Валентин Стариков - На грани жизни и смерти
— Аппараты к выстрелу приготовить! Боцман, всплывать под перископ! — разнеслись по кораблю команды.
В лодке все в миг пришло в движение. Как будто только и ждали этого сигнала. Столько было нетерпения, что мне казалось, будто лодка всплывает слишком медленно. Наконец стрелка глубиномера показала нужную глубину. Я нажал кнопку, и стальной ствол перископа с шумом пошел вверх. Быстро откинув рукоятку нижней головки перископа, я развернул его в том направлении, где был обнаружен шум.
Над морем уже висели сумерки, и только через несколько секунд глаза, привыкнув к темноте, смогли разглядеть темные контуры двух транспортов. Они едва различались на свинцово-сером небосклоне. Рядом виднелись чуть приметные точки — корабли охранения.
«Ударить сразу по двум транспортам!» — мелькнула мысль. Опустив перископ, я приказал увеличить ход, и мы уверенно начали сближение с противником. Лебедев теперь уже ясно различал шумы винтов, мы ориентировались по ним и лишь время от времени на Пару секунд поднимали перископ для контроля.
Подошло время ложиться на боевой курс. Снова подняли перископ. Дистанция заметно уменьшилась, но до головного транспорта, который я решил атаковать первым, было еще далеко. Быстро уточняем элементы движения цели, курсовой угол и скорость. Все действуют четко и слаженно. Увеличиваем скорость.
Смотрю в перископ. До залпа остается совсем немного. Мы сближаемся с противником, уже не опуская перископа из опасения потерять цель из-за наступающей темноты.
— Хорошо слышу шумы винтов сторожевых кораблей и охотников, — громко доложил Лебедев и дал семь различных направлений. Щекин тотчас же передал мне все данные и нанес их на карту.
В запасе еще несколько секунд. Сумерки сгустились, все труднее различать транспорты.
Больше нельзя выжидать, в темноте легко потерять цель. Последний взгляд в перископ: нос транспорта медленно вошел в окуляр перископа… Форштевень… Полубак… Передняя мачта с грузоподъемными стрелами…
— Пли!
И почти в тот же миг лодка слегка дрогнула и пошла на всплытие.
— Идти на глубину! — резко крикнул я Смычкову. Но Смычков и без того знает, что нужно делать. Еще мгновение, и лодка медленно пошла вниз.
Все затаили дыхание. Сейчас должен раздаться взрыв. Но что это? Прошла минута, вторая — взрыва нет. Снова всплыли на перископную глубину. Подняли перископ, и я не верю своим глазам: головной транспорт лежит на новом курсе и довольно быстро удаляется от нас.
— Уклонился, сволочь! — Я в бешенстве стукнул кулаком по глубиномеру. Зазвенело осыпающееся стекло. Нельзя терять ни секунды. Сильно закусив губу, не обращая внимания на тревожные доклады Лебедева 6 том, что корабли охранения врага приближаются к нам, в пылу азарта быстро рассчитываю новый боевой курс для атаки уже второго корабля. Он сплошной черной массой надвигается на нас. Сближение идет быстро. Уже можно хорошо различить его корпус и надстройку. Это крупный танкер, он глубоко сидит в воде.
«Ну, этого-то я не выпущу, что бы тут ни случилось, даже под бомбами».
— Аппарат, товсь!
Опускаю на несколько секунд перископ. Слышу доклад Лебедева: с кормы и с носа часть кораблей охранения пересекли наш курс, остальные продолжают приближаться.
Но в этот момент меня пугает только возможность второй неудачи, а не стая охотников за подводными лодками. Стыдно будет людям на глаза показаться, если опять выпустим противника.
Танкер продолжает идти вперед. Уже совсем темно, но черно-белый корпус его ясно вырисовывается на горизонте, особенно отчетливо видна белая надстройка на корме.
Аппарат… — даю предварительную команду, когда форштевень корабля входит в поле видимости. Замирает сердце.
Аппарат! — почти в тот же момент крикнули в центральном посту несколько человек, один громче другого, повторяя мою команду…
— Пли!
И в тот же миг:
Пли! — повторяют в центральном посту.
Толчок. Борьба за удержание лодки под водой.
Мощный взрыв торпеды глухо, но отчетливо прогремел за бортом.
— Взрыв! — радостно вскрикнули люди во всех отсеках.
— Леша, взрыв! — восторженно кричит Смычков. Но Щекин воспринимает это абсолютно спокойно.
— Спасибо за информацию, — подчеркнуто серьезным тоном говорит он, не отрываясь от журнала боевых действий, в котором делает записи. Выдержке Щекина можно позавидовать.
Через полторы минуты после взрыва я снова поднял перископ, чтобы выяснить обстановку. Горизонт был чистым, только низкая, еле заметная темно-бурая полоса повисла над морем.
Лебедев доложил, что слышит шум быстроходных малых кораблей, которые ходят переменными курсами.
«Прохлопали, а теперь мечутся, ищут… Ну, пусть ищут, не будем им мешать».
Мы ушли на глубину, уменьшили ход и легли на новый курс. Сейчас надо было незаметно для кораблей противника уйти как можно дальше и оторваться от преследования.
Свежий ветер и темная ночь, которые чуть было не помешали атаке, теперь были нашими союзниками.
Я направился в центральный пост, ко мне подошел Смычков.
— А все-таки жаль, что мы промахнулись по первому транспорту, вот был бы праздник!
— Согласен, но задача, по-моему, все равно решена успешно.
Смычков хлопнул себя по колену и весело сказал:
— Всплывем, дадим радиограммы, и к нашему приходу — поросенок на блюде. Живем!
У подводников установилась традиция: в честь экипажа, одержавшего победу, когда он возвращается на базу, устраивается праздничный ужин и на стол непременно подается целиком зажаренный поросенок.
В это время в соседнем отсеке раздался взрыв хохота.
— Что там происходит? — Я подошел к переборочному люку.
— Да вот, Морозов пусть сам расскажет, — сказал Тюренков, показывая на своего друга. Тот явно стушевался.
— Так что? — допытываюсь у Морозова.
Он помялся:
— Да ничего такого и не было, товарищ командир. Иду я как-то после вахты по территории нашего городка, слышу — свиньи хрюкают… Дай, думаю, загляну, посмотрю, сколько их там.
— Зачем вам это понадобилось? — удивился я.
— Да хотел для нашей лодки… для будущего, значит, успешного похода поросеночка подобрать. Ну, а тут, как на грех, командир базы капитан 3-го ранга Морденко:
— Зачем здесь?
— Ну, я и скажи. А он спрашивает:
— Выбрал?
— Нет еще, говорю.
— Ну, выбирай…
— Я и выбрал. Командир базы взял поросенка и на боку химическим карандашом написал: «М-171», номер нашей лодки, значит… Вот и все…
— А ты дальше расскажи, — прыснул Тюренков.
— Чего там рассказывать… — опять замялся Морозов, неодобрительно глядя на приятеля.
— Не хочешь — тогда я расскажу, — не унимался Тюренков.
— Расскажи, расскажи, — подзадорил я Тюренкова.
— Так вот, — засмеялся Тюренков. — Морденко и говорит ему:
— Твое желание я выполнил: поросенок будет вашим. А теперь так: если не хочешь, чтобы я рассказал твоему командиру, что ты по ночам где не надо шляешься, три раза в неделю приходи сюда уборку делать. Морозов было в пузырь:
— А до каких пор? — говорит. Ну, а тот отвечает:
— Пока своего поросенка не съешь.
— Ну, и долго пришлось убирать? — с сочувствием спросил я.
— Все время, пока стояли в базе, — грустно, под новый взрыв хохота ответил Морозов.
— Раз десять, — уточнил Зубков.
— А сегодня, как потопили транспорт, — продолжал Тюренков, — подходит ко мне Морозов и говорит:
— Ну, теперь, слава богу, моя свиная кабала кончилась!
Моряки опять расхохотались.
Я вернулся в центральный пост. Позади нас все еще были слышны винты нескольких быстроходных кораблей. Судя по шумам, направление катеров непрерывно менялось. Это означало, что катера потеряли нас.
— Очень хорошо, — сказал Щекин. — Теперь-то уже едва ли они нас найдут.
Чтобы быстрее оторваться от противника, я приказал увеличить ход.
Наши предположения подтвердились. Путь, по которому ходили корабли противника, теперь был установлен. Но как сумел отвернуть первый транспорт, почему торпеда не попала в него? Глядя на!боевую прокладку на карте, я искал ответ на этот вопрос. Анализ обстановки в момент встречи с противником показывал, что мы находились в точке, из которой вражеские корабли расходились по портам назначения. Торпеда по первому кораблю была выпущена в тот момент, когда он подходил к точке поворота и лег на новый курс, который вел в Петсамо, нарушив таким образом все наши расчеты. Если бы корабль противника уклонился, своевременно обнаружив опасность, то вторую атаку нам пришлось бы проводить в гораздо более сложных условиях, возможно, что и она была бы сорвана.
После ужина мы готовились к всплытию. Кораблей противника уже не было слышно, и все же предприняли все меры предосторожности. Двигатели кораблей противолодочной обороны не всегда бывают слышны на подводных лодках. Еще в первую мировую войну были известны случаи, когда в сумерках всплывающая подводная лодка подвергалась неожиданному нападению кораблей противника, которые «засекали» ее, шли за ней малым ходом и, пользуясь ее беспомощностью, в момент всплытия наносили по ней торпедный, таранный или артиллерийский удар. Были такие случаи и в эту войну. Я хорошо помнил о такой опасности и всегда при всплытии был настороже.
