Генрих Гофман - Герои Таганрога
История эта была тяжелая. Подполье было плохо организовано: люди проверены наспех, слабо знали друг друга. Василию неожиданно для него самого предложили остаться в Матвееве Кургане до прихода немцев. Он был утвержден в должности начальника штаба подпольной организации.
Конспирация подпольщиками почти не соблюдалась, о тайнике с оружием знали почти все. Не было ничего удивительного, что немцы на второй день после своего прихода уже обнаружили этот тайник. Один из подпольщиков оказался предателем и выдал немцам оружие. На собрании было решено из Матвеева Кургана уходить. Некоторые ушли в Шахты, другие подались через фронт к своим. Так курганское подполье перестало существовать.
Василий Афонов решил обосноваться в Таганроге. Он понимал, что не выполнил задания партии, и собирался организовать новое подполье, учтя все ошибки курганской организации. В Таганроге он вырос, здесь у него родственники, и ему нетрудно будет устроиться.
— Жить-то где будешь? — прервал его мысли Семен Терентьевич.
— Пока у сестры Евдокии в Перекопском переулке остановился. Там, наверное, и приживусь...
— Смотри... А то, если хочешь, у нас можно. Место найдется. У Евдокии и без тебя полно... Семья-то твоя у нее останется?
— За семью я спокоен. В тесноте, да не в обиде. Хорошо, что успел вовремя в Таганрог их перевезти. А вы-то почему здесь остались?
— Работали по эвакуации станков до последнего дня. А немец-то вдруг дорогу на Ростов и перерезал. Вот мы и застряли. А теперь голову ломаем, как жить дальше. Константин вон на завод собрался, — Семен Терентьевич зло усмехнулся. — А я не хочу — погожу...
— Да что вы, батя! Я не работать, я вредить им хочу! На улице кто-то листовки расклеивает, комендатуру взорвали, склады подожгли в порту. Люди головой рискуют. А мы что? Что дома можно сделать? Ждем, когда другие немцев погонят.
Осунувшееся лицо Константина, освещенное светом керосиновой лампы, зарумянилось.
Семнадцатилетний Андрей восторженно наблюдал за братом. Как губка, впитывал он каждое слово, брошенное Константином, и видимо, уже чувствовал себя одним из участников будущей битвы. Александр был намного старше и относился к обоим братьям снисходительно. Сосунки, мол, еще.
Отец внимательно слушал сына. Василий молча доедал вареный бурак.
— Молодец, Костя! — вдруг сказал он, отодвинув пустую тарелку. — Верно говоришь. Работать можно по-умному. Зачем дома сидеть? Иди на завод, а там и дело найдется... какое нужно.
— Иди, иди, сынок. Иди на завод. Глядишь, и отец одумается, — робко вставила мать.
— Не дождетесь! Лучше с голоду сдохну, а к немцу не пойду работать. У меня с ним еще с той войны дружба не склеилась, — с гневом проговорил Семен Терентьевич.
— А ты, дядя Семен, собираешься за Советскую власть бороться? — спросил Василий. — Или дома отсиживаться будешь?
— Я и борюсь... На немца работать не иду, голодать предпочитаю. Вот моя борьба.
— Кто же так борется? Надо посерьезнее что-нибудь придумать.
— Это уж ты, Василий, и придумай. Ты коммунист, руководство, ты и шевели мозгами, возглавляй. А я что? Я как все... — И Семен Терентьевич хитро посмотрел на Василия. — Эх ты, мать честная! — кивнул он на ходики, висевшие на стене. — Заговорились совсем. Новый год проглядели!
Стрелки часов показывали половину первого.
* * *Однажды вечером на западе вспыхнуло зарево большого пожара. Жители Таганрога думали, что горят какие-то склады. Но, кроме военных властей, только начальник полиции Стоянов да некоторые члены бургомистрата знали, что происходит. Зондеркоманда СС-10А по приказу штурмбаннфюрера Кристмана начала планомерное уничтожение «лишней части» населения.
Цыганский колхоз, располагавшийся в нескольких километрах западнее города, привлек внимание эсэсовцев. Они скосили пулеметным огнем женщин, детей, стариков и, заметая следы преступления, подожгли их дома и колхозные постройки. Бушующее пламя негаснущей зарницей осветило небо на горизонте.
...До комендантского часа оставалось каких-нибудь сорок минут, когда в Котельном переулке Николай Морозов лицом к лицу столкнулся с Константином Афоновым. Костя вынырнул из-за угла. Посторонившись, он хотел пропустить Николая, но тот остановился, удивленно спросил:
— Это ты, Афонов?
Скорее по голосу Константин узнал секретаря городского комитета комсомола.
— Здравствуйте! Это я, — ответил он, не протягивая руки.
Николай обратил внимание на его оттопыренное пальто.
— Что, опять голуби?
До войны Костя слыл ярым голубятником. Даже на комсомольское собрание, где его должны были принимать в комсомол, он принес за пазухой голубей и выпустил в окно целую стаю чиграшей и монахов.
— Нет. Не голуби это, — виновато улыбнулся Константин и поманил Николая пальцем.
Во дворе ближайшего дома, куда они зашли, он распахнул пальто. Отблески зарева сверкнули на вороненом стволе немецкого автомата.
— Вот они нынче какие голуби.
— Где достал?
— С пьяным румыном на валенки поменялся.
Николай глянул на ноги Константина и только теперь увидел, что тот топчется на снегу в одних шерстяных носках.
— Ты же простудишься. Пойдем, я тебя провожу немного. Нам, кажется, по пути.
Вместе направились они по темному переулку. Луна висела над городом в россыпи ярких звезд. На западе по-прежнему полыхал пожар.
— А ты не боишься? — вдруг спросил Николай. — За этот автомат немцы голову могут снять.
— Так ведь и за голубей не милуют. По приказу бургомистра всю стаю пришлось порезать. Даже пару «киевских», которых сам выкормил, и ту под нож пустил... Но ничего... Дорого им мои голуби обойдутся. Достану патроны и начну потихоньку постреливать.
— Костя, один ты с ними не справишься. Только беду накличешь. Надо товарищей подбирать. Тогда веселей дело пойдет.
— А у нас уже есть... — Константин запнулся, метнул в Николая испытующий взгляд: «Сказать или нет? А может, не говорить? С Василием посоветоваться? Зачем я ему автомат показывал?» Под ложечкой у Константина неприятно засосало.
— Ну, чего смолк? Теперь уж выкладывай начистоту.
Николай остановился и в упор рассматривал Константина.
На длинных ресницах парня искрился иней. Голову плотно облегал кожаный летный шлем. Вокруг шеи топорщился черный ворот свитера.
— Да нет, я вас знаю, чего же сомневаться? — неуверенно проговорил Константин. — Работаем мы сейчас на заводе. Работаем помаленьку. К людям присматриваемся.
— Кто это — мы?
— Ну я... И братья тоже. Андрейка с Александром. Заходите к нам, там и потолкуем. Что здесь на морозе говорить? Котельный, дом тринадцать. А сейчас идти пора. Патрульные скоро выйдут.
Но Морозов не мог так отпустить Афонова. Их встреча не была случайной. Морозов уже давно искал связи с людьми на заводе. О семье Афоновых ему сказал Кузьма Иванович Турубаров, а это была рекомендация надежная.
С минуту шли молча. Только снег поскрипывал под ботинками Морозова.
Константин в носках шел неслышно. Николай искоса поглядывал на своего спутника и первым возобновил разговор.
— Вот что, Костя, — сказал он, — хорошо, что мы с тобой встретились. Я подыскиваю таких ребят, как ты. У нас уже кое-что сделано.
Константин быстро взглянул на него.
— А это не вы с комендатурой расправились? — вдруг спросил он.
— Может, и мы, — Морозов заговорщицки улыбнулся и подмигнул Косте. И, видимо, от этой улыбки настороженность Константина растаяла. Почти у самого дома он вдруг сообщил Николаю о двоюродном брате.
Василия Афонова Николай хорошо знал по партийной работе. Частенько встречались они в Ростовском обкоме партии на различных совещаниях и семинарах. Бывал Николай по службе и у Василия в Матвееве Кургане. Афонов всегда нравился ему своей серьезностью, честностью и прямотой. Потому-то он так обрадовался, услышав, что Афонов пришел в Таганрог.
— Где он живет?
— Тут рядом. Через наш двор пройти можно.
Решив не откладывать встречу, Николай тут же пошел к Афонову. Василий встретил его так, словно давно ждал. Спать им в ту ночь не пришлось. Как всегда после долгой разлуки, разговорам не было конца. Уже далеко за полночь Морозов спросил:
— Что думаешь делать, Василий?
— Организую подполье, — не задумываясь, ответил тот. — В городе не в степи — можно действовать скрытно. Затем и пришел в Таганрог. А ты как мыслишь?
— Мыслю, что это правильно. Кое-что уже сделано. Правда, еще очень мало.
— С малого все большие дела начинаются. Говори напрямик.
Волевое лицо Василия чуть тронула довольная улыбка. Прищуренные глаза с хитринкой смотрели на Морозова.
— Есть у меня две молодежные группы, — сказал Морозов. — Это в основном комсомольцы. Вооружаемся понемногу...
