KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » О войне » Зоя Смирнова-Медведева - Опаленная юность

Зоя Смирнова-Медведева - Опаленная юность

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Зоя Смирнова-Медведева, "Опаленная юность" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Как я могу возвратить этот долг? Есть только один способ. Завтра последний обход. Начальник отделения сказал, что на передовую мне дорога закрыта. Что пройдет несколько месяцев, пока восстановится зрение в левом глазу. Но ведь за эти месяцы можно чему-либо [93] обучиться. Ведь кроме пулеметной есть и другие армейские специальности. А потом, бывают же, наверное, одноглазые охотники? Вот и я тоже буду...

Палатная сестра Зоя, рыжеволосая пухленькая девчушка, невероятной подтянутостью и напускной строгостью безуспешно пытавшаяся повысить свой «медицинский авторитет», придя поутру, не могла скрыть своего удивления. Я считалась в отделении одной из «трудных» пациенток. Со времени припадка почти ни с кем не разговаривала, грубила, по ночам не спала, а утром отказывалась подниматься. Но в тот день я встретила Зою улыбкой:

— Чем на завтрак побалуете, Зоенька?

Сестра от неожиданности чуть не уронила стакан с термометрами.

— Да опять, наверное, шрапнель с огурцом.

— Ну что ж, шрапнель — тоже каша. Каша перловая, самая здоровая. Ты не удивляйся, тезка, я просто здорово поумнела за эту ночь. О многом вспомнила. Хватит психовать. Теперь будем выздоравливать.

И действительно, с того дня и настроение и здоровье мое стало быстро выравниваться. А через две недели после очередного осмотра я получила приказ явиться в канцелярию госпиталя. Это означало, что лечению настал конец.

В справке, выданной мне госпитальным писарем, значилось: «Годна к нестроевой службе в тылу». Ниже рядом с большой круглой печатью было приписано: «Отпуск при части — десять дней». Но ни отправляться в тыл, ни отдыхать я не собиралась. У меня уже созрел четкий и, как мне казалось, безошибочный план.

Разыскав Парфентия Григорьевича Неустроева, я обратилась к нему с личной просьбой — помочь попасть на учебу, на какие-нибудь курсы младших командиров. И полковник, ничего не знавший о состоянии моего зрения, помнивший меня как умелую пулеметчицу, охотно написал записку начальнику пересыльного пункта, рекомендуя ему направить сержанта Медведеву на курсы командиров пулеметного взвода.

Последний день, последний обед в госпитале. На семи столиках — особенно чистые, прямо из прачечной, скатерти, самые щедрые порции мясного борща. Самые [94] пышные букеты цветов. Двадцать восемь солдат покидают «Воронежздрав».

Мы заходим в столовую. Рассаживаемся. И обычная, повседневная, не очень-то новая форма мгновенно отдаляет нас от остального, одетого в серую фланель или белые халаты, госпитального населения. Эта форма разом обрывает привычные связи, отодвигает куда-то на задний план сложившиеся симпатии.

Совсем не важно, что завтра на место ушедших двадцати восьми прибудут другие, а послезавтра — третьи. Как бы сильна и искренна ни была дружба, связывающая отъезжающих с теми, кто пока еще остается в госпитале, с этой минуты для любого из выписавшихся интереснее, важнее, дороже стали те, кто вместе с ними сегодня надел военную форму.

Кончен обед. Молча вышли из столовой во двор. Курящие свернули самокрутки подлиннее да потолще — чтоб продлить удовольствие. Откурились — до последней, жгущей пальцы, затяжки.

— Станови-и-ись!

Старший по команде, старший лейтенант Иван Самусев, по списку проверил людей, осмотрел шеренгу придирчивым командирским взглядом, сделал замечание Ивановой, которая еще утром была для него просто «милая Маша», щегольским жестом подняв палец, проверил, точно ли над переносицей находится звездочка сдвинутой набекрень пилотки.

— Нале-ево! Направляющий, ша-агом ар-рш!

Неправдоподобно яркое сочинское лето с буйной щедростью расцветило небо, землю и море. Тела полуголых мальчишек, бежавших рядом с колонной, напоминали шоколад. Счастливые мальчишки! Они не знают, что такое кирзовый сапог на резиновой подметке, они могут бегать босиком и даже купаться в море. А вот навстречу спешат две девушки, обе светловолосые, обе в легких цветастых платьях, под одним пестрым зонтиком.

Впрочем, разглядеть их как следует я не могу. От яркого солнца мой больной глаз уже не различает деталей, его застилают слезы. Вороватым движением руки, чтоб никто не заметил, я смахнула слезы. Пусть, ладно. В колонне можно идти и вслепую. А из строя меня вырвет только одно... [95]

На автовокзале, сверившись с расписанием и о чем-то потолковав с дежурным и пожилым старшиной, одетым в запятнанный соляркой комбинезон, Самусев отозвал нас с Ивановой в сторону.

— Вот что, девчата. Народу здесь — сами видите, а одних наших ребят на целый автобус хватит. Тут трехоска пойдет с горючкой, так мужчины на бочках — и до самого пересыльного. Пока отдохните, а через полчаса дежурный отправит вас автобусом, я договорился.

Уселись на скамейке, в тени стройных тополей. Но даже сквозь их густую листву нестерпимым зноем обжигало лицо, парной духотой окутывало тело под гимнастеркой. Напротив все время звенели стаканы, слышался веселый плеск воды. У тележки газировщицы — беспрерывная очередь.

— С сиропом, наверное, — негромко сказала я.

— Угу, — так же тихо подтвердила Маша и, потянув носом воздух, мечтательно добавила: — с вишневым. Только денег-то ни копеечки.

Чтобы как-то отвлечься, я пошарила по пустым карманам, вытряхнула на ладонь крошки от давно съеденного печенья, стала бросать их на асфальт, подманивая разгуливавших по площади голубей. Нахальный сизарь с воробьиной прытью перепорхнул к скамейке и, боком-боком подобравшись к самым ногам, стал склевывать крошки, задержавшиеся в складках грубой кирзы.

Тень, неожиданно упавшая на птицу, спугнула ее. Ошалело затрещав крыльями, сизарь штопором ввинтился вверх, едва не выбив из рук неслышно подошедшей пожилой женщины стаканы с пузырящейся, даже с виду ледяной газировкой.

— Ото ж бисова душа, лыдаща птыця! И мене перелякала. Пыйте, доченькы солдатыкы, хоть и некрынычна водыця, а по такому пеклу сойде.

— Что вы, спасибо, — попыталась запротестовать я, но продавщица не пожелала слушать никаких возражений.

— Та пыйте, пыйте. Що грошей у вас нема, то я сама бачу. Тикы у мене тоже ж двое такых. Сыночкы мои... — Она сунула нам в руки по стакану и быстро направилась назад — у тележки снова собралась очередь. [96]

Грубый голос объявил по радио посадку.

Начальник пересыльного пункта, майор-пограничник, решил нашу судьбу просто и справедливо. Прочитав записку Неустроева, он задал нам по нескольку вопросов, относящихся к устройству и действию пулемета, удовлетворенно хмыкнул, придвинул к себе бумаги.

— Под Севастополем вместе были? И в госпитале тоже? Ну и дальше вам в паре войну ломать. Обеих направим в Ейское пулеметное. С этой командой и доберетесь.

Однако дальнейшие события развивались совсем не так, как рассчитывал майор. Он еще не знал, что несколько часов назад группа немецких армий «Юг» начала большое наступление в направлении Ростов, Краснодар. [97]

Глава четвертая.

Сквозь вражеское кольцо

Я старалась не отставать от всех.

Роща приближалась какими-то неровными, лихорадочными скачками в тяжелом топоте сапог, хриплом, захлебывающемся дыхании давно не бегавших людей, в отрывистых взвизгах пуль, которые все время ложились где-то сзади. Гитлеровский пулеметчик-танкист был, видно, не очень опытен — ложбина скрадывала расстояние, суматошные длинные очереди шли в недолет.

Мы убегали от врага. Бежали без единого выстрела. Но если б кто-нибудь в эти мгновения вгляделся в лицо старшего лейтенанта Самусева, который длинными перебежками поднимался вверх по склону, его бы поразило выражение дерзкого, лихого веселья, почти торжества, в общем-то мало уместного в подобной ситуации. Наверное, поэтому Самусев старался держаться позади цепи, хотя быстрые фонтанчики пыли, поднимавшиеся среди пожелтевшей травы, подстегивали, заставляли бежать изо всех сил.

В этом странном, противоречивом чувстве гордости, пересилившей унижение и страх, была своя логика. Именно сейчас, в странные секунды бегства, бегства не [98] панического, а заранее запланированного, Самусев до конца ощутил себя командиром. Командиром, чей план, расчет, боевая хитрость оказались более совершенными, чем у врага.

Там, под Севастополем, в самые тяжелые часы, все было проще. Он всегда оставался подчиненным, он, пусть в жесточайшем бою, но обязательно был частью общего боевого механизма, ему не нужно было решать только одному и за всех. Здесь же, в этой приазовской степи, расчерченной негустой сеткой лесополос, именно он один отвечал за все и за всех.

Четыре часа назад наша команда была рассечена надвое, а попросту говоря, разогнана танками и автоматчиками стремительно продвигавшегося на юго-восток вражеского десанта. Сопротивление оказать мы не могли — только у Самусева да у бывшего летчика Георгия Нечипуренко, по ранению списанного в пехоту, было по нагану и по восемь — десять патронов. Однако о том, что у Нечипуренко имеется оружие, а сам он летчик, тогда, кроме Самусева, никто не знал. Да и трудно было мне или Ивановой выделить из семидесяти бойцов команды кого-либо.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*