Игорь Моисеенко - Сектор обстрела
Он снова схватился за трубку:
— Грищенко, начальника канцелярии ко мне. И дознавателя… Вызывай, я сказал! Ночь у него… Ладно, дознавателю я сам позвоню. Начальника канцелярии с ключами, ко мне! Немедленно!
Лебедева он нашел на удивление быстро. Но как же долго он ехал? Пока особист поднимался в кабинет, военком успел в свете прожекторов «полюбоваться» его «Москвиченком». Солдаты обступили еще давеча новенькую машину и оживленно, видимо не без удовольствия, обсуждали вмятину в заднем крыле.
— Куда эт ты вперся? — не отрываясь от зрелища, вместо приветствия выдал майор.
— Денек сегодня… Представляешь, только я цветы купил, на Ленина, сопляк какой-то… на своем дрючке дохлом, на красный. Я даже испугаться не успел.
Военком неодобрительно покачал головой:
— Бухой наверное?..
— Скорее всего. Так смылся ж, щенок. Я даже номера срисовать не успел.
— Смылся?.. От тебя!? — майор не смог сдержать иронии. — О, молодежь! О, поколение растет. Офицера спецслужбы обставил!
Лебедев отреагировал без эмоций:
— Ты посочувствовать меня из-под одеяла выволок? Выразить соболезнования, да?
— Ага, мне ж тут без тебя — скука зеленая.
— А тещу не пробовал среди ночи поднять?
— Ага, в канун Восьмого марта, да? Ты Гоголя начитался? Против ночи такой шабаш устраивать.
— А…а. По утрам варенички, значит, мамины потребляем. А к ночи она сила нечистая? Большой ты оригинал, Михалыч… Михалыч, а ты икону, — Лебедев кивнул на портрет министра обороны, — Дмитрий Федорыча не пробовал под подушку класть?
— Ой, ой, ой. Посмотрим, как ты запоешь, когда женишься.
— Ладно, давай думать: делать что будем.
— А чё его думать, опровержение слать надо. Я без тебя на «Рубин» не выйду.
— А если все это правда?
— А подпись липовая?
— А ты уверен?
— Дык, главврач второй день, — военком запнулся. — Третий уже, на пленуме.
— Ну, так это дознавателя дело. Чего ты меня-то поднял?
— Ты хочешь меня на пенсию отправить, да? Не, ну я могу дознавателю сообщить… Конечно! Дознавателю! Кому ж еще? Если у меня друзей не осталось. Хоть звездочки мои пожалей. Что если этот боец утром уже из части смоется?..
Лебедев глянул на военкома с ироничной ухмылочкой.
— Лыбится он. Чё ты лыбишься? Щас я покажу тебе…
Военком принялся рыться в бумагах.
— Щас… Та, где ж эта бумажка? Короче, приказ пришел: усилить контроль за отпускниками и комиссованными.
— Да, знаю я этот приказ, не ищи, — остановил Лебедев военкома.
— А, знаешь?.. Там еще про обоснования… отпусков помнишь?
Лебедев кивнул головой. Майор снова подошел к окну. Во дворе, в свете прожектора призывники принимали от своего неуверенно балансирующего на заборе товарища бутылки сомнительного содержания. Военком уже устал устраивать разносы подчиненным. Да и не кстати было сейчас:
— Как думаешь, в связи с чем это?.. Афган?..
Лебедев тоже ответил вопросом:
— А тебе положено думать?..
— Мне кажется, это как раз тот случай…
— А этот Белоград у тебя призывался?
— Да хрен его знает. Сейчас еще только архив осталось поднять.
— И куда ж ты смотрел?
Майор вскипел внезапно для себя:
— А ты сядь тут рядышком и попробуй вместе со мной эту пиратскую банду отправить… — и добавил после паузы. — Коньячку дернешь?
— Ладно… давай… по тарелке не размазываем. Номер части?..
Глава двадцатая
Тахир проснулся от шума скрипнувшей двери во дворе. ТТ всегда, даже ночью, находился при нем. Он взвел затвор пистолета и приготовился встретить любую опасность. Но в гостиную вошел помощник.
— Дантес в Асадабаде, гумандан-саиб.
— Ты считаешь, эта причина достаточна, чтобы будить меня, венценосный?
Фархад дополнил:
— Шахил передает: вертолетный полк поднят по тревоге. Около батальона шурави грузятся в вертолеты.
— Вертолеты!??
— Вертолеты, саиб.
— И Дантес в Асадабаде… Где твои люди?
— Уже готовы к выступлению.
На размышления не оставалось времени. Тахир приказал:
— Немедленно на позиции! Связь, ко мне!
— Связист уже здесь.
Осведомленность Фархада порой ошеломляла. Тахира давно терзали подозрения в отношении помощника:
— Ты откуда знал, что мне рация понадобится?
Фархад покорно склонил голову.
— А зачем мне понадобится рация, ты тоже знаешь?
— Людей из Пакистана видели кочевники, — пояснил Фархад.
— Не ты ли их послал?
Фархад снова опустил глаза в глиняный пол:
— Я только восхищаюсь твоим замыслом, гумандан-саиб…
— Я ты знаешь замысел?..
— Ты хочешь заставить их отступать по ущелью. С людьми из Пакистана мы выполним твой план — ни один шурави отсюда не уйдет.
— Да…а, Фархад, непростой ты человек.
— Я только служу тебе, гумандан-саиб.
"Мудрая змея под одеялом лучше тупого осла в загоне", — который раз отметил про себя Тахир. Вслух же он отдал распоряжение:
— Выводи людей, половину своих направишь к выходу из ущелья по левому хребту. Пусть только высадятся. Назад ни одна неверная собака отсюда не выйдет. Пусть подойдут Мирзахан и Вахед. И связь ко мне…
Тахир намеренно устроил такой демонстративный сбор повстанцев со всей округи. Шурави не могли не заметить этой подготовки. Чуть ли не в каждой деревне у царандоя были свои люди. Большинство из них давно уже были известны. Но, до поры до времени, Тахир приказал их не трогать, резонно рассуждая: в доме должна быть только одна крыса, и хороший хозяин должен знать, в каком углу она роет. А руки чесались у многих.
В том, что разведка донесет Дантесу, что на соединение в Хару идут моджахеды со всей провинции, Тахир не сомневался. Это и должно было привлечь полковника. Справиться с ними всеми сразу сил у Дантеса предостаточно. Вот только подход отрядов из Пакистана должен был остаться для шурави незамеченным. Даже в самих этих отрядах ни один правоверный не знал, зачем его подняли среди ночи и куда приведет их суточный марш при полной боевой выкладке. Только направление движения могло подсказать самым опытным моджахедам — шли в сторону Асадабада…
…Город казался брошенным. Даже луны в небе не было. Асадабад освещали только звезды. Только шурави в своем болоте копошились.
Рядом с техническим парком, вздымая в небо тучи пыли, выстраивалась колонна транспортной техники. Командир взвода специального назначения старший лейтенант Янишин знал: транспортной только пока что. Там, внизу, в боевых машинах, при погашенных фарах и не заведенных двигателях, сейчас замерли на своих местах в ожидании команды механики. А в десантах, в обнимку с оружием и вещмешками, наверняка, дремлет — пехота…
…Дантоев вместе с Озеровым и комбатом второго батальона наблюдали в бинокль за вершиной горы, что за рекой. Ждать обрыдло уже всем. Даже комбриг уже начал терять терпение. Он даже уже пожалел, что полетел в Асадабад, чтобы увидеть, как с горы подают моджахедам сигналы:
— А если мы с этой точки не увидим?..
— За постом наблюдают с двух сторон. В долине еще один взвод, — попытался успокоить Дантоева особист.
— А если он не просигнализирует, — высказал сомнения комбат.
— А что это меняет? — комбриг бросил взгляд на Озерова.
— Пехота уже на аэродроме. Синельников ждет команды, — доложил особист.
Звездочки на погонах в этом мраке было не разглядеть. Из темноты, как черт из табакерки, вынырнул неопределенного звания «Дежурный»:
— Товарищ полковник, разрешите обратиться к капитану Озерову?
Дантоев отвлекся от наблюдения, измерил взглядом офицера и кивнул головой. Дежурный извлек из рукава какую-то бумажку:
— Товарищ капитан, дежурный по бригаде передает, что по в/ч связи принял для Вас сообщение из Союза… "Начальнику особого отдела: Телеграмма на имя военнослужащего Белоград от 7-го марта о болезни его матери не действительна до окончания расследования обстоятельств ее появления". Подпись — Начальник особого отдела гарнизона номер… Лебедев.
— С каких погремушек по «Рубину» такой мусор передают?.. — возмутился Озеров, но бумагу у дежурного принял. — Что за чушь?
— Бред какой-то… — подбросил Дантоев.
— Я-то здесь, каким боком? — недоумевал Озеров.
Дежурный отрапортовал:
— Не могу знать, товарищ капитан, может, в связи с расследованием. Разрешите идти?
— Расследованием?.. Иди… Белоград… Белоград… Уж не тот ли самый Бело…
Но тут… Комбат заметил первым:
— Есть сигнал!
На вершине горы несколько раз загорелся и потух фонарь.
Дантоев облегченно выдохнул:
— Все! — и добавил Озерову. — Можешь брать его. Комбат — выпускай своих гладиаторов!
Дизеля взревели тысячами лошадиных сил. Фары боевой техники вспыхнули почти одновременно.
