маятником время.
Некоторым служакам строгости не понравились — кончилась разгульная, пьяная жизнь, бесцельные шатания по городу в поисках приключений. Но недовольные помалкивали: капитан не производил впечатления человека, с которым можно не считаться. Даже его внешний вид внушал чувство уважения, смешанное со страхом. Глядя на него, и у самых отчаянных пропадала охота делать что-либо не так. Тёмно-русый, выше среднего роста, широкий в плечах, всегда серьёзный и строгий, Крылов производил впечатление энергичного, точного и аккуратного человека. На лицо его ярких красок у природы явно не хватило. Крупное, чистое, с круглыми серыми глазами, оно привлекало лишь безыскусственной простотой и какой-то необыкновенной силой, которая, казалось, как мастичная печать на гладкой светлой бумаге, лежала на лице спокойно и непоколебимо. Было непонятно, когда этот человек спал, — он появлялся в роте перед подъёмом, а уходил домой только после отбоя. Вникая во все дела подразделения, новый командир не уставал повторять, что мелочей в военном деле не бывает, а пренебрежение к так называемым мелочам часто стоит человеку жизни.
Среди полицейских заметно укрепилась дисциплина, прекратились бесчинства по отношению к населению города.
Имея большой опыт строевой работы, Николай чувствовал себя в роте как рыба в воде. Иногда ему казалось, что он, как было совсем недавно, командует маршевой ротой в запасном полку и те же ребята — воронежские, тульские, смоленские и рязанские, сибиряки и уральцы. — которых он готовил к боям с фашистами, устроили мрачный маскарад с переодеванием и собрались здесь. А жизнь в роте била ключом. Сколотив отделения и взводы, Николай взялся за наведение образцового порядка в казарме. Ежедневно в сопровождении дежурного офицера он обходил своё небольшое хозяйство и всё придирчиво осматривал. У него хватало терпения заставлять по шпагату выравнивать койки, тщательно заправлять постели, драить до светло-жёлтого цвета деревянные некрашеные полы, мыть окна, протирать от пыли мебель. Но этого ему было мало. Солнечно-зеркальный свет излучали пуговицы и пряжки на тщательно отутюженном обмундировании, сияли до блеска начищенные сапоги.
Новый командир явно лез из кожи, чтобы привести роту в состояние, отвечающее изысканным солдатским вкусам майора Шварца, который очень любил чистоту и порядок. «Чистота, порядок, дисциплина — вот всё, что требуется от вас, и всё будет хорошо!» — любил повторять он своим подчинённым.
До коменданта быстро дошли слухи о похвальной деятельности и способностях капитана Крылова. Это обрадовало его, и ему захотелось на всё взглянуть самому.
На инспектирование полицейской карательной роты майор Шварц отправился в сопровождении комендантского взвода, играющего две роли — охраны его персоны и поднятия авторитета, и переводчицы, которая, кроме своих обязанностей, должна была радовать глаз и веселить сердце коменданта.
Машина, отражающая все краски солнечного зимнего утра, остановилась посредине двора, и первое, что увидел Николай, было милое и до боли родное лицо Наташи.
Уходя на задание, Николай знал, что ему предстоит встреча с женой, но всё-таки на какую-то долю секунды не совладал с собой. От Шварца не ускользнула эта деталь, но он был так далёк от истинных причин замешательства командира роты, так был самонадеян и спокоен за Наташу, что тут же, после рапорта, с самым безмятежным видом представил ему переводчицу:
— Вот, господин капитан, рекомендую — фрау Наташа! — Ганса распирало от удовольствия и гордости: такая прекрасная женщина принадлежала ему!
Взгляды Наташи и Николая встретились. Теперь он был непроницаем, а она кокетливо улыбнулась и сказала ему по-русски:
— Здравствуйте. Мне очень приятно. Надеюсь, мы будем друзьями.
Она сказала это может быть только чуть-чуть теплее, чем требовали обстоятельства, но Николай её понял. Сказала и весело засмеялась.
Как ни сдерживался капитан Крылов, всем было ясно, что Наташа произвела на него неотразимое впечатление. Во время обхода казармы, выбрав подходящий момент, Шварц доверительно спросил:
— Как моя переводчица? Не правда ли — хороша!
— Она просто прелесть! — чистосердечно ответил Николай. Подошла Наташа. Она, казалось, расцвела. Столько любви и радости было в её взгляде, что Николаю опять стало не по себе.
— Но вы ничего не ответили мне, — обратилась она уже по-немецки.
— Разве у вас мало друзей? — скрывая радость, спросил Николай.
— Много, но настоящий бывает единственный, — ответила она и так посмотрела на Ганса, что он задохнулся от восторга.
— Как она непосредственна и мила! — не удержался Ганс.
— У вас тонкий вкус, господин майор, фрау Наташа действительно необыкновенная женщина.
Осмотр прошёл без сучка и задоринки. Комендант был поражён чистотой и порядком.
— О! Господин Крылов, я вполне, я очень удовлетворён и приятно удивлён состоянием подразделения. Вы прекрасно понимаете немецкий порядок и не теряли время даром. Похвально и достойно подражания!
— Рад стараться, господин майор, — с готовностью ответил Николай.
В заключение инспекции был проведён строевой смотр, который ещё более улучшил настроение коменданта. Он произнёс перед строем небольшую речь и, довольный увиденным, благополучно отбыл.
Николай распустил строй, ушёл к себе в кабинет и задумчиво замер у окна.
За ночь зима опушила землю, крыши домов и ветви деревьев лёгким искристым снегом, и, как в старой доброй сказке, всё преобразилось вдруг. Деревья, ещё недавно серые, стыдливо-голые, стояли теперь, как невесты, — в белых венчальных платьях, загадочные и красивые. Дома надели на себя тёплые, мягкие шапки. Даже облака, неугомонной, беспорядочной стаей пробегающие над городом, казались не такими, как вчера, — более светлыми и весёлыми. И солнце стало ярче и холоднее.
