Александр Авраменко - Огненное лето 41-го
У нас многие — паникёрство, конечно, но что поделаешь? — даже вовсе сомневаться начали, знают ли в Москве о том, что у нас творится? Как немцы с утра до ночи над головами висят, бомбы без перерыва на нас сыпят? Как прут на Восток, ни с потерями, ни с сопротивлением не считаясь? Горько было на душе, ой, горько…
А ещё мне запах запомнился. На всю оставшуюся жизнь, наверное, запомнился, как то, что я у озера видел. Сорок первый пах горячим железом, кровью, порохом и горелым человеческим мясом. Нас в тот день на станцию повезли, технику новую получать. Сколотили из таких как я окруженцев, госпитальщиков или просто «безлошадных» новый танковый полк, и повезли на грузовиках.
Приехали в аккурат после налёта. Немцы только отбомбились, улетели, мы в самый разгар и прибыли… Вагоны пылают с людьми, везде раненые стонут, кричат, врачей просят, просто помощи хоть какой-то. Кровь везде, куски тел, фугасами разорванных. Стекла битого море, железо рваное…
Наши новенькие «тридцатьчетвёрки» тоже там. Стоят на платформах и весело пылают у нас на глазах, да так, что и не подступишься. Какой-то идиот состав вдоль эшелона с цистернами поставил, так что сами понимаете, что там творилось. Какое там тушить… Посмотрели мы, как наши танки горят… не поверите, некоторые ребята даже заплакали. От злобы бессильной, что не можем мы в них сесть и так по фашистам ударить, чтобы бежали они с Советской земли, маму родную позабыв…
В общем, глянули мы на это дело и назад побрели. Пешком, поскольку транспорт наш под раненых отдали. Немцы ведь не только топливо и танки спалили, они, гниды, ещё и эшелоны с беженцами накрыли. Народу погибло — ужас! Женщины, дети, старики… Наши экипажи ведь не только на горящие машины смотрели — как увидели, что к технике не подступиться — бросились людям помогать. Раненым первую помощь оказывали, носилки таскали, там я с Таней снова и встретился…
Услышал, стонет кто-то за запасными путями, и побежал на голос. Только и десяти метров не пробежал, как обо что-то круглое споткнулся. Подниматься стал, под ноги взглянул — и обратно сел…
Голова это её была, Танина, в смысле, голова. Отрезанная. Причём так аккуратно, что ни чёрточки не тронуло, ни ссадинки на щеках, ничего — только испуг на лице написан — и всё. Словно бритвой срезало, стеклом, как я теперь понимаю. Выбило взрывной волной — да и… Сам ведь не раз чертежи в училище битой лампочкой подчищал…
А тело её не нашёл, сколько не искал…
Пришли обратно в часть, а нас уже ждут. Дали всем по винтовке, патронов россыпью — и вперёд, в окопы. Пошли, конечно, приказ есть приказ. Только далеко опять же не ушли — догнал нас какой-то генерал на «эмке» и велел назад в казармы возвращаться, причём немедленно. Одно слово, бардак!
Хотя он-то как раз правильно рассудил танкиста сколько учить надо? Отож! А нас, специалистов, причём не военного ускоренного выпуска, а полнокровного курса танкового училища, вместо пехоты в окопы. Дурость! Так что спасибо ему огромное, сообразил.
А в расположении нас снова на машины и на следующий день — на поезд. В Ленинград, на Кировский завод, новые «КВ» получать. Так что едем почти комфортно, из теплушек на народ смотрим. Страшное, я вам скажу, зрелище: беженцы бесконечной чередой, колонны солдат, истребительные отряды на мостах.
И налёты. Пока от фронта не отъехали — раз по десять-пятнадцать за день из вагонов прыгали, нескольких ребят прямо возле насыпи похоронили. Меня Бог миловал — может, посчитал, что мне пока землянки с гранатами с лишком хватит, а может… нет, не буду задумываться, а то и жить не захочется.
И вот еще что страшно на каждой станции беженцы в вагоны рвутся, НКВДэшники и охрана их отгонять не успевают. Лезут все подряд, но я их понимаю: кому же охота под врагом оставаться Всякого насмотрелся, пока по тылам немецким шёл…
Но иногда и откровенная мразь в пути попадалась. Раз стоим где-то под Лугой, вдруг слышим — шум, крики. Бежит один фраер. В пиджачке кургузом, в кепочке, фиксой золотой сверкает. А в руке — нож. Финка, лезвие ещё такое хищное. Не понял вначале, что эшелон воинский, и к нам в теплушку с разбега вскочил. А как разобрался, сразу этим пером дневального в спину. И назад. Далеко, правда, не ушёл успел я ему свою «камбалку» знаменитую в спину вогнать…
Тут и милиция подбежала. Оказывается, какой-то «блатной», и немалой иерархии у них. Мне начальник уголовного розыска даже благодарность объявил. Ну, а от Луги до Ленинграда — совсем рядом, шесть часов на поезде. Почему так долго? Так все пути составами забиты, да и бомбёжки тоже своё дело делают, так что это еще и не долго.
Добрались, наконец. В городе нас прямо на вокзале в грузовики — и на Кировский. Новенькие танки получили, на платформы загнали и без задержек — обратно. Танки отдельно, мы в теплушках. Едем — и прямо в дороге танки до ума доводим. Да нет, какой саботаж, просто обычная военная спешка там болтик не до конца завернули, тут рацию забыли подключить. Да и дорога быстрее движется, когда делом занят.
Ночью паровоз шурует, только искры из трубы летят, а днём где-нибудь на полустанке становимся, сети маскировочные натягиваем, и начинается ПХД, парко-хозяйственный день по-нашему, по-военному.
Крутим, чистим, проверяем. Чтобы сразу с платформ — в бой. Чтобы — смерть фашистам! Ну, а кроме всего прочего, ещё и учимся владеть новыми машинами. У нас ведь как? Половина на «Т-26» обучена, кое-кто — как я, например — с двадцать восьмых пересажены. Ну а остальные — и того хуже с плавающих «Т-37» да «Т-40» направлены.
По пути и по подразделениям разобрались. Командир наш комбриг Григорьев. Почему комбриг? А его из лагеря только перед самой войной выпустили, оправдали. Так что он даже переаттестацию пройти не успел, как война началась. Но мужик — грамотнейший! С Тухачевским не раз по поводу идиотизма маршальского спорил, за что и пострадал — успел тот, сволочь, донос написать. А теперь разобрались, что не виноват, вот и оправдали полностью.
Так вот, он мне начальником штаба предлагал стать, но я отказался. Не моё это дело бумажки перебирать, уж лучше я с ребятами, под бронёй. Тогда он мне опять батальон дал, только первый на этот раз. И машинку я сразу себе присмотрел, ещё на заводе. Отошёл, извиняюсь, отлить, да заплутал. И попал на задний двор, где образцы новой техники стоят.
Меня, конечно, охрана сразу за жабры — ходи сюда! Ну, разобрались, слава Богу. А я как его, танк мой будущий, увидел, так и ахнул обычный вроде «КВ», только пушечка у него того, нестандартная. «Эф-34». Их там всего два стояло, ну я один и выпросил…
Так что, держитесь, фрицы, русские идут! Поскольку агрегат сей не в пример мощнее обычной «Эльки», что на остальных машинах стоит. Ну, а снаряды всегда найти можно…
В общем, едем и думаем, куда попадём. Бои везде страшные идут, в сводках каждый день только и слышно оставили один город, отошли от другого. Ломит немец со страшной силой, ни секунды передышки не даёт, чтобы задержать его, отдышаться да в ответ ударить. А состав, чем ближе к фронту, тем медленнее ползёт… С начала войны уже почти месяц, а я только два дня и воевал…
И, главное, куда едем непонятно — сведений-то никаких. Это уже потом выяснилось, что направили нас, согласно директиве Верховного Главнокомандующего от 14.08.1941, в распоряжение вновь образованного Фронта резервных армий под командованием генерала Богданова.
Но, как бы ни было, добрались, 16-ого в Ельню прибыли. Прибытие нам всем очень даже хорошо запомнилось, поскольку выгружали нас под бомбёжкой. Немец тогда к Смоленску изо всех сил рвался, вот и старался, бомб не жалел.
Одним словом, прибыли мы с почетным эскортом и салютом сверху «юнкерсы» и «хейнкели» бомбят, снизу зенитки и пулемёты захлёбываются. Только нам не до того было, нам главное эшелон успеть разгрузить, танки не потерять… Удалось! Только две машины потеряли, прямое попадание, тут уж ничего не поделаешь…
Прямо с вокзала рванули через весь город в леса, где нам район дислокации отвели. И только на месте нам приказ о создании Можайской линии обороны и зачитали. Давно я ничего подобного не видел: столько народу и техники согнали!
Сами посудите: раньше одна, максимум две свежие дивизии придут — их сразу в бой! Не разбирая, стоит ли их вообще туда посылать, и есть ли в этом смысл? Без авиационного прикрытия, без артподготовки, цепями на пулемёты или под гусеницы. Доходило ведь до того, что солдатики на танки в рукопашную шли! Мне один лейтенант пехотный рассказывал, как их с полком послали немцев задержать, и даже гранат не дали. И чем им фашистов останавливать? На штыки панцеры нанизывать? Или прикладами глушить?
Хорошо, командир их с испанским опытом оказался! Послал ребят на местную нефтебазу и стекольный завод. Привезли ему бензина, бутылок пустых несколько грузовиков. Только так и выполнили приказ: в бутылки бензин разливали, да этой стеклянной «артиллерией» танки останавливали.
