Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники
Иногда мы ходили в кино, гуляли по улицам, бывало, что и в дождь, но при этом преимущественно молчали. Чувствами своими делились только в письмах.
Не так давно, после долгого перерыва, я получил от нее письмо уже здесь, на курсах. Сообщила, что эвакуировалась из нашего родного города, работает секретарем в сельском Совете на Алтае. С нею и брат…
15
В декабре нас вернули из прифронтового леса в город. Насупил наконец долгожданный день, когда экзамены остались позади и был оглашен перед строем приказ командующего фронтом о присвоении каждому из нас офицерского звания «младший лейтенант».
Вечером в нашу честь в городском театре был дан концерт. Бригада фронтовых артистов очень старалась. Мы тоже старательно аплодировали исполнителям «Синего платочка», «Вечера на рейде» и хорошеньким танцовщицам в гимнастерках и хромовых сапогах. А на следующий день нам выдали новые полушубки, и мы прошли строем по городу на железнодорожную станцию.
Лязгнули буфера. Капитан Самсоненко взял под козырек. Все, кто провожал нас, как бы поплыли вспять. Поезд медленно стал удаляться от тихого города с его старинным монастырем, за стенами которого мы провели почти четыре месяца. За это время на войне произошли великие перемены:
под Сталинградом наши войска окружили и теперь добивали трехсоттысячную группировку гитлеровцев.
На армейском сборном пункте нас не задержали. Еще менее продолжительной была аудиенция в штабе дивизии. Из землянки вышел офицер в меховой безрукавке, поздравил с возвращением в родную дивизию и объявил, как мы распределены по полкам. Я и другой новоиспеченный младший лейтенант, Тихонравов, получили назначение в один стрелковый полк. К сожалению, не тот, где мне довелось служить до откомандирования на учебу.
Зашагали вдвоем через лес, переполненный войсками и боевой техникой. Направление выдерживали, ориентируясь главным образом по ружейно — пулеметной стрельбе; с каждым нашим шагом она слышалась все отчетливее. Вышли на просеку с таким оживленным движением автомашин, саней, тягачей, что надо было ежеминутно сворачивать на обочину.
— Вовремя прибыли, — сделал вывод Тихонравов. — Большое наступление готовится.
Мы очень устали и проголодались. Ведь целый день на ногах. Собирались передохнуть и пообедать в дивизии, но, получив назначение, забыли и об отдыхе, и о еде. Все наши заботы сводились к одному: засветло найти свой полк.
— Еще немного — и мы дома, — вслух подбадривал себя Тихонравов.
— Дома будем, когда спустимся в окопы, — напомнил я.
— Ты что же, думаешь, нас прямо туда?
— А куда же? В гостиницу?
— Мы сегодня не меньше тридцати километров отмерили. С меня хватит. В полку лягу пластом, и пусть, если хотят, несут на носилках в батальон или роту, — продолжал бубнить Тихонравов.
Штаб полка мы нашли в таком месте, где как будто только что пронесся ураган чудовищной силы. Лес превратился в сплошной бурелом. Вековые сосны вывернуты с корнями. А у тех, что еще с тояли, были оббиты сучья, раздроблены стволы.
Я первым вошел в землянку начальника штаба. Там сидели два командира — склонились над картой.
— Младший лейтенант Гаевой! — представился я. — Прибыл с фронтовых курсов для дальнейшего прохождения службы.
Они оба оторвались от карты и с интересом рассматривали меня. Кто из них начальник штаба, я не знал. Подумалось, что тот, который постарше. Внешность его показалась мне смешной: огромные оттопыренные уши, маленькая голова, волосы вздыблены жестким ежиком. А глаза, как у Чулкова, — в них и суровость и вроде бы чго‑то похожее на доброту. Я не выдержал, улыбнулся ему.
— Чего улыбаешься? — спросил он строго.
Улыбка, конечно, была неуместной.
— Извините.
— Твои однокурсники, те, что прибыли сегодня утром, уже отправлены в госпиталь. А ты улыбаешься.
Он опять уставился на меня, будто прикидывая, что же мне можно доверить. Теперь‑то я понимаю, насколько непрост был этот вопрос. Ведь присланный в полк девятнадцатилетний офицер никем и ничем еще не командовал.
Сам, очевидно, тяготясь слишком затянувшейся паузой, начальник штаба сказал не без пафоса, что у полка, в котором мне предстоит служить, славная боевая история: в ноябре 1941 года он участвовал в параде на Красной площади и прямо с парада пошел громить немецко — фашистских захватчиков на ближних подступах к Москве.
Я промолчал о своем участии в параде и в последовавших затем боях.
Круто оборвав экскурс в историю, начальник штаба объявил:
— Назначаю тебя офицером связи. Будешь в моем распоряжении. Получи карту и завтра к началу артподготовки отправляйся в штаб соседнего полка для поддержания взаимодействия.
Меня такое решение огорчило. На армейском сборном пункте мне сказали, что буду назначен заместителем или даже командиром минометной роты. Не было бы для меня неожиданностью и назначение на должность командира взвода. А оказался вот офицером связи. Я еще не понял толком, что же мне предстоит делать, но расспрашивать об этом начальника штаба не посмел.
— Ну как? — набросился на меня Тихонравов, едва я вышел из землянки.
Мне не хотелось отвечать ему. Кивнул на дверь:
— Иди, гам ждут тебя. Только не улыбайся.
Тихонравов был постарше меня на год, до откомандирования на курсы служил наводчиком в минометной роте. Перед войной успел поработать в геологической партии и считал себя геологом. А в общем‑то, разницы между нами почти не было.
Вернулся от начальника штаба буквально через
минуту.
— Что так быстро? — удивился я.
— У меня характер покладистый: сразу согласился стать офицером связи. Объясни, пожалуйста, что это такое?
— А я откуда знаю?..
— Так тебе же растолковали.
— В двух словах.
— А мне ни слова. Сказали, что ты в курсе.
— Ладно, пойдем в комендантский взвод, там расскажу…
Вход в комендантскую землянку был завешен плащпалаткой. Сам комендант сидел у входа с автоматом на коленях. Встретил нас без восторга и пропустил в землянку только после того, как. мы сказали, что направлены сюда начальником штаба. Поинтересовался: не земляки ли? И назвал город, о котором мы никогда не слыхали.
В углу на нарах лежал человек в шинели, но без погон. Чуть позже мы узнали, что это старший лейтенант, приговоренный военным трибуналом к расстрелу за то, что в самый разгар боя его не оказалось в роте, которой он командовал. Поминутно оправдывался: «Сам не знаю, как вышло…»
Послышалось завывание снаряда и близкий разрыв. За ним последовали второй, третий…
— Пошел долбить, — флегматично сказал комендант. — Теперь на всю ночь.
С наступлением темноты, по его словам, здесь неизменно повторяется одно и то же: противник начинает обстрел расположения штаба полка.
Опять заговорил осужденный. Сразу после суда он обжаловал приговор и надеялся, что расстрел будет заменен штрафным батальоном. Говорил об этом как бы сам с собою, но, конечно, хотел услышать, что думаем по этому поводу мы.
— Хватит, помолчи, — прервал его комендант. — Раньше надо было думать, чего творишь. Если каждый станет убегать с поля боя, что из этого выйдет?..
Меня поражала жесткость и будничность разговора с приговоренуым к расстрелу. В то же время подумалось: «А ведь и я не сочувствую ему. Не могу сочувствовать! Потому что по вине этого офицера погибли, наверное, десятки доверенных и доверившихся ему людей».
С этой мыслью я и уснул. А рано утром, еще в полутьме, мы с Тихонравовым пошли к'походной кухне за завтраком. Стали с котелками в очередь. Впереди нас было человек пять. Кухня располагалась близко от того места, где всю ночь да и теперь рвались снаряда. Все посматривали туда с опаской, а повар не спеша помешивал суп в котле. Ко1да разрыв оказался совсем близко, кто‑то выругался:
— Черт! Прямо под ноги бросает.
— Знает, куда в эту пору бросать надо, — спокойно отметил повар.
— Ты наливай побыстрее! — прикрикнули на него.
— Не торопись, успеешь.
— Как сказать. Можно и не успеть. А натощак умирать не хотелось бы…
После завтрака мы получили у помощника начальника штаба карты и разошлись в разные стороны. Я пошел к соседу слева, Тихонравов — к соседу справа, в полк, где я служил когда‑то.
Командный пункт я нашел метрах в пятистах от переднего края. О своем прибытии доложил начальнику штаба. В его блиндаже собралось много офицеров. Здесь же находился и командир полка.
Беспрестанно пищали телефоны. Напряженно работали радисты. Я прислушивался к докладам и распоряжениям, стараясь таким образом вникнуть в обстановку.
Минут за пятнадцать до начала артподготовки вышел из блиндажа. На высокой сосне увидел площадку из жердей, обложенную мешками с песком. Там сидел наблюдатель. К нему тянулись телефонные провода. Саперы прилаживали к сосне приставную лестницу — для начальства.
