Павел Гусев - В тылу врага
— Не возражаю принять в отряд таких молодцов, но это надо согласовать и с сельсоветом и с объединенным штабом брянских партизан. Ведь вы тоже партизанское формирование.
Такое согласие было получено. Петр Чикаберидзе и еще десять красноармейцев-артиллеристов, оказавшихся в окружении и пробравшихся в брянскую партизанскую зону, были зачислены в наш отряд. Так началась их новая, партизанская жизнь.
В тот же день Голубовку посетили командир и комиссар объединенных партизанских отрядов брянской зоны Емлютин и Бондаренко. Они сообщили об усилившейся подготовке противника к наступлению на брянскую партизанскую группировку и определили каждому отряду, прибывшему в южную часть Брянского леса, объект или населенный пункт для обороны. Нашему отряду предстояло «оседлать» дорогу под Суземкой, идущую на Брянск через лес, контролируемый партизанами. В райцентр Суземку прибыло крупное вражеское формирование с задачей очистить от «лесных бандитов» эту дорогу, необходимую гитлеровцам для перегруппировки войск и снабжения фронта боеприпасами и продовольствием.
Когда сгустились сумерки, мы заняли боевой рубеж. Основными силами отряда прикрыли хутор, расположенный на опушке леса, а в километре от него, на первую от леса высотку, выслали засаду — взвод под командованием Чикаберидзе. Его усилили тремя пулеметными расчетами и пятью автоматчиками из других подразделений. Всем срочно сшили маскхалаты из трофейных простыней.
Враги не заставили себя долго ждать. На рассвете Чикаберидзе увидел группу всадников, приближавшихся к высотке. Он послал связного к Исаеву. Не заметив партизанскую засаду, вражеские конники направились в хутор. Приблизившись к нему, немцы открыли огонь из автоматов. Бойцы группы Лепкова, замаскировавшиеся в подворьях, не раскрыли себя. Вражеские разведчики осмелели, подъехали к крайней хате, громко постучались. В калитку робко высунулся старик в рваной шубенке, в ветхих валенках. Один из конников спросил его на ломаном русском языке:
— Кте есть партизанен?
— В хуторе партизан нет, — ответил старик, пнув ногой лаявшую собачонку пытавшуюся защитить его от непрошеных гостей.
— Вгешь, стагый собак! — кричал гитлеровец. — Если обмануль, мы тепе гастгеляй… Пук, пук! — И он приставил ко лбу старика пистолет.
— Да нет же, нет у нас партизан. Вот те крест, — испуганно закрестился старик.
Эту роль мастерски сыграл партизан Корнюшин. Его худощавое, бледноватое лицо, борода, позаимствованные у хозяев хаты изрядно поношенные деревенская обувь и одежда, — все это убедило оккупантов, что перед ними больной старик.
О чем-то поговорив между собой по-немецки, вражеские разведчики пошли в глубь хутора. Через некоторое время они вернулись. Трое из них помчались обратно, в направлении Суземки. Остальные пятеро, остановившись у той же крайней хаты, спешились. Оставили на посту одного солдата, вчетвером направились к входной двери, громко постучали в нее. Теперь на стук вышла женщина. Широко раскрыв дверь, она выскочила во двор.
В темных сенях все четверо гитлеровцев были схвачены и связаны партизанами отделения Корнюшина из группы Лепкова. Они же сняли без выстрела и вражеского постового, выставленного у хаты.
— Эй, Сухих, подмени-ка немецкого часового, замерз бедняга, — весело скомандовал Лепков.
— Слушаюсь, товарищ командир! — Сухих быстро надел форму немецкого солдата и стал на пост на том самом месте, где две-три минуты назад стоял фриц.
А трое разведчиков противника, возвращавшихся из хутора в Суземку, миновали засаду Чикаберидзе, опять не заметив ее, помчались галопом, чтобы скорее доложить своему командованию результаты разведки.
Не прошло и часа, как в километре от засады появилось до сотни фашистских конников. Тотчас же снова помчался по извилистому оврагу конный связной к Исаеву. Тем временем враги приближались к засаде. Как только их конники прошли гребень высотки, в полукилометре за ними показалось около тридцати подвод с пехотой, по пять-шесть человек на каждой.
— Без команды огня не открывать! — скомандовал Чикаберидзе. И, успокаивая волнение бойцов, добавил: — Не уйдут, гады, всех здесь уложим!
— Это уж точно, товарищ лейтенант! — весело сказал командир пулеметного отделения Дмитрий Швецов.
Чикаберидзе, волнуясь не меньше других, наблюдал в бинокль за вражеской конницей, уже приближавшейся к хутору. И вдруг на нее обрушился откуда-то шквал огня. Только после боя Чикаберидзе узнал, что врагов, даже не успевших развернуться для боя, поливали свинцовым огнем бойцы групп Морозом и Лепкова.
Вражеские кавалеристы спешивались, а их перепуганные лошади бежали в лес.
Взвилась красная ракета — сигнал для Чикаберидзе. Все его пять пулеметов одновременно ударили по пехоте врага и по его обозу. Не выдержав мощного огня партизан, и конница, и пехота противника обратились в бегство. Их командиры пытались удержать своих солдат, но остановить их не могла уже никакая сила. До Чикаберидзе донеслось мощное «ура»: основные силы отряда начали преследование врага. Противник отступал не по дороге, а прямо по заснеженному полю, стремясь выйти из-под прицельного огня партизанской засады. Наблюдая за боем в бинокль, Исаев заметил это, подозвал меня к себе:
— Гусев, голубчик, проскочи по опушке к Темникову. Пусть выдвинет станковый пулемет вон туда, на бугорок. Надо, чтобы ни один фриц не ушел!
Я поскакал к Темникову на «штабной» кобылице. Через некоторое время пара резвых лошадей вынесла на этот бугорок расчет станкового пулемета, установленного на санях. И он начал разить фашистов, помогая засаде Чикаберидзе.
Взвод Чикаберидзе уничтожил до роты гитлеровцев, захватил три пулемета, десятки винтовок, автоматов, большое количество патронов и другие трофеи. Наиболее важными для Чикаберидзе были полтора десятка трофейных упряжек. Новички «приобрели» в этом бою себе транспорт. После боя Исаев похвалил Чикаберидзе:
— Молодец, грузинская твоя кровь! Ведь надо так хорошо замаскироваться, что противник дважды рядом прошел мимо засады и не заметил. Считай, лейтенант, что сегодня ты принял боевое партизанское крещение! — Он пожал Чикаберидзе руку и, обернувшись к стоявшему рядом Черникову, приказал:
— Начальник штаба! Подготовьте приказ: объявить благодарность командирам и бойцам, отличившимся в этом бою. Не забудьте отделение Корнюшина, пленившее четырех немцев.
В это время Корнюшин и еще трое партизан везли связанных пленных в штаб Емлютина.
После этого боя оккупанты больше не пытались прорваться в лес по суземской дороге.
В конце марта мы сдали обороняемый участок батальону из отряда Гудзенко и заняли поселок Нерусса, стоящий на берегу речки с таким же названием. Относительное затишье мы использовали не только для передышки, но и для того, чтобы привести в порядок наше хозяйство. Ожила кузница на окраине поселка: надо было перековать лошадей, подремонтировать летний транспорт, укрыть под навесы сани.
Наконец-то наступили теплые дни. Запоздалая весна брала свое. Быстро таяли глубокие снега, бурными ручьями уходила в низины талая вода. Кое-где из-под таявшего снега виднелись повозки, брошенные осенью отступавшими войсками. Почти неделю мы собирали и ремонтировали их. Одновременно с этим приводили в порядок оружие.
В отряде у нас был воентехник Иван Васильевич Травин, кадровый военный из окруженцев. Он родился и вырос в Ивановской области. Об этом можно было догадаться по его своеобразному «оканью», хотя уже больше пятнадцати лет он не жил в родных краях, находился на военной службе в разных концах страны. Войну встретил начальником боепитания стрелкового полка. Словом, с большим опытом специалист. В помощники Травину назначили молодого бойца Николая Курчина, работавшего до службы в армии дежурным слесарем на железнодорожной станции Волга в Ярославской области. Это был двадцатилетний юноша, с каштановыми курчавыми волосами. О том, что этот парень не относился к «неженкам», говорили его большие сильные руки, развитые постоянным физическим трудом. Став в отряде оружейным мастером, в свободное от боев время он ремонтировал пулеметы, автоматы и винтовки, а во время боев всегда находился в боевых порядках, отличаясь храбростью, находчивостью и меткостью ведения огня из самозарядной винтовки, с которой он пришел в отряд из окружения.
В отряде не было взрывчатки и мин. Травин взялся выплавлять взрывчатые вещества из авиабомб и снарядов, обнаруженных им в лесу, недалеко от поселка, оставленных нашими войсками при выходе из окружения. Сначала он занимался их обезвреживанием — небезопасным извлечением взрывателей. Свой «цех» по выплавке взрывчатки Травин разместил на безопасном расстоянии от поселка. На нескольких земляных топках он установил котлы, сделанные из бензиновых бочек. На слабом огне в них кипела вода. Чтобы бомбы или снаряды, погруженные в котлы, не нагревались свыше температуры кипящей воды, на днища котлов уложили деревянные решетки. Как только взрывчатка расплавлялась он и Курчин выливали ее в деревянные формы. Через несколько часов из них вынимались затвердевшие слитки, похожие на тол, весом до шести килограммов.
