Николай Бондаренко - Летим на разведку
…Позади двое суток пути. Остановив на окраине Симферополя машину, старший лейтенант говорит мне:
— Дальше подвез бы, да не могу. У вас другой маршрут. Чем можно было помог вам. Теперь идите на северную окраину города — там все машины едут на Джанкой.
— Хорошо. Спасибо. Тут уже нам до дома рукой подать.
Наконец мы добираемся до деревни Веселое.
А вот и аэродром и стоянка самолетов третьей эскадрильи нашего полка. На ней все замерло. Техники стоят у самолетов и молча рассматривают нас.
— Здорово, техмоща! — поднимаю кверху руку. Молчание.
— Вы что, перловой каши объелись и своих уже не узнаете?
Они быстро подходят и, узнав нас, бросаются обнимать.
— Коля, дорогой, вчера нам приказ Хрюкина зачитали… Мы вас уже похоронили, — говорит Георгий Долгопятов. — В приказе так и сказано: «Самолет правого ведомого лейтенанта Бондаренко был сбит и упал в море…»
— Ну что ты, Жора? Если из мертвых ожили — значит, долго жить будем.
Идем в столовую. Я вижу, что летчики, штурманы и стрелки-радисты стоят у ее входа и о чем-то разговаривают. Еще издали я узнаю высокого, на две головы выше всех ростом, стройного, как тополь, Александра Пронина. Подходим ближе — узнаю других ребят. Вижу, что и они нас заметили. Прекращают разговоры, всматриваются, а затем что есть силы бегут к нам. Сашка Пронин подбегает первым. Он с разбегу крепко обнимает меня и целует.
— Ребята!.. Пришел… Колька, пришел!.. — взволнованно повторяет он.
Опустив голову, мы все медленно идем и говорим об экипажах Вишнякова и Болдырева. Уже прошло трое суток, но не проходит боль от столь тяжелой утраты. Такой потери после гибели экипажа Генкина в нашем полку еще не было.
Подходим к командному пункту полка. У входа стоят Валентик и Чучев. Докладываю Чучеву о прибытии и обо всем, что знаю. И Чучев и Валентик хмуро слушают меня. По выражению их лиц определяю, что они очень тяжело переживают гибель экипажей Вишнякова и Болдырева. Чучев посмотрел на меня потеплевшим взглядом и сказал:
— Похудели вы сильно, товарищ Бондаренко…
— Не знаю, товарищ гвардии полковник… Трое суток мы добирались, естественно, на «подножном» довольствии… но главное не в этом. Обидно, что погиб наш комэск.
— Не падайте духом. Война. Без потерь не обойдешься… — Чучев помолчал и уже решительно добавил: — За смерть товарищей будем мстить. Посмотрим, возможно, ваш экипаж мы пошлем в дом отдыха.
— Я хочу завтра же лететь на задание, товарищ гвардии полковник.
— Вам надо сделать перерыв. На задание есть кому лететь. Товарищ Пронин, проводите экипаж Бондаренко в столовую. Пусть позавтракают, распоряжается Чучев.
— Тяжело… — в раздумье нарушил я молчание. — Закончится война, весна будет сменять зиму, будет зеленеть трава, будут цвести сады, все будет, а Вишнякова — нашего бати — не будет. В его гибели есть наша вина… Сбили бы «фоккер», возможно, он и посадил бы машину.
— Сбили бы… Поди сбей! Командующий армией строго наказал истребителей прикрытия. Но что толку! — возмущается Пронин, не замечая, что ковыряет вилкой скатерть.
— Хрюкин знал Вишнякова лично. В его приказе так и говорится: «… в результате ротозейства истребителей прикрытия погиб замечательный командир эскадрильи Вишняков», — дополняет сказанное Прониным Угаров.
— Вишняков — пикировщик первого класса. Уж как, бывало, положит Евгений Сергеевич машину в отвесное пике — убегай фашисты на тот свет!.. — замечает Таюрский.
— За экипаж Вишнякова отомстим гадам. — Угаров поднял кулак и решительно опустил.
— Само собой разумеется, Коля!..
Через трое суток прибыл со штурманом Василием Дегтярем и раненым стрелком-радистом Федором Комаровым командир звена Болдырев.
Но все еще не хочется верить, что никогда уже больше не вернется к нам всеми любимый экипаж Вишнякова. Все мы тяжело переживали эту потерю. А механик по спецоборудованию гвардии старший сержант Леонид Павлович Утробин выразил нашу общую боль в стихотворении. Приведу некоторые строки.
Немало фрицев полегло
От бомб комэска Вишнякова.
В пургу, и в слякоть, и в туман
Летал бесстрашный капитан,
Водил девятки «петлякова».
Он повседневно нас учил
С врагами мастерски сражаться.
Он лучше всех всегда бомбил
И группы лучше всех водил
Таким мы знаем сталинградца.
И, даже раненный в бою.
Он не покинул поле боя.
Забыть героя нам нельзя,
Так поклянемся же, друзья,
Что отомстим за смерть героя!..
Мы славу нашу пронесем
На крыльях грозных «петлякова».
Везде и всюду в нас живет
И нас на подвиги зовет
Бессмертный образ Вишнякова!
9 мая, в день освобождения Севастополя, я вспомнил о кадрах кинохроники, которые видел в начале 1943 года в кинотеатре.
…Под разрывы снарядов последний советский солдат ооставляет город. Демонстрация кинофильма заканчивается. В зале зажигается свет. А диктор властно произносит:
— Мы вернемся к тебе, Севастополь!..
И мы вернулись! 9 мая 1944 года город славы русского оружия Севастополь был освобожден.
12 мая фашисты сброшены в море — освобожден весь Крым. За это отданы труд, кровь, жизнь и авиаторов 135-го полка. Фашистские танки, самоходки, самолеты, лес стволов зенитных орудий — они могли бы стать экспонатами для экскурсий по местам нашей боевой славы, а кое для кого — грозным предостережением!..
* * *…После недельного пребывания в доме отдыха (комдив Чучев сдержал свое слово) чертовски хочется в свой полк.
И вот мы дома. За это время в наш полк пришло пополнение. Прибыли командир эскадрильи капитан Попов и два молодых летчика — Беляев и Еремеев.
Пронин, проверив технику пилотирования Беляева и Еремеева, тренирует их в выполнении группового пикирования. Прямо сказать, пикируют ребята здорово! Наши летчики с восхищением смотрят на крутые ястребиные горки, когда звено Пронина стремительно взмывает в зенит после атаки. Стрелок-радист Алексей Зубенко по-украински заключает:
— О, цэ парубкы! Дэржаця за ведучого, як бис за грешную душу!
Сегодня на аэродроме Веселое царит оживление. У нас очередной праздник. Заместитель командующего армией генерал-лейтенант авиации Самохин вручает нашему полку гвардейское Знамя. Преклонив колено, командир от имени личного состава дает клятву высоко нести звание гвардейца, еще сильнее громить фашистскую орду.
Мы дружно повторяем эти священные слова. Затем полк торжественным маршем проходит мимо Знамени, под которым воины будут сражаться до окончательной победы над фашизмом.
А через несколько дней к нам из Таганрога прибывает делегация во главе со вторым секретарем горкома партии товарищем Ткаченко. Делегаты вручили авиаторам части самолет Пе-2 («Таганрогский пионер») — подарок пионеров и школьников. Молодцы ребята! По решению командования летать на этой машине будет Петр Моисеев.
В торжественной обстановке делегация Таганрога вручает свой подарок экипажу Моисеева, а затем товарищ Ткаченко просит командира дивизии показать, как «Таганрогский пионер» летает.
Чучев дает разрешение на пробный вылет. Петя Моисеев лихо запускает моторы и выруливает машину на бетонированную полосу.
Взлет. «Пешка» проходит над аэродромом несколько раз на бреющем и идет на посадку. Моисеев, конечно, волнуется (не каждый день у него такое!) и при посадке допускает огромного «козла». Видя эту картину, молодая артистка член делегации — не вытерпела, подошла к Валентику и мелодичным голоском спрашивает:
— Почему наш самолет при посадке так прыгает?
— Это Моисеев шасси испытывает на прочность, — не растерялся Валентик.
— Что-что?
— Как вам понятнее сказать?.. Моисеев проверяет прочность колес. Задание такое дал я ему…
— О, это хорошо, — сказала она.
Потом, когда мы сидели в землянке и беседовали, командир звена Харин вдруг спросил Моисеева с явной иронией:
— Петюня! Расскажи, как ты испытывал на прочность шасси своей новой машины?
— Хлопцы! Да не шасси он испытывал. Просто при посадке загляделся на красивую артистку! — шутит штурман Володя Пеший.
— Ну, Крючок, подколол! — вместе со всеми добродушно смеется Моисеев.
…Герой Советского Союза генерал-полковник Т. Т. Хрюкин назначен командующим 1-й воздушной армией, которая входила в состав 3-го Белорусского фронта. Он добивается перевода туда нашей 6-й гвардейской дивизии. Мы, летчики, очень рады такому решению: по-прежнему будем воевать под руководством своего любимого командарма.
И вот дивизия Чучева готовится к перебазированию на 3-й Белорусский фронт, аэродромы Боровское и Шаталово.
Вылетаем 30 мая. Позади Крым и Сиваш. Под крылом Геническ, затем Мелитополь, Запорожье, Днепропетровск… И особенно дорогие сердцу селения Акимовка, Терпение, Михайловка на левобережье Днепра.
